Распутин убит
Шло концентрированное наступление, а паралич власти прогрессировал. Все сыпалось. «Ведь только «видимость правительства» заседает у нас в Мариинском дворце»,-пишет Маниковский осенью 1916 года. В январе 1917 года у него вырывается вопль отчаяния: «Условия работы боевых припасов все ухудшаются: заводы не получают металла, руды, угля, нефти, рабочие – продовольствия и одежды… Общее настроение здесь — задавленное, гнусное. А сильной власти — все нет как нет!»
«Власти нет», — пишет князь Львов. «Правительства нет», — соглашается Протопопов. «И оба признавали, – замечает Милюков, — с противоположных сторон: общественные организации хотят занять место власти».
А Николай II, когда почувствовал, что сгущаются тучи, прибег по совету Александры Федоровны к испытанному средству –в середине ноября 1916 года приказал Вырубовой устроить в ее доме в Царском селе встречу с Распутиным. Царь, явившийся с царицей, выглядел крайне озабоченным. Он, видимо, не понимал, что все новые трудности создает саботаж буржуазии,и был склонен относить их за счет природы. Обращаясь к Распутину, самодержец сказал: «Ну, Григорий, помолись хорошенько; мне кажется, что сама природа идет против нас сейчас». Он объяснил, что снежные заносы мешают подвозу хлеба в Петроград. «Старец» ободрил царя, умоляя только не думать о мире, ибо победит тот, у кого больше «стойкости и терпения». С чем Николай II согласился, заметив, что, по имеющимся сведениям, и в Германии «плохо с продовольствием». Он бездумно ставил знак равенства между Россией и голодающей Германией!
Прощаясь с Распутиным, царь,как обычно,сказал: «Григорий, перекрести нас всех». На что «старец» ответил просьбой: «Сегодня ты благослови меня», что царь и сделал. То была последняя встреча царской четы с Распутиным. «Чувствовал ли Распутин, что он видит их в последний раз, не знаю; утверждать, что он предчувствовал события, не могу, хотя то, что он говорил, сбылось. Со своей смертью Распутин ставил в связь большие бедствия для Их Величеств. Последние месяцы он все ожидал, что его скоро убьют», — записала присутствовавшая при встрече Вырубова.
Российские правые экстремисты попытались подставить плечи под рушившийся, опостылевший стране трон. Спектр совершенных ими деяний на закате самодержавия широк — от комических до трагических, объединенных, однако, одним — полным бессилием остановить назревшие события. Не сумели не только они, революция была неизбежна,и перед ней оказались бессильны ухищрения всех тех, кто думал сохранить в России эксплуататорский строй.
Никто иной как А.Ф. Керенский в статье « Короткая память» еще в 1920 году признал: «Да, цензовая Россия опоздала своевременным переворотом сверху (о котором так много говорили и к которому так много готовились), — опоздала предотвратить стихийный взрыв государства, не царизма только, а именно всего государственного механизма. И нам всем вместе — демократии и буржуазии — пришлось наспех, среди дьявольского урагана войны и анархии налаживать кой-какой самый первобытный аппарат власти».
Усилия правых удержать уже утраченные позиции были подобны попыткам взмахами метлы остановить грозное половодье народного гнева. Они замахивались без разбора, в ослеплении не видя, что нередко бьют соратников по классу. В начале декабря 1916 года петроградские газеты занялись загадочной историей С. Прохожего (С.Н. Гуцулло), члена Союза русского народа . Он явился в редакцию газеты «Русское слово» и рассказал, что Дубровин поручил ему убить Милюкова, вручив аванс 300 рублей. По словам Прохожего, он должен был поразить лидера кадетов выстрелом из чайной, что была напротив дома Милюкова. «Дубровин мне заявил, — рассказывал Прохожий, – надо кому-нибудь убить Милюкова, и это должен сделать именно ты, как мобилизованный и призванный отбывать воинскую повинность. –Это убийство, – продолжал Дубровин, – должно быть ответом русской армии на последнюю речь, произнесенную Милюковым в Думе. Военный министр пожал Милюкову руку, а ты, представитель армии, накажешь изменника и крамольника».
