чувствовала возбуждение. Эльвина представляла, как руки Филиппа касаются ее тела, ласкают там, где ей всего приятнее. Должно быть, она рождена развратницей, ибо рука ее сама коснулась золотистого треугольника, и Эльвина задрожала от прикосновения собственных пальцев.
Рычание, донесшееся со стороны входа в шатер, вспугнуло Эльвину, она юркнула под покрывало и только потом подняла глаза на Филиппа, глядящего на нее с откровенной похотью.
— Филипп! Ты испугал меня.
— Ты прирожденная шлюха. — Он приподнял ее за волосы, чтобы прижать к своим губам.
Эльвина обвила руками мощную шею Филиппа, прижалась грудью к его груди. Губы его вновь воспламенили в ней тот огонь, что угас было при его появлении, и Эльвина ответила на его поцелуй.
Филипп навалился на нее всей своей тяжестью.
— Шлюха, — хрипло пробормотал он, вновь жадно приникнув губами к ложбинке между грудей и немилосердно сминая нежную плоть.
Эльвина едва не закричала от боли. С каким удовольствием она ответила бы ему тем же. Извиваясь под ним, она схватила рубашку за края и резко рванула вверх. В тот миг, когда Филипп прикусил ее сосок, она выгнулась, потащив рубашку на себя.
Филипп сердито смотрел на Эльвину, упираясь ладонями в мех по обе стороны от ее головы.
— Если ты этого хочешь, маленькая негодница, не останавливайся, снимай все.
Одним движением она стянула с него рубашку.
— Иди ко мне, негодница, — хрипло пробормотал Филипп, опрокинувшись на спину и раздвигая ее колени.
Эльвина вспыхнула, но огонь внутри ее требовал нового топлива, и эта новая поза, верхом у него на коленях, возбудила ее еще сильнее.
Придерживая Эльвину так, чтобы она не могла увернуться, Филипп накрыл ртом ее сосок. Она корчилась, извивалась в его объятиях, желание требовало утоления, и Филипп давал ей возможность делать то, чего она хочет.
С губ Эльвины сорвался радостный крик: она взяла его в плен и крепко сжала внутри себя. Теперь они слились в одно целое, и Филипп был в ее власти. Она оставалась свободна, и эта свобода щедро одарила ее, дав обоим то наслаждение, которого доселе они не получали.
Прошла, казалось, целая вечность. Филипп наконец приподнялся на локте, и Эльвина недовольно заворчала: ей не хотелось расставаться с ним.
— Филипп, ну не надо.
— Разве я не говорил тебе, что лучше не бороться со мной?
— Тогда зачем ты заставил меня бороться с тобой сейчас? — с любопытством спросила она. — Я бы сделала все, что ты захотел, и по своей воле.
— Ты боялась меня, а там, где страх, удовольствия мало. Сейчас ты боролась со мной и победила. Может, в следующий раз ты будешь меньше меня бояться.
Эльвина почувствовала, как горячая волна пробежала по телу. Тепло благодарности. Филипп удивил ее. Она никак не ожидала такого тонкого понимания от сурового воина. Мужчины, особенно такие, как Филипп, привыкли брать то, что хотели, не слишком заботясь о том, что чувствует женщина. И все же он понял страх Эльвины и добился ее победы над страхом единственным известным ему способом — через гнев.
Эльвина улыбнулась, пробежала пальцами по его лицу и почувствовала, как от ее ласк исчезает напряженность.
Им много предстояло узнать друг о друге. Возможно даже, они сумеют насладиться своей долей счастья и не все еще потеряно. Она всего лишь господская шлюха, но где сказано, что она не имеет права получить радость от того, что предлагает ей жизнь?
Глава 11
Жизнь, конечно, не напоминала цветущий сад, иногда на солнце набегали тучи, но в целом все обстояло лучше, чем Эльвина могла бы надеяться. Вот так все и сложилось бы между ними, не вмешайся Марта. «Жизнь прекрасна», — думала Эльвина, прижимаясь к Филиппу перед тем, как распрощаться с ним на весь день. Всякий раз, когда он вот так обнимал ее, кровь ее начинала бурлить, сердце билось чаще, и все повторялось вновь, когда он вечером возвращался в шатер. Эльвину тянуло к нему, как мотылька к огню, и она понимала, что очень скоро опалит свои крылья. Но это «скоро» еще не наступило, а Эльвина предпочитала жить настоящим.
