Привет
«Мне необходимо переговорить с тобой. В десяти милях от твоего лагеря и в десяти от моего, на дороге из Оппидиума в Сильвий есть маленькая вилла, собственность Тита Оссилия, патриция из Венузии. Я нахожусь там с тремя стами моих всадников. Желаешь ли ты придти гуда с таким же количеством твоих людей? Я пришел с честным намерением и во всем доверяюсь твоей чести.
Спартак»
Красе тотчас же принял предложение гладиатора я приказал передать послу, что через четыре часа он. Красе, будет на свидании в назначенном месте; и как Спартак вверяет себя его чести, так и он полагается на честь Спартака.
Через три с половиной часа, за два часа до полудня. Красе прибыл на виллу Тита Оссилия во главе отряда кавалерии.
У ворот виллы его встретили Мамилий, который сопровождал Спартака, центурион и десять декурионов отряда.
Его провели со всеми знаками почтения через переднюю дворца, через атриум и коридор в маленькую картинную галерею. У входа, на шум шагов пришедших, показался Спартак, который, сделав своим знак удалиться, сказал, поднеся к губам правую руку в знак привета:
— Привет тебе, славный Марк Красе!
И отступил вглубь галереи, чтобы дать войти вождю римлян, который, отвечая на приветствие, сказал, входя в залу:
— Привет и тебе, доблестный Спартак!
Оба полководца созерцали друг друга в молчании.
Гладиатор был выше патриция; при сравнении со стройными и в то же время мужественными формами его атлетической фигуры сразу бросалась в глаза очень заметная уже тучность Красса.
В то время как Спартак рассматривал резкие и строгие линяя костистого, смуглого, чисто римского лица Красса, его короткую шею, широкие плечи и кривые ноги, возле колен слегка выгнутые наружу, Красе любовался величавостью, гибкостью и безукоризненной красотой геркулесовских форм Спартака, благородством его высокого лба, блеском глаз и честностью, которая сквозила во всех чертах его прекрасного лица.
Красе не мог отделаться от чувства глубокого восхищения, которым он против своей воли был охвачен при виде этого человека.
Первым прервал молчание Спартак — Скажи, Красе, не кажется ли тебе, что эта война затянулась слишком долго?
Римлянин минуту поколебался, потом сказал:
— Затянулась, и очень.
— Тебе не кажется, что мы могли бы положить ей конец? — спросил снова гладиатор.
Желтовато-серые глаза Красса, наполовину прикрытые веками, оживились, метнув луч света, и он сейчас же ответил:
— Но каким образом?
— Заключив мир.
— Мир? — с изумлением воскликнул Красе.
— А почему нет?
— Но.., потому что.., каким образом можно было бы заключите этот мир?
— Клянусь Геркулесом!.. Как заключается всегда мир между двумя воюющими сторонами.
— Да?! — воскликнул Красе с иронической улыбкой. — Как заключают мир с Ганнибалом, с Антиохом, с Митридатом…
— А почему нет? — спросил с тонкой иронией в голосе Спартак.
— Потому что… — отвечал с презрением и в то же время со смущением предводитель римлян, — потому что.., разве вы воюющая сторона?
— Мы — союз многих народов, воюющих против римской тирании.
— Клянусь Марсом Мстителем! — иронически воскликнул Красе, заложив левую руку за золотую перевязь. — А я-то думал, что вы — наглая толпа презренных рабов, взбунтовавшихся против своего законного господина.
— Да, но с одной только поправкой, — ответил спокойно Спартак, — мы не презренные, нет! Мы — рабы вашего несправедливого и незаконного самоуправства, но не презренные. Относительно законности вашего права над нами лучше мы не будем говорить.
— Словом, — сказал Красе, — ты хотел бы заключить мир с Римом, как если бы ты был Ганнибал или Митридат? Какие провинции ты хочешь? Сколько требуешь за военные издержки?
Искра негодования блеснула в глазах Спартака, и кто знает, что ответил бы он Крассу, если бы не спохватился во-время. Приложив левую руку к губам, как бы заткнув себе рот, проведя правой несколько раз по лбу, он ответил:
— Я пришел не спорить с тобой, не оскорблять тебя и не выслушивать твои оскорбления.
— А не кажется тебе оскорбительным для величия римского народа предложение заключить мир с восставшими рабами и гладиаторами? Надобно родиться не на берегах Тибра, чтобы не понять всей оскорбительности подобного предложения. Ты, к твоему несчастью, рожден не римлянином, хотя ты этого заслуживал бы, Спартак — клянусь тебе! — и не можешь оценить в достаточной степени всю тяжесть обиды, которую ты мне нанес.
— А тебе чрезмерная гордость, присущая от рождения латинской расе, не позволяет понять оскорбление, которое ты наносишь, если не мне и моим товарищам по оружию, то природе и высшим богам, когда ты рассматриваешь все народы на земле, как презренные расы, более подобные животным, чем людям.
Снова воцарилось молчание.
После нескольких минут размышления Красе поднял голову и сказал, глядя на Спартака:
— Ты уже обессилен, не способен дальше сопротивляться, ты просишь мира. Хорошо, каковы твои условия?
— У меня шестьдесят тысяч людей, и ты знаешь, и Рим знает, как они сильны и мужественны… В Италии миллионы рабов стонут в ваших цепях и пополняют постоянно солдатами мои легионы. Война продолжается уже три года и будет продолжаться еще десять и сможет стать пламенем, которое спалит Рим. Я устал, но я не обессилен.
— Ты забываешь, что Помпей идет к Самниуму с легионами, которые победили Сертория, и что Лукулл высадится на днях в Брундизиуме во главе легионов, сражавшихся против Митридата.
— Ах, и Лукулл также! — воскликнул Спартак. — Боги! Какую честь оказывает Рим гладиаторам!
И, помолчав минуту, прибавил:
— Но каковы твои условия, если ты соглашаешься на какой-либо мир?
— Ты и сто человек твоих, по твоему выбору, уйдете свободными. Остальные сдадутся безусловно; Сенат решит их судьбу.
— А те… — начал Спартак, но Красе перебил его, продолжая:
— Или же, если ты устал, то уйди от них. Ты получишь свободу, гражданство, чин квестора в ваших войсках. Без твоего мудрого руководства они придут в расстройство и в восемь дней будут совершенно разгромлены.
Пламенем вспыхнуло лицо Спартака. Нахмурив брови, с угрожающим видом он сделал шаг по направлению к Крассу, но, сдержавшись, ответил дрожащим от гнева голосом:
— Бегство?.. Измена?.. Этим условиям я предпочитаю смерть рядом со всеми моими товарищами на поле битвы. И двинувшись к выходу, сказал:
— Прощай, Маркс Красе.
Но дойдя до порога, остановился и, обернувшись к римскому вождю, спросил:
— Я увижу тебя в первой схватке?
— Увидишь.
— Сразишься со мной?
— Сражусь с тобою.
