глаз мужчин она сама.
Затем присутствующие обменялись велеречивыми приветствиями и комплиментами. Гречанка шепотом переводила Олимпии все речи, низко наклонившись к ее уху и не смея поднять глаза на министра султана. Олимпия услышала, что ее здесь величают не иначе как досточтимой принцессой Ори-енса и всего христианского мира, пользующейся любовью народов, населяющих пространства от Китая и Индии до Фолклендских островов, дочерью покорителей Франции, сестрой королей Англии и кузиной лордов всей Европы. Шеридана же слуги министра назвали спасителем султана, господином его океанов, гонителем его врагов. Знаменосцем его штандарта, шествующим по просторам земли, пророком Аллаха, другом бедняков и грозой предателей. Затем им дали понять, что они здесь желанные гости, что их появление здесь благословил сам Аллах, а перечень их достоинств и заслуг необъятен, как сама земля. Олимпия также узнала, что ее красота затмевает свет луны, звезд и других небесных светил, а славные подвиги Шеридана будут воспевать десять поколений потомков.
После того как была выражена общая надежда на то, что оба гостя проживут по меньшей мере еще тысячу лет, их наконец оставили в покое и разрешили удалиться в отдельный шатер, где они смогли приступить к обеду.
В общей сложности на стол было подано тридцать два разных блюда. Не успели их убрать, как на кораблях загрохотали пушки, и раздались приветственные крики толп народа, собравшегося у ограды сада. Когда прозвучал второй залп салюта, прокатившийся эхом по всей бухте, Шеридан и Олимпия вышли из шатра и увидели, как из-за ближайшей горной гряды, выступающей в море, выплыла лодка султана, покрытая позолотой, с серебряными веслами, сверкавшими па солнце.
Из шатра, стоявшего у ступеней, спускавшихся к воде, вывели белого арабского скакуна; таких прекрасных копей Олимпия никогда в жизни не видела. На нем была драгоценная упряжь, блестевшая золотом и многоцветными камнями. В тот момент, когда лодка султана коснулась берега, несколько рядов высоких пажей в тюрбанах, украшенных павлиньими перьями, загородили обзор Шеридану и Олимпии.
— Это сделано для того, чтобы уберечь великого султана от дурного глаза, — шепотом сообщила гречанка Олимпии.
Наконец они увидели султана, медленно продвигавшегося верхом на белом арабском скакуне иод громкие приветственные крики войск и оглушительные вопли толпы.
Олимпию предупредили, что султан не сразу примет их, а сначала удалится в свой шатер, чтобы отдохнуть там в течение продолжительного времени. Однако буквально через несколько минут после того, как великий Махмуд исчез в самом большом и роскошном шатре, за Олимпией и Шериданом явился чернокожий евнух. Кто-то торопливо набросил на голову девушке прозрачный шарф — средство предосторожности от дурного глаза чужеземки, и их ввели в шатер Махмуда, султана всего подлунного мира.
На фоне восточной роскоши и великолепия сам Махмуд выглядел очень скромно. Он был одет в военный мундир европейского покроя, брюки и сапоги со шпорами, какие носил фельдмаршал Веллингтон. Единственным украшением его наряда был бриллиант, сверкавший на синей феске султана. Он встретил гостей, стоя перед своим тропом, представлявшим собой просторное кресло с мягкой обивкой и подушками. Махмуд не был высок ростом, в его фигуре не ощушалось ничего величественного, он, пожалуй, был немного старше Шеридана. Кроме него, в шатре находилось только двое вооруженных слуг.
Махмуд несколько секунд молча смотрел па вошедших карими глазами. У него были тонкие черты липа и такие темные волосы и брови, что цвет лица казался неестественно бледным. Олимпия не знала, как ей быть: следовало ли ей поклониться, пасть на колени или продолжать молча стоять перед султаном. Но тут он сам, издав низкий гортанный крик, быстрым шагом устремился к ним и заключил Шеридана в крепкие объятия. Похлопав его по плечам, Махмуд горячо расцеловал своего бывшего раба. Затем, отступив на шаг, но все еще держа Шеридана за плечи, он обнажил в улыбке белоснежные зубы и сильно тряхнул гостя. Никто до сих пор не проронил ни единого слова. Махмуд беззвучно плакал, слезы катились по его гладким белым щекам и редкой бородке клинышком.
— Друг мой! — воскликнул он наконец хрипловатым голосом, произнося английские слова с сильным акцентом.
Шеридан прижал правую руку к сердцу и поклонился. Махмуд улыбнулся и вернулся к трону. Сев, он кивком головы указал на скамью, стоявшую у его ног. На этот раз Шеридан подчинился и сел на указанное ему место.
Олимпия продолжала стоять, чувствуя себя очень неловко. Махмуд взглянул на нее, хлопнул в ладоши и что-то сказал одному из слуг. Девушку подвели к Шеридану и посадили рядом с ним на ковер. Гречанка стала на колени за ее спиной.
— Я переведу вам все, что здесь будет говориться, мадам, — прошептала она.
