— Каэтано, почему ты не спишь?
Взглянув на ее румяные щеки, блестящие голубые глаза, мягкие губы цвета спелой вишни, Каэтано понял, что с ней все в порядке.
— Пора проверить повязку, — сказал он, больше всего на свете желая склониться к ее лицу и прильнуть к этим пухлым, сладким губам.
Каэтано подтянул одеяло, открыв ее колени, прикоснулся к бедру, и сердце Сюзетты учащенно забилось. Прижав простыню к груди, она смотрела, как он осторожно снимает повязку. Заметив ее испуг, Каэтано поморщился и прошептал:
— Прости, Сюзетта.
— Почему ты извиняешься? Ты спас мне жизнь. Мне повезло, что ты оказался рядом. — Удивленно, как будто эта мысль только что пришла ей в голову, она спросила: — А что ты там делал, Каэтано?
— А разве это так важно?
— Нет, — ответила она. — Я просто рада, что ты был там.
Спустя три дня после укуса змеи в лагере появился Панчо, ведя за собой вьючную лошадь. Сюзетта заметила его из открытого окна. Она видела, как Каэтано поздоровался с маленьким седовласым мужчиной, о чем-то спросил его и Панчо в ответ кивнул головой и показал на большие седельные сумки, переброшенные через спину лошади.
Через полчаса Каэтано вошел в спальню с охапкой книг в кожаных переплетах, перевязанных бечевкой, и, не говоря ни слова, положил их на кровать рядом с Сюзеттой.
— Откуда это? — улыбнулась она.
— Их привезли сюда специально для тебя. Не знаю, какие книги ты любишь, поэтому…
— Спасибо. Я люблю читать, и это очень мило с твоей стороны.
Губы ее приоткрылись, глаза сияли. Каэтано кивнул и вышел из комнаты. И только закрыв за собой дверь, улыбнулся.
В конце июня Каэтано уехал из поселка. Сюзетту мучило любопытство, но она не осмелилась спросить, куда он направляется. Каэтано стоял посреди комнаты, застегивая ремень с кобурой на узких бедрах, а Сюзетта наблюдала за ним, расположившись у окна.
— Я уеду на три-четыре дня. Во время моего отсутствия охранять тебя будет Панчо. По ночам он будет за дверью.
— Я не собираюсь убегать, так что незачем сторожить меня.
Каэтано окинул ее взглядом. Сюзетта не надела туфель, а ее блестящие белокурые волосы были небрежно заколоты на макушке. Он старался не думать о своем желании обнять се и крепко прижать к себе.
— Ты не понимаешь, Сюзетта. Панчо будет охранять тебя. Речь идет о твоей безопасности.
— Охранять от кого? — Прошлепав босыми ногами по иолу, она встала прямо перед ним. Каэтано отступил.
— До свидания. Увидимся через несколько дней.
— Каэтано, можно, я провожу тебя?
— Почему бы и нет? — спокойно ответил он, хотя сердце замерло у него в груди.
Оседланный Уголек уже ждал хозяина, привязанный к столбу главных ворот поселка. Каэтано и Сюзетта молча прошли через залитый солнцем двор. Босые ступни Сюзетты горели. Твердо решив ничего не говорить ему, она осторожно ступала по обжигающей земле. Каэтано остановился, но Сюзетта шла, испытывая боль при каждом шаге, затем повернулась и взглянула на Каэтано.
В его глазах затаилась улыбка. Сюзетта рассмеялась. Каэтано подошел, обхватил ладонями ее талию, оторвал от горячей земли и понес обратно на крыльцо.
— Разве я жаловалась? — спросила Сюзетта, положив руки ему на плечи.
Каэтано опустил ее на пол.
— Нет. Но иногда мне хотелось бы, чтобы ты жаловалась.
— Что ты имеешь в виду?
Ничего не ответив, он пошел через двор к воротам. Она наблюдала, как он садится на Уголька, как распахиваются ворота, чтобы выпустить его. Прикрыв ладонью глаза от солнца, Сюзетта ждала, что он обернется и посмотрит на нее. Теперь Каэтано разговаривал с Панчо. Обмотав поводья вокруг луки седла, Каэтано снял шейный платок и повязал им голову. По спине Сюзетты пробежал холодок: этот человек превратился в индейца кайова, дикаря и преступника.
