министрам объясниться в закрытом заседании. Вышел порядочный, конфуз.
Инициатор встречи с министрами, член Думы А.Л. Шингарев, вспоминал: «Там был военный министр, был Сазонов, министр финансов и кто-то еще. Я вновь к ним пристал с вопросом: «Если вы готовите такую военную программу, сделали вы что-нибудь для того, чтобы всю жизнь государства приспособить к надвигавшейся войне, потому что для меня несомненно, что война готова разразиться. В Германии военная программа на 1914 – 1915 годы заканчивается, а вы вашу программу начинаете в это время, и она должна у вас закончиться в 1918 году. Что же они – дураки, что будут ждать? Очевидно, они должны начать войну раньше, прежде чем вы свою программу не начали». При этом Сухомлинов на вопросы, которые к нему обращались, давал самые, я бы сказал, жалкие ответы. Он попросту обнаружил полное незнание своей программы.
В ответ на мою речь, он ответил, что ничего не понимает в этой пляске миллиардов, о которой говорил Шингарев. Жилинский ему подсказывал в цифрах. Он не был в курсе того громадного дела, которое проводил в Думе. Барк тогда отвечал, что, как будут устроены финансы, это будет сообщено. Оказалось и тут неподготовленность. Насчет торговых договоров тоже. Насчет союзного договора дело было несколько лучше. От Сазонова мы услышали мало-мальски осмысленный ответ. В тот момент, когда шла подготовка военной программы, когда я и все другие были убеждены, что нам не миновать войны, в это время ничего не было готово в смысле координирования действий государственной властью. Подготовки эти шли с необычайным, я бы сказал, легкомыслием».
В правительстве министр иностранных дел С. Д. Сазонов в самом деле был среди немногих, способных осмысливать обстановку. Глядя на происходившее в верхах петербургской бюрократии, он пришел в глубокое отчаяние, что и зафиксировал в своих «Воспоминаниях». После очередной встречи со звездами первой величины на небосклоне военного ведомства «я помню, под каким безотрадным впечатлением нашей полной военной неподготовленности, я вышел из этого совещания. Я вынес из него убеждение, что, если мы и были способны предвидеть события, то предотвратить их не были в состоянии. Между определением цели и ее достижением у нас лежала целая бездна. Это было величайшим несчастьем России».
Дело было не только в тех, кто формально стоял у руля власти. Не менее, если не более, пагубную роль сыграл союзник и соперник царской бюрократии – алчный крупный капитал. Прослышав о предстоящих военных заказах, монополисты пришли в ажиотаж. Уже в предвидении войны развернулась невиданная оргия наживы — грабить казну. Для этого не требовалось особой деловой изворотливости—простая бесстыдная наглость.
Царские сановники с великим изумлением и нескрываемой завистью следили за грабителями, вероятно и в сладостном ожидании, что и им перепадет. Один из величайших безобразников николаевского времени, беспардонный шут А.Н. Хвостов (министр внутренних дел в канун и в самом начале войны) рассказал, например, о мошенничестве, связанном с программой военного судостроения. О том, вероятно, повествовать было легко; корабли – объекты крупные и мошенничество выглядело более выпукло, чем, скажем, на поставках сапог или продовольствия, да и время для откровений приспело – царило Временное правительство.
Ревизия сенатора Нейгарта перед войной, говорил Хвостов, указала «на существование синдиката судостроительных операций, который образовал «Общество русских судостроительных заводов» вместе с разными немецкими фирмами… Смысл этого синдиката был тот, чтобы отдельные фирмы не могли брать дешевле тех цен, которые назначит это «Русское судостроительное общество». Причем в синдикате было сказано откровенно, что прибыль должна быть чуть ли не 100% – ровно рубль в рубль! Нейгарт находил, что,раз существует синдикат, который себе гарантирует 100%, это является помехой для воссоздания флота, потому что если Государственная дума ассигнует 500 миллионов или один миллиард, то можно было сто кораблей построить, а при таких условиях, что нужно нажить рубль на рубль, можно построить только 50, т.е. вдвое меньше… Нейгарт находил необходимым чуть ли не предать военному суду деятелей этого синдиката».
