интриговать, служить осведомительством и доносами любому, кто хорошо за это платил. В книге «Образцовый английский джентльмен» Дефо нелестно отзывается о поляках: их поведение во время выборов короля показывает, «сколь они двуличны, коварны, неверны, продажны, переменчивы и не заслуживают доверия, даже когда клянутся самым святым»[391]. Они едят хлеб одного претендента на трон, чтобы после переметнуться к другому. Сегодня они за саксонскую династию, завтра за шведскую, смотря по тому, кто больше платит и кто сильнее. Вот дышащее негодованием перечисление грехов, в которых сам Дефо был повинен всю свою жизнь.
Моральная эквилибристика Дефо не снискала ему доброй славы у писателей-современников. Оскорбительно отзывался о нем Аддисон, задетый, быть может, помимо всего прочего, интригами и доносами, при помощи которых Дефо пытался поколебать положение Стила, сотрудника Аддисона, и добиться его обвинения в государственной измене — впрочем, безуспешно. Как нельзя хуже характеризовал его Дж. Гей, автор известной «Оперы нищих», а также Дж. Свифт. Позднейшие критики применяли к Дефо слова С. Джонсона, что тот, кто хочет продвинуться, рассчитывая на милость вельмож, не может своей путеводной звездой выбирать добродетель.
Преследуемый кредиторами и политическими врагами, которые не раз угрожали его жизни, Дефо жил одиноко, не проявляя слишком сильной привязанности к семье. Эта черта повторяется у персонажей его романов. Он любил свою младшую дочь Софи и все же сумел испортить ей немало крови, два года ожесточенно торгуясь с ее женихом из-за приданого. При его уединенном образе жизни ему, по-видимому, хватало общества преданных слуг. Свои мечты о верном слуге он воплощал в образах своих персонажей, а в небеллетристических произведениях дважды писал о достойной сожаления распущенности прислуги.
Составление полного перечня работ Дефо встретилось с немалыми трудностями, поскольку свои сочинения он приписывал другим, изощряясь в мистификациях. И. Тэн в «Истории английской литературы» приводит 254 названия. В 1912 г. английский биограф Дефо В. П. Трент сообщает уже 370 названий. Значительная их часть имела лишь интерес злободневности и канула в прошлое, но многое интересно и теперь. Дефо отзывался на все современные ему события. Английская журналистика многим ему обязана. Какое-то время (1705-1713 гг.) он издавал журнал, а кроме того, писал политические брошюры, трактаты о торговле и о правильной вероисповедной политике, детально описывая свою страну и ее обычаи. В его сочинениях немало «уголовных» мотивов, ибо он никогда не упускал случая заработать на сенсации. Писал он и о привидениях, о дьяволе, о человеке, который был нем до 58 лет, а перед смертью заговорил, дабы поведать окружающим свои религиозные взгляды и пророчества о судьбе Британии; издавал историю глухонемого, который мог написать имя любого встретившегося ему человека. Все эти истории неизменно подавались как подлинные, в чем проявлялась, по-моему, не столько нелюбовь пуританина к грешному вымыслу, как иногда считают, сколько попросту знание рынка, на котором подлинность всегда ценится выше. Это хорошо известно любому, кто рассказывает анекдоты, ручаясь за их достоверность. Литературный вымысел и мистификации давались ему тем легче, что он обладал способностью представить себе в мельчайших подробностях то, чего никогда не видел, а также редкостным даром имитации. Тэн говорит о его воображении, «целиком заполненном и как бы нашпигованном фактами»[392].
В огромной литературной продукции Дефо рекорд популярности принадлежит «Робинзону Крузо». Известностью пользовалось также «Семейное руководство», в котором Дефо дал теорию семейной жизни, не слишком, как уже говорилось, занимавшей его на практике. Издавна отдавалось должное его изобретательности, проявлявшейся в проектах всевозможных усовершенствований и изобретений («Опыт о проектах»), его романам, его запискам о лондонской чуме; но мне неизвестно, чтобы кто-нибудь всерьез занимался его образцом купца, который интересует нас в первую очередь.
Дефо сам был купцом, но меньше торговал галантереей (что какое-то время было его официальным занятием), чем своим пером. Тут он проявлял деловую сметку, не только предлагая это перо любому, кто хорошо платил, но и точно угадывая рыночный спрос. Тем не менее он постоянно был то со щитом, то на щите и нередко мог показываться в городе лишь в воскресенье — единственный день недели, когда запрещалось арестовывать должников.
