– Боюсь, ты права. Как всегда. Я просто растерялась. Не думала, что это будет так…
– Внезапно? – подсказала Селия. – Да, признаться, меня и саму немного удивило, что газеты чересчур громко трубят о твоей с Локвудом связи. Так, словно кто-то за этим стоит. Но не забивай себе голову подобными глупостями. Все объясняется просто: жерновам сплетен все время требуется новое зерно. Хочешь, помогу тебе с прической?
Вопреки собственным опасениям Лаура блестяще справилась с ролью. Зал встретил ее бурей оваций. Лаура раскланялась, озорно подмигнув публике. Это вызвало новый шквал аплодисментов. Такое внимание ей польстило, хотя в глубине души она знала: зрители приветствуют не актрису Лауру Ланкастер, а любовницу самого лорда Локвуда. И все же столь теплый прием приятно взволновал ее.
– Но вы же не покинете нас теперь, когда у вас появился такой покровитель, милая Лаура? – заслонив ей дорогу и искательно заглядывая в глаза, спросил Роско Трогмортон.
Лаура торопилась домой. Она устала от всех переживаний минувшего дня. Ей хотелось побыть одной.
– Нет, я отыграю в этом спектакле, пока его не снимут с репертуара.
– Славная девочка, вот уж спасибо так спасибо! – расцвел Роско.
– Но у меня есть одно условие.
Улыбка на физиономии «чучела» тут же погасла, уступив место глубокой озабоченности.
– Сколько?
– Шиллинг в неделю каждому из актеров сверх условленной платы.
Роско почесал затылок, провел ладонью по подбородку и… нехотя кивнул.
Лаура улыбнулась победной улыбкой и прибавила:
– И мы скрепим это соглашение нашими подписями на соответствующем документе.
Роско совсем сник, но согласился и на это.
Спектакль, в котором была занята Лаура, значился в репертуаре вплоть до сочельника. Ее товарищи по сцене получат ощутимую прибавку к жалованью. Неплохой рождественский подарок. Она улыбнулась, ставя ногу на ступеньку изящного тильбюри, но тут ее осенило: еще две недели, и она останется без работы, если не считать должности мнимой любовницы Локвуда. Должности позорной, хотя и щедро оплачиваемой.
Бекки, как всегда, встречала ее на пороге дома.
– У вас гость, мисс, – сообщила она, помогая Лауре раздеться. – Я провела его в гостиную.
– Вот как. И кто же это? – Ей стало трудно дышать, к щекам прилила кровь. Она почти знала ответ…
– Малькольм.
Лаура разочарованно вздохнула.
– Подашь нам туда чай.
– Слушаюсь, мисс.
Он поднялся с полупоклоном и сделал несколько шагов ей навстречу.
– У вас очень мило, мисс Ланкастер.
– Благодаря вашим заботам, сэр. Прошу садиться.
Сама она уселась напротив него и придвинулась поближе к камину. Малькольм благодарно улыбнулся и продолжил:
– Граф весьма доволен вашей… игрой. Прошлым вечером вы сумели показать себя с наилучшей стороны.
– Я честно и старательно выполняю условия нашего соглашения. Но неужели вы покинули дом его светлости в такую непогоду только для того, чтобы похвалить меня за актерское мастерство?
– О нет, у меня есть к вам еще одно дело. Его светлости вскоре снова понадобятся ваши услуги. Будьте готовы сопровождать лорда Локвуда через три дня, в вечернее время, куда он пожелает.
– Он поручил вам известить меня об этом? Так вы ради этого приехали? – В голосе Лауры слышалось неподдельное изумление. На щеках секретаря заиграл румянец досады.
– Нет-нет, мисс Ланкастер, – со свойственной ему невозмутимостью возразил он. – Такое поручение смог бы выполнить и мальчик-рассыльный. Мне же доверено было передать вам подарок. – Он вынул из кармана черную бархатную коробочку. – Наденьте это украшение, когда его светлость приедет за вами в своей карете. Но не сюда, а к вашему театру, после спектакля. Да, и не забудьте сказать своему кучеру, что вечером его услуги не понадобятся.