На такой героизм режим был органически неспособен, хотя было известно, что помимо наживы на судостроительную программу оказывали влияние международные банки, через которые Германия и Австро- Венгрия тормозили ее осуществление. Дело не шло, хотя специалистам было хорошо известно,к какому сроку нужны суда. История очень памятная для ее участников. В предвидении неизбежного расстрела адмирал А.Л. Колчак на допросе в Чрезвычайной следственной комиссий в Иркутске в январе 1920 года все же счел необходимым вернуться к тем дням: «Я хочу только подчеркнуть, что вся эта война была совершенно предвидена, была совершенно предусмотрена. Она не была неожиданной, и даже при определении начала ее ошибались только на полгода».
Специалисты Морского генерального штаба, среди которых заведующим балтийским театром был капитан 2-го ранга Колчак, постановили закончить программу к 1915 году. Но «постройка судов шла без всякого плана, — говорил Колчак, — в зависимости от тех кредитов, которые отпускались на этот предмет, причем доходили до таких абсурдов, что строили не тот корабль, который был нужен, а тот, который отвечал размерам отпущенных на это средств. Благодаря этому получились какие-то фантастические корабли, которые возникали неизвестно зачем».
Даже в 1920 году твердый монархист А.В. Колчак не понял глубинных причин происходившего в канун войны, сообщив в Иркутске в поучение Чрезвычайной следственной комиссии: «Так что я повторяю – вооруженная сила может быть создана при каком угодно строе, если методы работы и отношение служащих к своему делу будут порядочные. Наоборот, при каком угодно строе, если такого отношения не будет, вы вооруженной силы не создадите».
АЛ. Маниковский, выпустивший в том же 1920 году в Москве первую часть своего капитального труда «Боевое снабжение русской армии в войну 1914-1918 гг.», со всей силой подчеркнул, что нельзя рассматривать вопросы технические – вооружение армии и флота – в отрыве от строя, существовавшего в России. Он открыл свою книгу следующими словами: «Россия проиграла эту войну из-за недостатка боевого снабжения. Вот мнение, сложившееся в широких слоях общества на основании голосов, шедших из наших военных кругов, из самой армии.
Что боевого снабжения действительно не хватало нашей армии — это факт неоспоримый; но в то же время было бы грубой ошибкой ограничиться только засвидетельствованием этого факта и всю вину за понесенные неудачи свалить на одно только «снабжение»; это было бы, что называется «из-за деревьев не видеть леса», так как истинные причины наших поражений кроются глубоко в общих условиях всей нашей жизни за последний перед войной период. И сам недостаток боевого снабжения нашей армии является лишь частичным проявлением этих условий, как неизбежное их следствие. И только принадлежа к числу внешних признаков, всегда наиболее бьющих в глаза, он без особых рассуждений был принят за главную причину нашего поражения».
Многочисленные специалисты военного ведомства, а в России никогда не было нехватки умных людей, были повязаны по рукам и ногам. Полноценная подготовка к войне была невозможна, ибо сиюминутные интересы хищного российского капитала находились в кричащем противоречии с задачами подготовки вооруженных сил к предстоящим испытаниям. В погоне за прибылью буржуазия собственными руками исподволь разрушала военную мощь империи.
Казенная военная промышленность была всегда бельмом на глазу для российского крупного капитала. В предвоенные годы, ссылаясь на возможности частной промышленности в производстве вооружений (что оказалось блефом), монополисты пошли походом на считанные государственные заводы, обслуживавшие военное ведомство. В них они видели конкурентов и постарались заранее захватить потенциальный рынок вооружений для себя, нисколько не задумываясь, сумеют ли они обеспечить его. Но где там думать о трудностях военного производства, когда в воспаленном воображении заводчиков плясали цифры «Большой программы».
Уже в заявлении Совета съездов металлозаводчиков северного и прибалтийского районов на имя Совета Министров в мае 1908 года, выставлялось требование: «Расширение оборудования казенных заводов должно быть запрещено Советом Министров. Если ныне заказы военного и морских ведомств дают частным заводам только спорадическую работу, несмотря на огромные затраты сих заводов на специальное оборудование, пригодное лишь для целей государственной обороны, то справедливо ли со стороны государства ухудшать условия работы на сих оборудованиях отвлечением заказов на новые, никому не
