Лейся, лейся, мой ручей, И журчанье струйС одинокою моей Лирой согласуй.Счастлив, кто от хлада лет Сердце охранил,Кто без ненависти свет Бросил и забыл,Кто делит с душой родной, Втайне от людей,То, что презрено толпой Или чуждо ей.
Месяц Травный*, нахмурясь, престол свой отдал Изоку;Пылкий Изок* появился, но пасмурен, хладен, насуплен;Был он отцом посаженым у мрачного Грудня*. Грудень, известно,Очень давно за Зимой волочился; теперь уж они обвенчались.С свадьбы Изок принес два дождя, пять луж, три тумана(Рад ли, не рад ли, а надобно было принять их в подарок).Он разложил пред собою подарки и фыркал. Меж тем собиралсяТихо на береге Карповки* (славной реки, где не водятся карпы,Где, по преданию, Карп-Богатырь кавардак по субботамЕл, отдыхая от славы), на береге Карповки славнойВ семь часов ввечеру Арзамас двадесятый, под сводомНовосозданного храма, на коем начертано имяВещего Штейна*, породой германца, душой арзамасца.Сел Арзамас за стол с величавостью скромной и мудрой наседки,Сел Арзамас — и явилось в тот миг небывалое чудо:Нечто пузообразное, пупом венчанное вздулось,Громко взбурчало, и вдруг гармонией Арфы стало бурчанье.Члены смутились. Реин дернул за кофту Старушку,С страшной перхотой Старушка бросилась в руки Варвику,Журка клюнул Пустынника, тот за хвост Асмодея.Начал бодать Асмодей Громобоя, а этот облапил,Сморщась, как дряхлый сморчок, Светлану. Одна лишь КассандраТихо и ясно, как пень благородный, с своим протоколом,Ушки сжавши и рыльце подняв к милосердому небу,В креслах сидела. «Уймись, Арзамас! — возгласила Кассандра. —Или гармония пуза Эоловой Арфы тебя изумила?Тише ль бурчало оно в часы пресыщенья, когда имВодка, селедка, конфеты, котлеты, клюква и брюкваБыстро, как вечностью годы и жизнь, поглощались?Знай же, что ныне пузо бурчит и хлебещет недаром;Мне — Дельфийский треножник оно. Прорицаю, внимайте!»Взлезла Кассандра на пузо, села Кассандра на пузе;Стала с пуза Кассандра, как древле с вершины СинаяВождь Моисей ко евреям, громко вещать к арзамасцам: «Братья-друзья арзамасцы! В пузе Эоловой АрфыМного добра. Не одни в нем кишки и желудок.Близко пуза, я чувствую, бьется, колышется сердце!Это сердце, как Весты лампада, горит не сгорая.Бродит, я чувствую, в темном Дедале поблизости пузаЧестный отшельник — душа; она в своем заточеньеВсе отразила прельщенья бесов и душиста добро́той(Так говорит об ней Николай Карамзин, наш историк).Слушайте ж, вот что душа из пуза инкогнито шепчет:Полно тебе, Арзамас, слоняться бездельником! ПолноНам, как портным, сидеть на катке и шить на халдеев,Сгорбясь, дурацкие шапки из пестрых лоскутьев Беседных;Время проснуться! Я вам пример. Я бурчу, забурчите ж,Братцы, и вы, и с такой же гармонией сладкою. Время,Время летит. Нас доселе обирала беспечная шутка;Несколько ясных минут украла она у бесплоднойЖизни. Но что же? Она уж устала иль скоро устанет.Смех без веселости — только кривлянье! Старые шутки —Старые девки! Время прошло, когда по следам ихРой обожателей мчался! теперь позабыты; в морщинах,Зубы считают, в разладе с собою, мертвы не живши.Бойся ж и ты, Арзамас, чтоб не сделаться старою девкой.Слава — твой обожатель; скорее браком законнымС ней сочетайся! иль будешь бездетен, иль, что еще хуже,Будешь иметь детей незаконных, не признанных ею,Светом отверженных, жалких, тебе самому в посрамленье.О арзамасцы! все мы судьбу испытали; у всех нас