Но из самых темных затонов,Из гниющих в воде корней,Появилось племя драконов,Крокодилов и черных змей.Выползали слепые грудыИ давили с хрустом других,Кровяные рвались сосудыОт мычанья и рева их.
Из поэмы «Два сна»
[1]А в легком утреннем туманеНад скалами береговымиЕще переливалось имя,Звенело имя Муаяни.[2]Весь двор, усыпанный пескомПросеянным и разноцветным,Сиял – и бледносиний домЕму сиял лучом ответным.В тени его больших стропилС чудовищами вырезнымиОгромный кактус шевелилЛистами жирными своими.А за стеной из тростника,Работы тщательной и тонкой,Шумела Желтая река,И пели лодочники звонко.Ю-Це ступила на песок,Обвороженная сияньем,В лицо ей веял ветерокНеведомым благоуханьем.Как будто первый раз на светОна взглянула, веял ветер,Хотя уж целых восемь летОна жила на этом свете.И благородное дитяСтупало робко, как во храме,Совеем тихонько шелестяСвоими красными шелками,Когда, как будто принесенРекой, раздался смутный ропот.Старинный бронзовый драконВорчал на бронзовых воротах:– Я пять столетий здесь стою>А простою еще и десять:Задачу трудную моюКак следует мне надо взвесить.3Не светит солнце, но и дождьНе падает; так тихо-тихо;Что слышно из окрестных рощ,Как учит маленьких ежика.Лай-Це играет на песке,Но ей недостает чего-то,Она в тревоге и тоскеПоглядывает на ворота.– «Скажите, господин дракон,Вы не знакомы с крокодилом?Меня сегодня ночью онКатал в краю чужом, но милом». —