Прохожий заверял газетчиков, что убивать он не намерен, ибо «это дело нужно только одному г. Дубровину. Союзу выступать с таким делом было бы нельзя по чисто тактическим соображениям. Да и существование самого Союза — это, пожалуй, голая ложь г. Дубровина, ибо он не может даже сотню собрать вокруг себя русского народа» («Речь» 1916, 4 декабря ). В редакции «Журнала журналов» несостоявшийся убийца добавил: «Ведь не время теперь. И мы, союзники, стали понимать. Вот посмотрите — Пуришкевич. Ведь какой карьерист, а все же понял, где теперь сила». Проворные журналисты бросились к Милюкову выяснить, как он относится к планам злоумышлявших на его жизнь. Он заявил, что все это его не удивляет, ибо в последнее время, «где я ни появлюсь, меня сопровождают какие-то подозрительные личности». Но, стоически напомнил Милюков, «в этом отношении у меня выработался даже известный опыт. Когда в третьей Думе я произнес речь, в которой разоблачил Союз русского народа, на улице меня обступило несколько подозрительных личностей, набросились на меня, сломали пенсне и выбили зуб».
Милюков приобрел славу мученика, и Союз русского народа не мог сдержаться. В передовице органа Союза «Русское знамя» 8 декабря 1916 года сообщили: цель всей кампании «поднять упавший престиж» сего «видного» пораженца. «Кому и для чего, собственно, понадобилось организовывать на Милюкова какое-то «покушение»? — Вопрошала достойная газета. — Бить его, как известно, действительно многие били: били по физиономии рукой, облаченной в плотную перчатку, били хлыстом– но другому месту, без перчаток, били, кажется, палкой по спине били… Да мало ли чем и по чему его били? Все это лишь доказывает, что если так доступны для битья физиономия и «другие места», принадлежащие Милюкову, то и весь он был столь же доступен битью… Отхлестали — и ступай с богом, да не греши больше, а будешь грешить – опять вздуют».
Все это носило анекдотический характер – потуги правых не только на страницах газет, но и на общественном «форуме» в Думе. Страсти накалились до предела.
Недавние соратники Дубровина В.М. Пуришкевич и Н.Е. Марков 2-й, уже рассорившиеся с ним, чуть не передрались в Думе друг с другом. Пуришкевич в декабрьскую сессию Думы выступил с обличительными речами против Распутина. «Ночи последние не могу спать, даю вам честное слово, — клялся он с трибуны, — лежу с открытыми глазами, и мне представляется целый ряд телеграмм, сведений, записок, которые пишет этот безграмотный мужик то одному, то другому министру, чаще всех, говорят, Александру Дмитриевичу Протопопову, и просит исполнить. И были примеры, мы знаем, что исполнение этих требований влекло к тому, что эти господа, сильные и властные, слетели…
Председатель: Член Государственной Думы Пуришкевич, прошу вас не идти слишком далеко в этой области.
Пуришкевич: Да не будут вершителями исторических судеб России люди, выпестованные на немецкие деньги, предающие Россию…
Председатель: Прошу вас, член Государственной Думы Пуриш-
кевич, помнить о предмете, о котором вы говорите…
Пуришкевич: В былые годы, в былые столетия Гришка Отрепьев колебал основы русской державы. Гришка Отрепьев воскрес в Гришке Распутине, но этот Гришка, живущий при других условиях, опаснее Гришки Отрепьева… Да не будет Гришка Распутин руководителем русской внутренней, общественной жизни!»
Марков 2-й наливался яростью, слушая вчерашнего единомышленника. Он ринулся на трибуну защищать трон, крича, что Пуришкевич «очень пристрастно» нападает на правительство. Марков 2-й понес несуразицу, прерываемый с мест: «А Распутин?» Но этого сюжета он боялся как огня, в нараставшей сумятице оратор утратил самообладание и окрысился на председательствовавшего Родзянко, заорав:
— А вы не кричите! Родзянко пробасил:
— Потрудитесь сойти!
Марков подскочил к кафедре Родзянко, замахнулся на него кулаком и взвизгнул:
— Болван! Мерзавец!
Родзянко впоследствии так описал свои переживания: «Очевидно, ему был дан известный план. Он рассчитывал, что я не сумею сдержаться, пущу в него графином и по поводу этого скандала можно будет сказать, что Государственную Думу держать нельзя и надо ее распустить… У меня было побуждение — графин такой славный был, полный воды, но я сдержался». В обстановке неописуемого хаоса Дума постановила исключить на пятнадцать заседаний хулигана, лидера правой фракции Н.Е. Маркова.
