недозволенное, чем занимаются Виктория и герцог. Она вспомнила намеки на истории о его дяде-дебошире и пришла к выводу, что Энни ничем не удивишь.
– Вы давно здесь работаете? – спросила Виктория.– Ага, миледи, всю жизнь. Я тут родилась. Моя матушка была служанкой. – Напряжение Энни немного ослабло – это была безобидная тема.
– Вы родились здесь? В замке?
– Ага, – кивнула Энни. – Моя матушка умерла во время родов, так что я росла сама по себе, за мной всегда кто- нибудь присматривал, когда я была маленькой.
Виктория никогда еще не слышала о хозяине, который стал бы держать хотя бы просто замужнюю служанку, тем более беременную.
– А что вы думаете о старом герцоге? К ее удивлению, Энни вспыхнула:
– Ах, сколько себя помню, мы его не часто видели. Его светлость сидели в своих комнатах, а Грегори или Стивен ждали за дверью, на случай если ему что-нибудь потребуется. А миссис Пибоди приносила ему еду. Я видела его не чаще чем раз в год. А потом он умер.
Энни замолчала, и Виктория оставила ее в покое, поглощенная собственными мыслями. Представление о безумном сварливом старике никак не вязалось с этими новыми сведениями. Неужели с хозяевами Рейберна вопреки сложившемуся мнению дело обстоит совсем не просто? Двоюродный дед, безумный, но милосердный; племянник, претендующий на уникальность. Виктория призналась себе, что до сих пор так ничего и не поняла.
Интересно, насколько похож старый герцог на нового? Странные люди с темной репутацией, живущие в развалинах огромного замка. Станет ли наследник в свои тридцать продолжать дело жившего в изоляции безумца, каковым бы это дело ни было в действительности? Виктория пожала плечами. Ее Рейберн уже отрекся от мрака своего предшественника, построив сказочно красивый дом, совершенно непохожий на Рейберн-Корт.
Ее Рейберн. Что за мысли приходят ей в голову? Впрочем, ничего особенного. Ее Рейберн – это тот Рейберн, которого она знает. Вот и все.
Вывод, к которому пришла Виктория, почему-то разочаровал ее.
Виктория гуляла по саду, чувствуя себя освеженной, несмотря на окружающее запустение. Назвать это место садом было бы некоторым преувеличением, призналась она себе, – заросли разросшихся изгородей и полуисчезнувших дорожек имели лишь отдаленное сходство с садом, который существовал прежде.
Вернувшись в «комнату единорога», Виктория обнаружила там ванну, наполненную горячей водой. Искупавшись, она увидела чистое белье, в том числе и ее унылые черные чулки, как и обещал Рейберн, а утреннее платье цвета лаванды было вычищено и выглажено.
Пусть сад не был красив, но день был прекрасен. После дождя, который моросил всю ночь и утро, послеполуденное солнце сожгло последние облака, и небо сияло синевой с тем глубоким оттенком ясности цвета колокольчика, которая бывает осенью. Дрозды перелетали с места на место, и в траве то и дело что-то шуршало – маленькие зверюшки разбегались при ее приближении.
Да, она чувствовала себя освеженной, но очень одинокой. Сад вызвал в ней старые настроения, он был похож на симфонию, которую исполняют на расстроенных инструментах: сложный и заброшенный, рукотворный и дикий. Но даже когда она бродила среди живых изгородей и розовых кустов, ее мысли то и дело возвращались к замку и человеку в нем.
Это время принадлежало ей, несколько минут, украденных у недели, которую она ему отдала. Почему она не может забыть о герцоге и его мрачных тайнах? Виктория попыталась сосредоточиться на теплом солнце у себя на щеке, шорохе листьев под ногами, но помимо воли вспоминала о Рейберне, сидевшем взаперти в этот лучезарный чудесный день.
Виктория протиснулась между двумя дикими тисами и остановилась как вкопанная. Вместо зарослей она увидела маленькую, аккуратно подметенную площадку, куда сходились три вымощенные дорожки. Изгороди были аккуратно подстрижены, а цветочные грядки покрыты на зиму мульчей.
Посреди площадки на каменной скамье сидела домоправительница, а рядом с ней стоял чайный поднос.
Миссис Пибоди поставила чашку на блюдечко, которое держала в руке, и поднялась так поспешно, что расплескала чай на свое серое платье.
– Миледи! – воскликнула женщина.
– Простите меня, пожалуйста, миссис Пибоди, – извинилась Виктория, с трудом скрывая удивление. – Я не хотела вам мешать. Просто погода такая хорошая, что я не выдержала и пошла прогуляться.
– Вы вовсе не помешали мне, голубушка. – Миссис Пибоди взмахнула носовым платком, которым промокала пятно от чая на платье. – Я не ожидала увидеть кого-нибудь здесь. Никто сюда не ходит. А его светлость почти все время сидит дома, – сказала она уклончиво. – Двоюродный дядюшка его светлости был таким же. Это у них в крови. – Она тяжело опустилась на скамью.