— Прошу вас, скажите султану, что я очень благодарна ему, — попросила Олимпия.
Гречанка дрожащим голосом произнесла несколько фраз. Махмуд улыбнулся и о чем-то спросил Шеридана.
— Он спрашивает, принадлежите ли вы покорителю морей, мадам, — прошептала переводчица.
Шеридан ответил утвердительно, повергнув тем самым Олимпию в полное замешательство.
— Можно мне взглянуть на нее? — спросил Махмуд.
И только когда Шеридан поднял с лица Олимпии шарф, она догадалась, что именно его Махмуд назвал покорителем морей.
— Утренняя роза, — промолвил Махмуд. — Жемчужина. Она прекрасна, ее щеки словно бутоны, а волосы как цвет зари. Покоритель морей всегда хорошо разбирался в женской красоте.
Олимпия почувствовала, что краснеет.
— Я согласен принять твой подарок, — переводила гречанка слова султана. — Она доставит мне истинное наслаждение.
Олимпия испуганно взглянула на переводчицу.
— К несчастью, при всем моем почтении к тебе я не могу отдать ее, — ответил Шеридан по-турецки, и гречанка тотчас же перевела его слова Олимпии. — Мы женаты.
Махмуд недовольно поморщился. Ответ Шеридана, по- видимому, озадачил его.
— Я явился с пустыми руками, — ответил Шеридан. — Мне принадлежит только воздух, которым я дышу, и больше ничего.
В шатре воцарилось молчание.
— Ты, как видно, не стал богаче с тех пор, как покинул меня.
— Нет, не стал. Махмуд улыбнулся.
— Ты правильно сделал, что вернулся. У меня есть работа для тебя, за которую ты получишь хорошее вознаграждение.
Шеридан промолчал.
— Скажи ему, что ты сопровождаешь меня в Рим, — шепнула Олимпия Шеридану.
Но он даже не взглянул на нее, продолжая хранить молчание.
— Я потерял много кораблей и моряков в сражении при Наварино, — продолжал султан. — И по воле Аллаха мне представляется счастливый случай для того, чтобы провести реформы на флоте, я хочу перестроить его на английский лад. Ты поможешь мне в этом, будешь наблюдать за строительством новых кораблей и обучишь командный состав моего флота морскому делу и основам военной стратегии. Я сделаю тебя великим адмиралом.
Олимпия перепугалась, что Шеридан останется здесь, в Турции, и вскочила на ноги.
— Скажи султану, — обратилась она к переводчице, — что Шеридан уже является адмиралом военно-морского флота Ориенса и потому не может пойти на службу к султану.
Гречанка от ужаса потеряла дар речи.
— Скажи ему это немедленно, — настаивала Олимпия. Девушка быстро заговорила еле слышным голосом и, замолчав, отбила несколько земных поклонов.
— Она перевела ему мои слова? — спросила Олимпия у Шеридана.
Тот метнул в ее сторону сердитый взгляд.
— Да, — бросил он ей, — да садись же ты, черт бы тебя побрал!
Олимпия снова уселась не спеша на роскошный ковер, не спуская глаз с Махмуда. Она пялилась на него не потому, что считала себя особой королевского рода, принцессой Ориенса и прочее и прочее. Нет, Олимпия просто надеялась навести на султана порчу своим дурным глазом.
— И еще скажи ему… — снова начала она.
— Олимпия, — тихо сказал Шеридан, не глядя в ее сторону, — ты видишь стражу?
Она посмотрела на охранников, стоящих по обеим сторонам от трона с бесстрастными липами; их обнаженные кривые сабли тускло поблескивали в полумраке шатра.
— Стоит только султану взмахнуть рукой, — продолжал Шеридан спокойным тоном, — и наши головы вынесут отсюда в серебряных чашах.
Олимпия закусила губу и снова взглянула на молчаливых стражников. Внезапно она вскинула подбородок и опять обратилась к переводчице:
— Скажи ему, что я не хочу оскорблять его, но я — принцесса, и, если он прикажет казнить меня, разразится международный скандал.
Гречанка, путаясь и заикаясь, что-то пролепетала по-турецки.
Махмуд криво усмехнулся в свою подстриженную бородку и произнес несколько слов.
— Он говорит, что мадам напоминает ему его мать, — прошептала переводчица на ухо Олимпии.
— Благодарю вас, — громко промолвила та. Махмуд засмеялся.
— Покоритель морей взял себе в жены настоящую львицу. У меня много сестер и дочерей, — продолжал он. — Я подарю тебе одну из них, пусть грызутся и оставят тебя в покое, чтобы ты мог мирно покуривать свою трубку, не слушая их вздора.
Олимпия застыла на месте, а Шеридан постарался осторожно ответить Махмуду, обходя стороной опасную тему:
— Ты напомнил мне о том, как я постарел, Махмуд. Неужели твои дочери стали совсем взрослыми?
— Да, у меня очень красивые дочери. А у тебя нет детей?
— Нет. Я бездетен.
Махмуд бросил
