Эриел издала жалобный звук, похожий на всхлипывание, и Джастин крепче прижал ее к себе. Он шептал ей на ухо слова утешения и все сильнее прижимал к себе, пока они добирались до дома. На руках он вынес ее из экипажа и внес в дом. Ноулз поспешил ему навстречу, и при виде Эриел его обычно стоически бесстрастное лицо исказилось.
– Боже милостивый!
– Приготовьте ванну и пришлите в ее спальню.
– Да, милорд.
– Ей нужно также поесть.
– Я сам за всем присмотрю.
Джастин кивнул в знак благодарности и понес Эриел наверх, в ее комнату, ту самую, где она жила прежде, и осторожно опустил на край кровати с балдахином.
– Тебе больно? – спросил он нежно.
Она закрыла глаза, потом медленно покачала головой. Она не произносила ни слова – сидела, глядя на свои руки, бессильно сложенные на коленях. Заглянув в ее усталое лицо, Джастин на мгновение поколебался, прежде чем расстегнуть пуговицы на ее грязной блузке.
– Мальчики несут ванну для тебя, – сказал он тихо. – Нам надо избавиться от этой грязной одежды.
Рука Эриел потянулась к нему. Она взяла его за руку. Ее синие глаза смотрели теперь на него.
– Сейчас я в порядке. Я могу справиться с этим сама.
– Уверена, что не ранена? Эти надзиратели… они ничего тебе не сделали?
Она с трудом сглотнула слюну.
– Нет.
Два мальчика на побегушках внесли ванну с горячей водой. Джастин подождал, пока они не поставили ее посреди комнаты. Потом поднялся, собираясь уйти.
– Я пришлю Сильви помочь тебе.
– Благодарю.
Он отправился за девушкой, до последнего времени остававшейся ее горничной, а затем стал нервно расхаживать взад и вперед возле двери ее спальни, дожидаясь, пока дверь не открылась, пропустив в холл темноволосую Сильви.
– Как она? – спросил он, лишь только дверь закрылась за девушкой.
– Она спит, милорд. Она крайне измучена. Так и не успела поесть. Усталость сморила ее.
Джастин тяжело вздохнул.
– Я посижу немного возле ее постели. Не хочу оставлять ее одну.
– Да, милорд.
Неслышно скользнув в комнату, чтобы не разбудить Эриел, он сел на стул возле ее постели. Она спала беспокойно. Похоже было, что ее мучат кошмары. Как только она начинала метаться, Джастин тянулся к ней и брал ее за руку, она успокаивалась и погружалась в спокойный сон. Она проспала почти весь день, вечер и часть ночи. Он говорил себе, что должен уйти, прежде чем она проснется, но перед рассветом задремал. Ему снилась Эриел, и во сне она улыбалась ему так, как в Танбридж-Уэлсе.
Утренний свет просочился сквозь занавески, и косой луч солнца ударил прямо в глаза Эриел. Она на миг зажмурилась от яркого света, проникавшего сквозь сомкнутые веки, потом открыла глаза. От ее волос исходил легкий аромат сирени. Под головой ее была чистая белоснежная наволочка, и легкий хлопчатобумажный полог ниспадал с перекладины, окутывая ее постель. Эриел подумала, что все это ей снится, что она еще в Ньюгейте и, когда проснется, вдохнет смрадный воздух и услышит нудные причитания женщин. Потом она вспомнила о Джастине, о том, что он пришел за ней и что она снова в его доме. Она попыталась сесть, увидела его, в неудобной позе скорчившегося на стуле возле ее постели. Глаза его были закрыты, а длинные пальцы держали ее за руку. Грудь ее сдавило. От нахлынувших чувств ей стало трудно дышать. Джастин пришел за ней. Он спас ее от участи, которой она не смогла бы вынести. Как такое могло случиться? Осторожно высвободив свою руку, она медленно спустила ноги с кровати, слегка вздрогнув, оттого что они онемели и затекли. С минуту она сидела, просто глядя на него. Хотя его дыхание было глубоким и ровным, он казался почти таким же усталым, как она. Под глазами у него обозначились темные круги, на лбу – тонкие линии едва заметных морщин. И все же в его чертах проступило нечто мальчишеское, что она уже замечала прежде, мягкость, которую она видела на его лице, только когда он спал. Его волосы были в беспорядке. Клок темных волос спадал на лоб. Густые черные ресницы бросали тень на впалые щеки.
Потом он пошевелился, глаза его медленно открылись, и он поспешно выпрямился.
– Эриел… Прошу прощения. Я, должно быть, задремал.
– Да… Похоже на то.
Темно-серые глаза всматривались в ее лицо, и вместо обычной непроницаемости она увидела в них беспокойство.
– Как ты себя чувствуешь?
Она вспомнила об ужасных днях и ночах, проведенных в тюрьме, и слезы обожгли ей глаза.
– Это было ужасно. Грязь и вонь. А как они обращаются с женщинами! – Она почувствовала спазму в горле. – Я не забуду этого, пока жива.
– Это моя вина. Мне следовало настоять на том, чтобы ты покинула его дом. Я и хотел это сделать. Я…