Миссис Пибоди сказала то, о чем подумала утром Виктория.
– Самые благородные семьи в Англии страдают от таких болезней. – Миссис Пибоди сокрушенно покачала головой.
– Болезни? – переспросила Виктория. Она вспомнила слухи о плохой крови и высказывания самого Рейберна по этому поводу прошлой ночью. Значит, это болезнь, а вовсе не эксцентричность.
Экономка бросила на нее проницательный взгляд.
– Знаете, миледи, я служила Рейбернам задолго до того, как вы родились. Если его светлость захочет довериться вам, он это сделает, лучшего человека, чем вы, ему не найти. Но сама я держу рот на замке.
– Понимаю, – сказала Виктория, сожалея, что миссис Пибоди не станет обсуждать эту тему.
Миссис Пибоди словно заметила ее реакцию и махнула рукой на скамью напротив себя.
– Сядьте-ка вот сюда, миледи, и давайте немного поболтаем, если вам угодно. Я осталась совсем одна в этом старом доме. – Она с нежностью посмотрела на покрытые пятнами известняковые стены, поднимающиеся над зарослями.
В любое другое время Виктория ушла бы от разговора, но в Рейберн-Корте ей казалось смешным придерживаться обычных норм общества. Поэтому она предпочла удовлетворить свое любопытство и села.– Значит, вы знали бывшего герцога?
Миссис Пибоди энергично кивнула, отчего ее локоны, похожие на стального цвета колбаски, выпущенные из-под аккуратного чепца, подпрыгнули.
– А также его предшественника, когда была еще девчонкой. Половина замка находилась не в лучшем, чем теперь, состоянии, но сад был очень красивый. Его светлость за этим всегда следил. Держал кучу садовников, и из года в год все шло своим чередом: посадка и подкормка, обрезка и стрижка, наш парк славился на всю Англию. – Домоправительница покачала головой. – Но это было давно, а теперь я прихожу сюда ради воспоминаний. Глупая старуха, вот кто я, и ухаживаю за своим любимым уголком.
– Здесь красиво. И грустно, – промолвила Виктория.
Домоправительница стала наливать себе чай и вдруг остановилась.
– Простите меня, голубушка. Я не собиралась сидеть здесь, попивая чай перед вами, будто какая-нибудь королева.
– Прошу вас, пейте.
Выражение мученицы на лице домоправительницы сменилось выражением радости.
– Вы славная, миледи. – Она глотнула чаю и вернулась к первоначальной теме: – Конечно, я глупая старуха, и мне хочется, чтобы все это выглядело романтичней. Ведь так приятно совершать по парку послеполуденные прогулки, а в хорошую погоду пить здесь чай. – Вдруг она вновь изменила тему разговора: – Надеюсь, вы поладили с Энни?– Думаю, да, – ответила слегка озадаченная Виктория, – Но она почему-то очень боится меня.
Миссис Пибоди замахала рукой.
– Малышка Энни не без странностей, но она милая девочка. Ее мать была здесь в служанках до ее рождения, а отец... – Она замолчала и с видом заговорщицы подалась вперед. – Конечно, нехорошо сплетничать о мертвых, но говорят, ее отцом был покойный герцог. – Она откинулась на скамейке и многозначительно посмотрела на Викторию.
– Вот оно что! – Виктория не ожидала такой откровенности. – Наверное, в окрестностях найдется множество его потомков.
Миссис Пибоди усмехнулась:
– Представьте себе, Энни – единственная. Была еще девчоночка из Уэдерли, прожила здесь с неделю, а через четыре месяца прислала письмо его светлости, что понесла. Герцог хорошо заплатил ей, как водится, но я видела этого младенца – вылитый молодой человек, за которого эта девчоночка вышла замуж через три недели.
– Понятно, – сказала Виктория.
– А вот новый герцог не такой. – Миссис Пибоди бросила на Викторию проницательный взгляд. – У него не было девушек ни из деревень, ни из городков, правда, в Лондоне он развлекался. Герцог – человек серьезный, не чета его двоюродному деду. Вам бы следовало поостеречься на его счет, голубушка, не знаю, понимает ли он, что его ждет. – Она допила чай и отстегнула нагрудные часы: – Ах ты, Господи, времени-то сколько! Я совсем заболталась, да, миледи? – Она поставила посуду на поднос и поднялась. – Подумать только, проболтала чуть ли не до вечера! А ведь у меня много обязанностей, и никто не скажет, что я с ними не справляюсь. До свидания, миледи, желаю приятной прогулки.
С этими словами экономка удалилась.
Виктория осталась одна. Голова у нее шла кругом от нахлынувших мыслей. Значит, Энни в определенном смысле двоюродная сестра Рейберна. Интересно, знает ли он об этом? И имеет ли это для него значение? Она пожала плечами. В Рашворте была, пожалуй, одна, а то и две служанки, которые являлись незаконными детьми ее отца, и Виктория не оставалась безучастной, когда деревенские девушки приходили с заявлением, что их ублюдки – дети Джека. Раньше ее не волновало, что половина детей какого-то мужчины