Поколебавшись, она открыла коробочку. Внутри оказалась нитка жемчуга. Лаура бережно вынула ее и вдруг заметила посреди жемчужин маленькую розу, искусно выточенную из слоновой кости. Пальцы ее слегка дрогнули.
– Полагаю, роза Ланкастеров? – сказал Малькольм.
– Вряд ли, – с улыбкой произнесла Лаура, рассматривая ожерелье. – Помнится, белая роза была символом сторонников Йорков, а гербом рода Ланкастеров служила алая.
Ей показалось, этот цветок что-то значил для самого Джулиана. Но что? Ах, не все ли равно! Главное, через три дня она снова его увидит!
Пожилой лакей Крэнфорд неодобрительно поглядывал на своего господина, бреющегося у зеркала. Где это видано, чтобы его светлость брал на себя обязанности камердинера? Что же до самого Джулиана, то он предпочитал лично орудовать острой бритвой с тех самых пор, как заметил, что у старика Крэнфорда стали дрожать руки, да и зрение оставляло желать лучшего. Не хватало еще, чтобы он нечаянно полоснул его по горлу! Джулиан не мог доверить церемонию бритья кому-либо другому из не слишком многочисленной челяди. Это значило бы смертельно обидеть старого слугу, преданного ему до глубины души.
– Ваш теплый плащ я как следует почистил. На нем ни пылинки, – сопя, доложил Крэнфорд. – И панталоны отутюжил. Туфли блестят как зеркало.
Джулиан с трудом сдержал усмешку. Старый слуга произнес это так церемонно и напыщенно, что сразу сделалось ясно: он по-прежнему не мог смириться со столь грубым попранием своих законных прав камердинера, ведь его господин вот уже несколько месяцев брился сам. Джулиана всегда забавляло, какими величайшими снобами казались лакеи английской знати.
Но вот мысли его обратились в иное русло. Он вспомнил поцелуй, который ему удалось вырвать у юной мисс Ланкастер. Она вздрогнула от испуга и неожиданности. Так талантливо не смогла бы сыграть даже самая опытная служительница Мельпомены. А как она ответила на его поцелуй! Искренне и пылко, но весьма неумело… Что же за всем этим кроется? Он хотел получить ответ на этот вопрос нынче же вечером, снова предъявив свету свою «возлюбленную», тем самым закрепив первоначальный успех авантюры, затеянной с подачи Малькольма.
Быстро покончив с туалетом, он вышел во двор, где его уже дожидалась карета. Слегка подмораживало. Кирпичи, которыми он надеялся согреть озябшие ноги, успели уже остыть. Пришлось приказать Чарлтону принести другие, погорячее, а уж потом ехать к театру. Он приехал к самому концу представления, как раз вовремя, чтобы полюбоваться изящным поклоном, каким пастушка в короткой юбочке и чулках телесного цвета благодарила публику за аплодисменты.
Ягненок, с которым она выходила на сцену, уже вырос настолько, что она с трудом удерживала его в корзинке. Уходя за кулисы, Лаура теперь, как правило, не несла его на руках, а ловко подгоняла вперед при помощи пастушеского посоха. И сама роль ее несколько изменилась – в ней прибавились слова.
– Если бы реки вдруг обмелели, а плодовые деревья обратились в ели, то что бы мы с вами пили и ели? – спрашивала она, задумчиво проходя вдоль рампы. И затем бойко отвечала сама себе: – Разумеется, померли бы с голоду, кабы не добрые господа, которые одной рукой бросают пенни на нужды бедных, а другой у тех же самых бедняков утаскивают шиллинг.
Публика встретила это высказывание ревом одобрения. Джулиан усмехнулся, догадываясь, кого она имела в виду, нисколько не сомневаясь, что эти слова включены в текст роли отнюдь не драматургом.
Входя в гримерку, которую Лаура по-прежнему делила с Селией Картерет, он все еще продолжал улыбаться.
– Милорд, – потупилась Лаура. – Вот неожиданность!
– Дайте-ка мне эту будущую отбивную. Вам самой тяжело его удерживать.
Лаура с готовностью протянула ему ягненка.
– Ее зовут Феба. И она голодна…
