последние годы царствования Федора.
Богдан Отрепьев дослужился до чина стрелецкого сотника и рано погиб. Наверное, Богдан обладал таким же буйным характером, как и его сын. Жизнь сотника оборвалась в Немецкой слободе в Москве. Там, где иноземцы свободно торговали вином, нередко случались пьяные драки. В одной из них Богдана зарезал некий литвин.
Юшка остался после отца своего «млад зело», и воспитывала его мать. Благодаря ее стараниям мальчик научился читать Священное писание. Когда возможности домашнего, образования оказались исчерпанными, дворянского недоросля послали на учение в Москву. Там жил зять Отрепьевой, Семейка Ефимьев, которому суждено было сыграть в жизни Юшки особую роль. Уже после пострижения Гришка стал переписчиком книг на патриаршем цворе. Без каллиграфического почерка он никогда бы не получил это место. Не в доме ли дьяка Ефимьева он научился писать? В московских приказах ценили каллиграфическое письмо, и приказные дельцы вроде Ефимьева обладали хорошим почерком.
Ранние жизнеописания изображали юного Отрепьева беспутным негодяем. При Шуйском такие отзывы были забыты. Во времена Романовых писатели не скрывали удивления по поводу способностей необыкновенного юноши, но притом высказывали благочестивое подозрение, не общался ли он с нечистой силой. Учение давалось Отрепьеву с поразительной легкостью, и в непродолжительное время он стал оело грамоте горазд».
Бедность и сиротство отнимали у способного ученика надежду на выдающуюся карьеру. В конце концов Юрий поступил на службу к Михаилу Романову. Многие считали Романовых наследниками короны. Служба при их дворе, казалось бы, сулила блестящее будущее. К тому же родовое гнездо Отрепьевых располагалось на Монзе, притоке Костромы, и там же находилась знаменитая костромская вотчина Романовых – село Домнино. Соседство по имению, видно, тоже сыграло роль в том, что
провинциальный дворянин отправился на московское подворье бояр Романовых.
«Наказы» Шуйского называют Юрия Отрепьева боярским холопом. Этот полемический выпад нельзя принимать всерьез. Юшка служил Михаилу Романову скорее всего добровольно, иначе как мог он перейти на службу к Черкасскому?
На государевой службе Отрепьевы подвизались в роли стрелецких командиров. В боярских свитах дворяне их ранга занимали должности дворецких и конюших. Юшка «принял честь» от Черкасского, значит, его карьера началась вполне успешно.
Опала, постигшая романовский кружок в ноябре 1600 года, едва не погубила Отрепьева. Под стенами романовского подворья произошло форменное сражение. Вооруженная свита оказала отчаянное сопротивление царским стрельцам. Царь Иван в таких случаях подвергал боярскую дворню поголовному истреблению. Но Борис не хотел следовать его примеру. Он ограничился тем, что подверг пытке «ближних» слуг (многие на пытках «помираху») и запретил всем принимать к себе на службу людей из распущенных боярских свит. Зато «большие господа» и их ближайшие советники подверглись самым жестоким карам. Окольничий Михаил Романов и боярин Борис Черкасский погибли в ссылке.
Юшке Отрепьеву, видно, угрожала нелегкая участь. Патриарх говорил, что он спасся в монастыре «от смертные казни». Борис выражался еще определеннее: боярского слугу ждала виселица!
Не благочестивая беседа, а страх перед виселицей привел Отрепьева в монастырь. 20-летнему дворянину, полному надежд, сил и энергии, пришлось покинуть свет, забыть мирское имя. Отныне он стал смиренным чернецом Григорием.
Во время своих скитании новоиспеченный монах определенно побывал в галичском Железноборском мона-стырьке (по некоторым сведениям, он там и постригся) и в суздальском Спасо-Евфимиеве монастыре. Если мы взглянем на карту, то убедимся, что оба названных пункта лежат в одном и том же направлении – к северо-востоку от Москвы. Естественно предположить, что слуга опальных бояр искал спасения в родных краях.
По преданию, в Спасо-Евфимиеве монастыре Гришку отдали «под начало» духовному старцу. Жизнь «под началом» оказалась стеснительной, и чернец покинул Спасскую обитель. В суздальском монастыре Отрепьев задержался, по-видимому, все-таки дольше, чем в других попутных обителях.
Переход от жизни в боярских теремах к прозябанию в монашеских кельях был слишком резким. Чернец поневоле тяготился монашеским одеянием. Столица притягивала его своими соблазнами. Очень скоро Отрепьев покинул провинциальную глушь.
