горящим взором. — Клеоме — это все, что у меня…
Девушка зашлась в рыданиях. Вулфгар поднялся и положил ей руку на плечо, пытаясь утешить, но Эйслинн рассерженно вырвалась и побежала к лестнице, чтобы скрыться в спальне. Она уже успела взбежать по ступенькам, когда на весь зал прозвенел окрик Гвинет:
— Стой! Никто не давал тебе разрешения удалиться! Даже Вулфгар, застигнутый врасплох, вопросительно уставился на сестру. Гвинет повернулась к нему.
— Я твоя сестра, а та ноющая сучка всего-навсего рабыня! Захваченная в плен рабыня! — взорвалась она. — Я вынуждена ходить в лохмотьях, а эта английская шлюха нежится в постели и одевается в роскошные наряды! Разве справедливо, когда твои родственники страдают, а рабы живут, как господа? Ты кичишься ею передо мной и отцом, словно наградой за храбрость, а мы должны питаться объедками с твоего стола, пока ты сажаешь эту тварь рядом, чтобы ласкать ее прелести, когда захочется!
Гвинет в гневе не заметила, как сурово сошлись брови Вулфгара. Эйслинн замерла и медленно обернулась. Даже сквозь застилавшие глаза слезы она увидела, что вот-вот грянет буря.
— Гвинет! Гвинет, выслушай меня! — велел приподнявшийся на локте Болсгар. — Не смей так разговаривать с Вулфгаром! Теперь, когда я лишился всего, пришлось молить его о милосердии! Повинуйся отцу!
— Отцу!!!
Гвинет, подбоченившись, встала перед ним и показала концом хлыста на простой щит без герба.
— Это ты, отец, послал брата на гибель! Где ты был, когда умирала моя мать? А потом оставил меня без крова и заставил пересечь добрую половину Англии, чтобы добраться до этой грязной лачуги, ибо ты услышал рассказы норманнов о том, как бастарду Вулфгару удалось заполучить чужие поместья! Это я сегодня ушиблась и едва не погибла! Неужели ты снова примешь сторону рабыни или хотя бы раз в жизни попытаешься быть мне настоящим отцом?
Она открыла рот, чтобы сказать еще что-то, но громовой голос Вулфгара заставил ее замолчать:
— Прекрати нести вздор, женщина! Гвинет повернулась к нему и оцепенела, наткнувшись на ледяной пронзительный взгляд.
— И веди себя прилично! — потребовал он, шагнув к ней. — Помни о своих манерах! Ты назвала меня бастардом. Так оно и есть. Но в том нет моей вины. И теперь жалуешься, что твоя прекрасная матушка умерла. Это правда, но в чем причина ее смерти? Ведь ее не убили. Она мирно почила в своей постели. Мой брат, храбрый рыцарь Гарольда, погиб на поле брани. Он отправился в битву по собственной воле, ведомый чувством долга и честью. Он умер, как мужчина, за правое дело. Но вспомни, что случилось со мной! Был ли у меня выбор? Ты! Твой отец! Твой брат! Наша мать! Все вы отвергли меня. Отослали за моря, чтобы я не запятнал вашего доброго имени. Я был молод и не думал о своем происхождении, да и не знал иного отца, кроме этого. А ты, Болсгар, пытаешься объяснить, что моя мать хотела восстановить справедливость?
Вулфгар холодно рассмеялся.
— А по-моему, это было не что иное, как месть сварливой и коварной жены! Вспомни, кто больше всего пострадал от ее слов? Она? Вовсе нет. Сестра? Но, по мнению матери, красивее ее свет не видывал. Мой брат? Тоже нет, ведь он стал любимчиком. Ты? Да, ты был ранен в самое сердце, поскольку мы были с тобой близки, как истинные отец и сын. Но ты, спасая ее честь, выгнал меня из дома, отослал к расточительному моту, который прикарманил твои деньги, нимало не заботясь обо мне.
Гвинет застыла под взглядом серых глаз.
— И не перечисляй все, чем я обязан этой семейке. Можешь брать лишь то, что тебе дают, и только. Я не связан никакими обязательствами по отношению к вам. Что же касается моих развлечений, — добавил он, показывая на Эйслинн, — я буду спать с ней, не спрашивая у тебя позволения. И будь осторожнее, когда говоришь о шлюхе и бастарде! Ты испытывала мое терпение много раз, и в один прекрасный день я могу поддаться искушению. Берегись.
