Где вы, мои поля? Где вы, любовь весны? Страна, где я расцвел в тени уединенья, Где сладость тайная во грудь мою лилась. О рощи, о друзья, когда увижу вас? Когда, покинув свет, опять без принужденья Вкушать мне вашу сень, ваш сумрак и покой? О! кто мне возвратит родимые долины? Когда, когда и Феб и дщери Мнемозины Придут под тихий кров беседовать со мной? При них мои часы весельем окрыленны; Тогда постигну ход таинственных небес И выспренних светил стези неоткровенны. Когда ж не мой удел познанье сих чудес, Пусть буду напоен лесов очарованьем; Пускай пленяюся источников журчаньем, Пусть буду воспевать их блеск и тихий ток! Нить жизни для меня совьется не из злата; Мой низок будет кров, постеля не богата; Но меньше ль бедных сон и сладок и глубок? И меньше ль он души невинной услажденье? Ему преобращу мою пустыню в храм; Придет ли час отбыть к неведомым брегам — Мой век был тихий день, а смерть успокоенье.

Старый кот и молодой мышонок*

   Один неопытный мышонок У старого кота под лапою пищал И так его, в слезах, на жалость преклонял: «Помилуй, дедушка! Ведь я еще ребенок!   Как можно крошечке такой, как я,   Твоим домашним быть в отягощенье? Твоя хозяюшка и вся ее семья Придут ли от меня, малютки, в разоренье? И в чем же мой обед? Зерно, а много два!     Орех мне — на неделю!   К тому ж теперь я худ! Едва-едва Могу дышать! Вчера оставил лишь постелю; Был болен! Потерпи! Пусти меня пожить! Пусть деточки твои меня изволят скушать!» — «Молчи, молокосос! тебе ль меня учить? И мне ли, старику, таких рассказов слушать! Я кот и стар, мой друг! прощения не жди,    А лучше, без хлопот, поди   К Плутону, милости его отведать! Моим же деточкам всегда есть что обедать!» Сказал, мышонка цап; тот пискнул и припал. А кот, покушавши, ни в чем как не бывал!    Ужель рассказ без поученья?     Никак, читатель, есть! Всем юность льстит себя! все мыслить приобресть! А старость никогда не знает сожаленья!

Каплун и сокол*

Приветы иногда злых умыслов прикраса.       Один     Московский гражданин,     Пришлец из Арзамаса, Матюшка-долгохвост, по промыслу каплун,    На кухню должен был явиться И там на очаге с кухмистером судиться. Вся дворня взбегалась: цыпь! цыпь! цыпь! цыпь! — Шалун       Проворно,     Смекнувши, что беда,    Давай бог ноги! «Господа,      Слуга покорный! По мне, хотя весь день извольте горло драть, Меня вам не прельстить учтивыми словами!   Теперь: цыпь! цыпь! а там меня щипать,     Да в печку! да, сморчами Набивши брюхо мне, на стол меня! а там     И поминай как звали!» Тут сокол-крутонос, которого считали По всей окружности примером всем бойцам, Который на жерди, со спесью соколиной,     Раздувши зоб, сидел    И с смехом на гоньбу глядел, Сказал: «Дурак каплун! с такой, как ты, скотиной   Из силы выбился честной народ!    Тебя зовут, а ты, урод, И нос отворотил, оглох, ко всем спиною! Смотри пожалуй! я тебе ль чета? но так   Не горд! лечу на свист! глухарь, дурак, Постой! хозяин ждет! вся дворня за тобою!»
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ОБРАНЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату