— Вы угадали, — ответил Дамиен, наклоняясь, чтобы сорвать травинку. — Тогда мне казалось, что я полностью выполняю все свои обязанности перед Оливией. И только после того как она попала в беду, я понял, что уделял ей слишком мало внимания. Она, разумеется, пользовалась всеми возможными благами — роскошью, положением в обществе, услугами преподавателей. Но чувствовала себя при этом одинокой, чего до сих пор не может мне простить. Мое пренебрежение ею действительно непростительно, я понимаю это и не виню сестру за ее неприязнь ко мне. Единственное мое оправдание — это моя полная неприспособленность к роли воспитателя юной леди.
— Почему бы вам не поговорить с ней по душам? — спросила Ванесса.
— А что, по-вашему, мне следует ей сказать?
— Хотя бы дайте понять, что вы ей сочувствуете. Объясните ей, что вы сожалеете о своем поведении, поделитесь своими мыслями. Возможно, ей не приходило в голову, что далеко не все от вас зависит и не все вам под силу!
— И вы полагаете, что после этого она меня простит? — с иронической улыбкой спросил Дамиен.
— Я в этом не сомневаюсь! — воскликнула Ванесса. — Она вас совершенно не знает, хотя вы и единственный родной ей человек во всем свете. Ей очень одиноко, она угнетена своим нынешним положением и нуждается в вас даже больше, чем прежде, когда жила под присмотром строгой и бездушной гувернантки, неспособной понять ее чувства. Вы когда-нибудь спрашивали, о чем она мечтает, чего хочет от жизни?
— К чему вы клоните? — насторожился барон.
— Ну как бы вам это лучше объяснить? Вот, к примеру, недавно Оливия посетовала на неравноправие полов. Дескать, молодым мужчинам дозволено выезжать в свет в поисках приключений и развлечений, а девушкам положено сидеть дома и ждать, пока их выдадут замуж. Вы сами говорили, что в вашем доме не было ни минуты покоя и что ваша жизнь напоминала поле боя. У вас имелась возможность перебраться в Лондон, а у Оливии — нет. Разве это справедливо?
Барон скептически насупил брови и хмыкнул: мол, так уж устроен мир! Но по выражению его глаз было понятно, что слова Ванессы заставили его серьезно задуматься. Остаток пути они проделали молча.
Ночью Дамиен вновь посетил Ванессу; как всегда, в одной руке он держал цветок розы, а в другой — бокал с коньком. Он зажег свечу и, усевшись в кресло у камина, сделал первый глоток. Ванесса понюхала розу и сказала:
— Если так пойдет и дальше, барон, в вашем саду не останется цветов!
— Думаю, что такая опасность моему саду не грозит, роз в нем предостаточно, — возразил Дамиен с подкупающей улыбкой.
Несомненно, во многом благодаря ей, подумала Ванесса, ему и удается легко покорять сердца дам.
— Скажите, почему вас прозвали Князем Порока? — спросила она.
— Полагаю, за мои опрометчивые поступки в юности. Тогда, вырвавшись из-под родительской опеки на свободу, я закусил удила и, подобно своему беспутному папаше, кинулся в омут разврата. Вскоре весь Лондон уже судачил о моих похождениях. Но молодая кровь бурлила в моих жилах, затмевая рассудок, и я продолжал вести жизнь повесы, наплевав на мнение света. Позже, когда мне наскучило предаваться безумству в одиночку, я создал Лигу адских грешников. Но со временем и эта затея перестала меня забавлять, — с горечью произнес Дамиен.
Ванесса пытливо посмотрела на него и вдруг поняла, что он поражен тем же недугом, что и ее братец, — скукой, обусловленной избытком возможностей и отсутствием увлечения серьезным делом. В свое время ее супруг пытался обрести смысл существования в азартных играх и пьянстве, но быстро сгорел на этом поприще.
— Я ненавижу Лондон, — сказала Ванесса. — С этим городом, полным соблазнов, у меня связаны тягостные воспоминания. До сих пор меня бросает в дрожь, когда я вспоминаю день гибели моего мужа. Известие о ней мне принес его друг, а потом доставили бездыханное тело Роджера. Я впала в прострацию, выручил меня брат. Он разобрался с делами покойного, рассчитался с его кредиторами… Ах, простите меня, ради Бога, барон! Я забыла о нашем уговоре! — воскликнула, спохватившись, она.
Дамиен сделал вид, что не заметил оплошности собеседницы, и спросил, прищурив глаза:
— Неужели с Лондоном у вас связаны только скверные ассоциации?
— Нет, конечно. Но я мало выезжала в свет, больше сидела дома одна, пока мой супруг развлекался и пьянствовал.
— Я готов побиться об заклад, что смогу показать вам и приятные стороны этого города! — сказал Дамиен.
— Боюсь, барон, что я недостаточно порочна, чтобы войти на равных в круг ваших близких знакомых, — возразила Ванесса. — Я прослыву белой вороной.
— Вам никогда не хотелось позволить себе маленькую аморальную шалость? — вскинув бровь, с недоверием спросил барон.
— Наверное, мы с вами по-разному понимаем мораль, милорд. Что вы подразумеваете под словом «шалость»? Признаюсь, порой меня подмывает отбросить условности и дать волю своим эмоциям. Помнится, когда однажды на балу во дворце герцогиня Салфордская позволила себе едкое замечание в мой адрес, я чуть было не плеснула ей в лицо пуншем из своего бокала.
— Это был бы действительно аморальный поступок! — промолвил Дамиен с улыбкой падшего ангела. — А вы, оказывается, шалунья!
У Ванессы екнуло сердце, она покраснела и потупилась.
— Не понимаю, почему я раскрываю вам свои маленькие тайны? — сказала она.
— Возможно, потому, что я не поучаю и не осуждаю вас!
Ванесса вздрогнула, пораженная справедливостью такого объяснения. Дамиен действительно никогда не навязывал ей свои суждения и был приятным собеседником.
— Вы тоже порой вызываете меня на откровенность, — добавил барон. — Порой полезно облегчить душу, так что не корите себя за излишнюю доверчивость. Я вам не враг.
Однако Ванессе не верилось, что их доверительные беседы в уютной обстановке обусловлены невинным желанием барона поплакаться кому-то в жилетку. У нее исподволь складывалось впечатление, что он умело выпытывает у нее все заветные секреты, чтобы легче было подобрать ключик к ее сердцу и заманить в постель.
Но хотя рассудок и напоминал ей о необходимости быть начеку, Ванесса потеряла волю к сопротивлению и все больше запутывалась в сетях, раскинутых опытным ловцом женских душ. Стоило ему лишь улыбнуться своей обворожительной улыбкой или ласково на нее взглянуть, как она утрачивала осторожность и начинала таять. Одно лишь его легкое прикосновение бросало ее в жар. И тем не менее полностью расслабиться в его присутствии ей не удавалось.
Возможно, виной этой странной взвинченности был страх перед финалом полночных рандеву. И хотя хозяин усадьбы и проявлял пока поразительное терпение, не требуя от нее даже поцелуя, Ванесса не сомневалась, что такое положение вещей не будет продолжаться вечно. Рано или поздно барон потребует, чтобы она стала его настоящей любовницей.
Однажды, в начале третьей недели ее пребывания в усадьбе Палисандровая Роща, их очередной откровенный разговор обрел чересчур личный характер. Они сидели, как обычно, возле горящего камина при зажженных свечах. Дамиен вперил в нее пристальный, тяжелый взгляд из-под полуопущенных ресниц и спросил густым бархатным баритоном:
— У вас давно никого не было?
Она могла бы притвориться, что не поняла вопроса, либо отказаться отвечать. Но тогда их доверительные полночные беседы потеряли бы всякий смысл. И поэтому Ванесса честно ответила, отбросив опасения:
— Уже два года.
— Неужели?
Она отвела взгляд и с дрожью в голосе сказала:
— Я же говорила, что неопытна в интимных утехах! Вы напрасно мне не поверили. Я знала только одного мужчину — своего супруга.
— И близость с ним не доставила вам радости, — тихо подсказал ей барон.