Как же осмелился он вновь появиться в Москве? Во-первых, царь отправил Романовых в ссылку и прекратил розыск. Оставшиеся в живых опальные очень скоро заслужили прощение. Во-вторых, по словам современников, монашество на Руси нередко спасало преступников от наказания.
Как мог опальный инок попасть в Чудов, самый аристократический, кремлевский, монастырь? Дьяки Шуйского удовлетворительно ответили на этот вопрос: нашлось много свидетелей водворения провинциала в Кремле. Выяснилось, что Григорий воспользовался протекцией: «бил челом об нем в Чюдове монастыре архима-риту Пафнотъю (что ныне Крутицкой митрополит, добавили от себя дьяки) богородитцкой протопоп Еуфимий, чтоб его велел взята в монастырь и велел бы ему жити в келье у деда у своего у Замятии; и архимарит Пафнотий, для бедности и сиротства взяв его в Чюдов монастырь, дал под начало».
Отрепьев недолго прожил под надзором деда. Архимандрит вскоре отличил его и перевел в свою келыо. Там чернец, по его собственным словам, занялся литературным трудом. «Живучи-де в Чудове монастыре у архима-рига Пафнотия в келий,- рассказывал он знакомым монахам,- да сложил похвалу московским чудотворцам Петру, и Алексею, и Ионе». Старания Отрепьева были оценены, и с этого момента начался его стремительный, почти сказочный взлет.
Григорий был очень молод и провел в монастыре без году неделю. Несмотря на это, Пафнутий произвел его в дьяконы. Роль келейника влиятельного чудовского архимандрита могла удовлетворить любого, но не Отрепьева. Покинув архимандричью келыо, чернец переселился на патриарший двор. Придет время, и патриарх будет оправдываться тем, что он приглашал к себе Гришку лишь «для книжного письма». На самом же деле Отрепьев не только переписывал книги на патриаршем дворе, но и сочинил каноны святым. Патриарх говорил, что чернеца Григория знают и епископы, и игумены, и весь священный собор. Вероятно, так оно и было. На собор и в думу
патриарх являлся с целым штатом помощников. В числе их оказался и Отрепьев. Своим приятелям чернец говорит так: «Патриарх-де, видя мое досужество, и учил на царскую думу вверх с собою меня имати, и в славу-дс (я) в шел великую». Заявление Отрепьева насчет его великой славы нельзя считать простым хвастовством.
Потерпев катастрофу на службе у Романовых, Отрепьев поразительно быстро приспособился к новым условиям жизни. Случайно попав в монашескую среду, он заметно выделялся в ней. Юному честолюбцу помогли выдвинуться не подвиги аскетизма, а необыкновенная восприимчивость натуры. В течение месяцев Григорий усваивал то, на что другие тратили жизнь. Церковники сразу оценили живой ум и литературные способности Отрепьева. Но было в этом юноше и еще что-то, что притягивало к нему и подчиняло других людей. Служка у деда Замятии, келейник чудовского архимандрита и, наконец, придворный патриарха! Надо было обладать незаурядными качествами, чтобы сделать такую выдающуюся карьеру в течение всего одного года. Однако Отрепьев очень спешил, должно быть чувствуя, что ему суждено прожить совсем недолгую жизнь…
При царе Борисе Посольский приказ пустил в ход версию, будто Отрепьев бежал от патриарха после того, как прослыл еретиком. Юшка отверг родительский авторитет, восстал против самого бога, впал в «чернокнижье, и призыване духов нечистых и отъреченья от бога у него выняли». В наказание патриарх со всем вселенским собором «по правилам святых отцов и по соборному уложению приговорили сослати (Отрепьева)… на Белое озеро в заточенье на смерть».
Московские власти адресовали подобные заявления польскому двору. Они старались доказать, что Отрепьев был осужден судом. Это давало им повод требовать от поляков выдачи беглого преступника.
При Шуйском Посольский приказ весь эпизод осуждения Отрепьева уместил в одну-единственную строку: чернец Григорий впал «в еретичество», и его «с собору хотели (!) сослать в заточенье на смерть». Тут не было и речи о соборном уложении, осудившем Отрепьева.
Версия, рассчитанная на заграницу, не совпала с версией, предназначенной для внутреннего пользования.
После гибели Лжедмитрия дьяки Шуйского составили подборку документов с краткой справкой о