Филипп отпустил ее и, усадив на кровать, вышел из шатра. Она знала, что он с нетерпением ждет конца затянувшейся осады. Увы, Филипп не был сам себе хозяином: снять осаду и начать штурм можно было лишь по приказу короля, а команды штурмовать все не приходило. Прошли сорок пять дней, которые по закону вассалы должны были служить у Филиппа, и он отпустил их по домам. Лучшим воинам Филипп заплатил, чтобы они остались подольше, а воины, находившиеся на службе у самого короля, оставались в лагере, потому что так приказал им Генрих. Ров осушили, подкоп был почти завершен, а они все медлили. Эльвина обвела взглядом лагерь, вот уже месяц дававший ей приют, и улыбнулась, как в старое время.
Она устроилась в тени шатра, расправив складки нового платья из роскошного розового шелка. Эльвина, Тильда и Элис вместе сшили его из отреза, подаренного ей Филиппом, и этот сюрприз был лишь одним из многих. Последние недели Филипп не уставал баловать ее. Эльвина встряхнула и расправила новые шелковые простыни, измятые после очередной бурной ночи.
Филиппу нравилось видеть на ней красивые вещи. Эльвина улыбнулась, вспомнив тот вечер, когда он принес ей голубой наряд, в котором она танцевала для него в ту злополучную ночь.
Эльвина прислонилась к столбу, вспоминая тот вечер и ту ночь. Гаремный наряд и золотое кольцо — вот все, что Филиппу удалось найти, да и эти вещи оказались хорошо спрятаны. Кольцо он вернул Тильде, поскольку оно было золотым, а шелковый наряд оставил себе на память об их встрече, желая доказать себе, что Эльвина ему не привиделась. С тех пор Эльвина многократно доказывала ему свою страсть, но иногда ловила в его взгляде сомнение. Филипп будто боялся, что она ускользнет от него. Или, что еще хуже, воткнет ему в спину кинжал, когда он будет меньше всего ждать этого. От этой мысли Эльвине стало больно и горько, и она вышла из шатра, чтобы развеять печаль.
Постепенно Филипп разрешил ей передвигаться в пределах лагеря и требовал лишь, чтобы она гуляла только с охраной. Теперь, когда все в лагере знали, что смерть грозит всякому, кто причинит Эльвине вред, такие меры предосторожности казались ей излишними. Оглядевшись и никого не увидев, она отправилась на прогулку одна.
Эльвина ежедневно виделась с Тильдой, часто — с Элис, но Гандальфа почти не встречала. Он работал наравне с остальными воинами, прокладывая туннель под стенами и готовя оружие. Напрасная трата сил, он и сам это понимал. Однако Гандальф сам выбрал свою участь и мог пенять лишь на себя. Не ради ли того, чтобы быть рядом с Эльвиной? Когда она видела Гандальфа, он не приближался к ней, а лишь издали смотрел, пока девушка не скроется из виду.
Жаль парня. Да и себя жаль. Судьба ее еще менее определенна, чем судьба этого крестьянина.
Но она не позволит грустным мыслям омрачать себе жизнь. Никто не знает, где и как настигнет человека смерть. Надо жить настоящим.
Филипп подарил Эльвине большой отрез полотна, велев ей сшить себе рубашку, но у нее были иные планы. Тильда и Элис нуждались в новом белье больше, чем она, да и Филиппу не помешало бы сшить обнову. Так что лучше бы приниматься за работу, а не копаться в своих невеселых мыслях. Втроем коротать время за шитьем веселее.
Ранним утром в той части лагеря, где располагались женщины, было пустынно. Эльвина не оглядывалась по сторонам. Главное — не испачкать новые башмаки в нечистотах, стекавших вниз к канаве, прорытой вдоль шатров. День обещал быть теплым, но на горизонте собирались грозовые тучи. Стоило бы добраться до Тильды, пока не начнется дождь.
Вдруг какой-то воин вышел из шатра и встал посреди дороги. Эльвина не сразу узнала в этом обнаженном по пояс человеке Раймонда. Она попыталась проскочить мимо, но тщетно. Раймонд перехватил ее и привлек к себе. От него несло перегаром.
— Удача сегодня на моей стороне. Неужто твой благородный господин наконец устал от тебя и отослал