Кобыла, которую ты взяла без позволения, околела, а я питаю слабость к хорошим лошадям и жалею о потере. Что же касается твоего заявления, будто она была норовистой, я сказал бы, что скорее, наоборот, пугливой, поскольку Эйслинн не позволяли ездить на ней вот уже несколько недель. Думаю, что именно по этой причине ты едва не погибла, а она сломала себе ноги. На этом закончим, ибо я больше не желаю слышать бездоказательных обвинений. Кроме того, предлагаю тебе обойтись меньшим гардеробом, чем тот, к которому ты привыкла. У меня нет ни охоты, ни желания выслушивать твое нытье. Если считаешь себя оскорбленной, поговори с местными женщинами и узнаешь, какие несчастья и страдания выпали на их долю.
И, не обращая внимания на взбешенную Гвинет, устремился в глубину зала, но на полпути обернулся.
— Завтра я отправляюсь к герцогу, — объявил он, перехватив испуганный взгляд Эйслинн. — Не знаю, когда вернусь, но надеюсь, что к тому времени ты уяснишь, кто здесь хозяин. За меня остается Суэйн, и ты будешь относиться к нему с должным уважением. Я оставлю деньги на твои расходы, но не по твоему требованию, а потому, что таково мое намерение. Знай, я быстро устаю от женской болтовни, и потому можешь идти, дорогая сестрица. Позволяю тебе вернуться к себе.
Он подождал, пока Гвинет взлетела по лестнице и захлопнула за собой дверь. Эйслинн подняла на него полные слез глаза, и в их фиалковых глубинах Вулфгар разглядел тоску и страх. Несколько мгновений они смотрели друг нa друга; потом девушка отвернулась и, гордо вскинув голову, медленно пошла по ступенькам.
Вулфгар шагнул к отчиму, ожидая услышать упреки, но на губах Болсгара играла легкая улыбка. Он едва заметно кивнул, отвернулся и снова уставился на огонь. Вулфгар взглянул на Суэйна, стоявшего на пороге. Лицо норвежца оставалось бесстрастным, однако старые друзья прекрасно понимали все без слов. Через несколько секунд Суэйн повернулся и вышел из зала.
Подняв шлем и щит, Вулфгар взобрался наверх, насилу переставляя ноги. Он знал, что девушка тяжело переживает потерю лошади. С приступами ярости и вспыльчивости он мог справиться, но как быть со скорбью? И во всем виноват он сам. Одного слова оказалось бы достаточно, чтобы предотвратить трагедию, но он занимался неотложными делами, которые необходимо было закончить до отъезда.
Норманн вошел в спальню и тихо закрыл за собой дверь. Эйслинн стояла у окна, прислонившись лбом к ставне. Слезы проложили по щекам мокрые дорожки и падали на грудь. Понаблюдав за девушкой несколько мгновений, Вулфгар с обычной аккуратностью стал раздеваться, складывая доспехи.
Всю свою жизнь он прожил один и не испытывал к женщинам привязанности. В его нелегкой и полной опасностей судьбе не было места ни для жены, ни для семьи. Теперь же он стоял в замешательстве, не зная, как утешить скорбящую девушку. Такого с ним никогда не случалось. Его связи с женщинами длились не дольше одной двух ночей. Устав от очередной любовницы, Вулфгар оставлял ее без всяких объяснений. Их мольбы не трогали его сердце. Однако он сочувствовал Эйслинн, поскольку не раз терял любимых коней. И словно ведомый неким чутьем, он подошел к ней, обнял и прижал ее голову к своей сильной груди. А затем нежно отвел влажный локон со щеки и начал сцеловывать каждую слезинку, пока девушка не подставила ему губы.
Столь неожиданный, хотя и безмолвный, призыв приятно удивил и в то же время озадачил его: с той ночи, когда Вулфгар впервые овладел Эйслинн, она лишь терпела его ласки, как подобает послушной рабыне, и всегда противилась его поцелуям, словно боясь подарить Вулфгару некую победу. Теперь же она со страстью отдавалась поцелуям. Кровь закипела в жилах норманна, сердце забилось быстро и глухо. Он подхватил горячую и покорную Эйслинн на руки и понес к постели.
Тонкий луч лунного света беспрепятственно проник сквозь щели закрытых ставен и упал на кровать, где крепко спала Эйслинн в объятиях своего рыцаря. Однако потерявший покой Вулфгар задумчиво смотрел на серебристую полоску, не в силах понять, что с ним происходит, не находя объяснения тому, что его так тревожит.
Эйслинн проснулась перед рассветом и долго лежала, наслаждаясь теплом тела Вулфгара и твердостью мускулистого плеча под головой.
«Ах, мой милый господин, — думала она, проводя пальцем по его могучей груди, — ты принадлежишь мне. Пройдет совсем немного времени, и ты поймешь это».
Она улыбнулась и приподнялась на локте, чтобы получше рассмотреть точеные черты красивого мужского лица, но в этот миг его руки обвили ее талию, привлекая девушку к разгоряченному телу. Эйслинн