«Я ненавижу его, — стиснув руки, повторяла она про себя. — Я ненавижу Каэтано. Ненавижу…»
Он уезжал. Уголек приближался к воротам. Глаза Сюзетты были прикованы к черному всаднику и его лошади.
«Я ненавижу его. Я…»
Внезапно Каэтано натянул поводья, заставив своего жеребца описать полукруг, и посмотрел прямо на нее. Только на нее. Затем повернулся и, пустив Уголька галопом, скрылся из виду.
— Я ненавижу его, — на этот раз вслух повторила Сюзетта. — Я… я… Боже милосердный, пожалуйста, дай мне сил ненавидеть его.
Она скрылась в своей комнате. Когда Сюзетта пришла на кухню, чтобы помочь Марии с обедом, мексиканка заметила ее красные, припухшие глаза и поняла, что это из-за отъезда Каэтано. Сюзетта еще сама не сознавала, что Мария права.
Настало время ложиться спать, но Сюзетта не могла заснуть, когда в комнате не было Каэтано. Каждую ночь она мечтала остаться одна и все время бросала косые взгляды на полукровку. Сюзетта ненавидела его за то, что он держал ее взаперти, и в тихие темные ночи испытывала ужас от того, что Каэтано может изнасиловать ее. Однако в последние несколько недель эти страхи исчезли.
Сюзетта задумчиво смотрела в окно. Внешне она была спокойна, но в душе ее бушевала буря. Сюзетту терзали новые непонятные ощущения и невыносимое чувство вины. Она пыталась разобраться в собственных сокровенных желаниях, выяснить причину своей раздвоенности, чтобы избавиться от нее.
На первый взгляд все было достаточно просто. Ее захватил в плен дерзкий смуглый бандит. Против воли Сюзетты он удерживал ее у себя, заставлял делить с ним одну комнату, сделал так, что только от него зависела ее безопасность, принуждал жить такой жизнью, какой жил сам. Сюзетта отдавала ему должное: негодяй был дьявольски красив, на редкость умен, обладал необыкновенной интуицией и был способен на доброту.
Однако Остин был безупречно честен, удачлив, чуток и исполнен любви. Всякая разумная женщина была бы счастлива стать обожаемой женой Остина Бранда. Возраст давал ему даже некоторое преимущество: прожитые годы сделали его мудрее. Если бы он был здесь, то сумел бы объяснить, что происходит с Сюзеттой. Остин понял бы, что ее изменившиеся отношения с Каэтано — естественный результат неподвластной ей ситуации. Сюзетта не сомневалась, что Остин посоветовал бы ей не беспокоиться из-за того, что иногда она чувствовала расположение к негодяю. Это чувство исчезнет сразу же, как только Сюзетта вернется в родной дом.
Она отошла от окна и легла на кровать. Сюзетта привыкла быть честной с собой. Теперь пришло время сказать себе правду, какой бы болезненной она ни была. А правда заключалась в том, что мысль о возвращении домой, к Остину, пугала ее не меньше, чем перспектива остаться здесь навсегда. У Сюзетты, жены Остина Бранда, была замечательная жизнь. Она была счастлива, и ее муж тоже. Повторится ли это когда-нибудь вновь?
Глаза ее наполнились слезами. Если бы сатана прочитал ее мысли, он рассмеялся бы от радости. Никому на свете Сюзетта не открыла бы ужасную правду. Если бы в эту тихую, жаркую ночь дьявол, потешающийся над ее мучениями, вдруг предоставил ей право выбора, если бы он вышел из преисподней и предложил ей на выбор, когда утренняя заря прольет на землю божественный свет, оказаться в объятиях Остина в их супружеской постели на большом ранчо Брандов в Джексборо или в объятиях Каэтано на этой узкой кровати в этой жаркой комнате — что бы она предпочла?
Тихие слезы Сюзетты сменились рыданиями. Она взглянула наконец в лицо ужасной правде. Грудь ее разрывалась от мук. Нестерпимая боль усиливалась от сознания того, что она не найдет утешения ни у Остина, ни у Каэтано. Оба они сочли бы ее безумной. Остин испытал бы отвращение, Каэтано развеселился