До самой смерти Дефо оставался пуританином, хотя, вообще говоря, в соответствии с духом эпохи он был склонен к терпимости и положения веры толковал довольно свободно. Робинзон в своем государстве, состоящем из испанца-католика, Пятницы-протестанта и язычника — отца Пятницы, установил свободу вероисповеданий. Пожалуй, раз только пришла нашему автору в голову доктринерская мысль написать брошюру о необходимости ограничить брачные связи рамками одного вероисповедания.
Дефо не был республиканцем. Он верил в короля и в протекционизм. Он был националистом, о чем еще пойдет речь. Трудно обнаружить у него веру в общественную гармонию, веру, которой проникнуты написанные несколько десятилетий спустя труды А. Смита и которая проявляется не только в экономической доктрине Смита, но и в его теории симпатии. Если бы миросозерцание Дефо было столь же оптимистично, он не написал бы «Молль Флендерс». Однако он принимал общественный строй, в котором жил, как должное.
Известна слабая эстетическая культура нашего автора. «Понятие прекрасного ему недоступно», — писал о Дефо Тэн[393]. Дефо, насколько известно, не ценил даже таких пуританских писателей, как Мильтон, а в своем журнале громил современный ему театр как рассадник греха и боролся против постановки «Гамлета». Своей личностью и своим творчеством Дефо дает любопытное свидетельство того, что можно создавать произведения искусства, не обладая развитым чувством прекрасного.
Перейдем к непосредственно интересующей нас теме, то есть к воссозданию образца купца, который в «Робин-лоне Крузо» становится образцом человека вообще; рассмотрим также, как соотносится этот буржуазный идеал с английскими дворянскими образцами. Для этого мы воспользуемся прежде всего двумя сочинениями, до сих пор не привлекавшими к себе особого внимания исследователей творчества Дефо (по большей части они были историками литературы, и Дефо интересовал их в первую очередь как создатель нового литературного жанра — романа; что же касается других его сочинений, они ограничивались обычно простым перечислением названий). Это «Образцовый английский купец» и «Образцовый английский джентльмен». Образец купца Дефо начал создавать незадолго до смерти, в 1725 г., когда Франклину было 19 лет.
Автор методически начинает свою книгу[394] с пояснения, кого, собственно, он имел в виду, употребляя слово tradesman. Homines oeconomici[395] делятся у него на три категории. К первой относятся те, которые сами не производят того, чем торгуют; это как раз категория tradesmans, которой автор и собирается заняться. Ко второй группе принадлежат те, которые сами производят то, чем торгуют; это ремесленники (handicrafts). Есть, наконец, и такие, которые производят, но не торгуют сами; в качестве примера приводятся промышленники (manufacturers) и художники (artists). В первой группе автор выделяет еще купцов, которые импортируют товар из-за границы, а среди них — купцов, связанных с морской торговлей. Следует сразу отметить, что в дальнейшем автор не придерживается последовательно этих значений терминов. Слово trade[396] нередко включает у него все звенья, начиная от фермера, продающего шерсть остриженной им овцы, до лавочника, торгующего готовым платьем, сшитым из этой шерсти. Так что в сферу его рассуждений нередко, вопреки первоначальным намерениям, попадают и те, которые производят то, чем торгуют, а иногда — и те, которые только производят (например, в гл. XXVI). Но все же, переводя слово «tradesman» словом «купец», мы не искажаем, вообще говоря, мысль автора, ибо прежде всего он имеет в виду категорию, к которой принадлежал сам; вскоре мы будем иметь возможность убедиться в этом. Говоря о купце, он говорит о человеке, который сам стоит за прилавком и сам обслуживает клиента, а не о крупном негоцианте-оптовике.
Дефо хвалит торговлю не только потому, что она прибыльна, но и из-за ее роли в жизни страны. Купцы для Англии — сущее благодеяние. Англичане — это нация, главную гордость которой составляет торговля. Могущество Англии зависит от торговли гораздо сильнее, чем от военной мощи. Ведь именно торговле обязана Англия открытием новых стран и их колонизацией. Король Карл II небезосновательно говорил, что истинное английское дворянство — это купечество; небезосновательно постольку, поскольку речь идет о роли, которую оно играет в стране. Купец платит самые большие налоги. Он несет на себе
