не выходило. Я был зажат в молчащие тиски. С одной стороны давила на меня старая дружба, с другой – новое знакомство.
«Ладно, – думал я, – главное – довезти бамбук до Каширы и лодку построить».
Неожиданно беседу оживил человек в золотых очках, который сидел напротив и все это время шуршал газетой.
– И зачем молодые люди носят бороду! – сказал он. – Ну, зачем? Не пойму. Это был камешек в огород Орлова.
Орлов не обратил на камешек внимания и упорно глядел в окно на дачные участки, сады и огороды.
– Ну, в старое время люди мало читали – вот они и носили бороду. А сейчас-то зачем борода? Я бы всех бородатых взял бы и насильно им бороду сбрил, чтоб на людей были похожи.
Я никак не мог понять, отчего эти золотые очки так уж привязались к Орлову. Борода не была самым главным в его облике, и хоть напоминала порой обрезанную снизу горную вершину, орел усов выглядел поважнее. Орлова я бы и не назвал бородатым. Скорей уж – бородато-усатым. А еще точней – брадоусым.
– Сбрить бороду – это мало, – ответил наконец Орлов. – Я бы всем, кто носит бороду, голову отрезал.
– Это уж потом, если бороду не сбреют.
Орлов пошарил в кармане, достал оттуда кривой садовый нож и протянул человеку в золотых очках.
– Режьте, – сказал он.
– Что такое?
– Голову мне режьте.
На соседних лавках люди забеспокоились, стали прислушиваться к разговору. Кто тянул по-гусиному шею, кто протискивался через проход к нам поближе, а кто, наоборот, подальше.
– Вы хотели насильно сбрить мне бороду, – напирал Орлов, – а потом отрезать голову – режьте!
– Режьте, режьте, – поддержал писатель-путешественник. – Хотели резать – режьте. Чего тянуть?
– Ничего я не хотел. Я хотел только бороду сбрить.
– Ничего подобного, – сказал и я, обращаясь к пассажирам. – Он хотел отрезать голову моему другу. Это все слыхали!
– Не хотел я резать! – отбивался человек в золотых очках, привставая и отталкивая нож.
– Граждане! – громко сказал вдруг писатель-путешественник. – Среди нас опасный пассажир. Он хотел отрезать голову, а потом сбрить с нее бороду!
– Вот вам моя голова! – наседал Орлов. – Что ж вы не режете?
Да кто же это сказал, что Орлов не похож на орла?! Вон как блистают гордые бледные глаза, летают усы, а под ними нож кривой горит в когтистых руках. Да орел же! Настоящий орел!
И писатель-путешественник смотрит на Орлова с уважением. Какой тут товарищ Гусаков? Орел!
Все больше народу собиралось вокруг нас. Человек в золотых очках не выдержал, стал сдергивать с крючка свою сумку.
– Только брить хотел, только брить! – объяснял он, пробираясь к выходу из вагона.
Глава VIII. ВРЕМЯ КОМПОТА
Мастер жил на окраине Каширы, и вокруг его дома росли старые яблони. С веток их свешивались сверкающие сосульки, меж которыми летали синицы и воробьи.
Я думал, что увижу человека преклонных лет, но Мастер был вполне молод, с добрым и внимательным, но очень белым, даже белоснежным, каким-то зимним лицом.
Он встретил нас на крыльце, расцеловался с писателем и спросил его:
– Как звать ваших великих друзей?
Писатель познакомил нас и объяснил коротко бамбуковую затею.
– О делах потом, – сказал Мастер. – Прошу вас и ваших великих друзей в дом, к столу. Прошу, прошу, прошу.
Несколько смущенные, мы с Орловым уложили бамбук под яблоню, смели веником снег с ботинок и вошли в дом.
За столом собралась уже вся семья Мастера – дедушки и тетушки, сестры с мужьями, племянники. Мастер представил нас как «великих друзей писателя-путешественника».
Мы краснели, кланялись, не зная, как подтвердить свое величие.
– Да, да! Это мои великие друзья! – поддакивал писатель-путешественник. – Один из них, правда, немного похож на Гусакова, но это сходство чисто внешнее. На самом деле он великий человек. Ему в поезде чуть голову не отрезали!
– Не может быть! – восклицали родственники.
А стол, за который усадили нас, был завален угощеньем: горы салата, застывшие озера холодца. Белоснежное лицо Мастера порхало над столом, мелькали добрые руки тетушек, которые подкладывали писателю-путешественнику и его великим друзьям свеколки с чесноком, селедочки в шубе, картошечки в мундире.
Мастер произнес речь в честь своего великого друга писателя. Писатель-путешественник произнес речь в честь своего великого друга Мастера. Дядюшка Карп Поликарпыч произнес речь в честь великих друзей великого друга Мастера.
– Кстати, – пояснял писатель-путешественник. – Мои друзья задумали великое дело. Они решили построить самую легкую лодку в мире. И тут не обойтись без Мастера, который велик, как гора. Скажем – Казбек.
Тут все принялись обсуждать, какая гора больше, Казбек или Эльбрус, с гор спустились к морю, а на море и оказалась самая легкая лодка в мире. Тут родственники призадумались, какой должна быть самая легкая лодка, кинулись к окнам глядеть на бамбук.
– Бамбук-то легкий! – вскрикивал кое-кто из них. – А можжевельник полегче будет. – А орех?
– Постойте, постойте, – успокаивал Мастер. – Сейчас не время бамбука и других материалов – время борща.
И он принялся разливать борщ таким половником, на котором впору было отправиться в плавание.
– Лодка не получится, – говорил Мастер чуть позже, – если мы не отведаем гуся.
Мы принялись за гуся, у которого оказалось столько ног, сколько людей сидело за столом, – двенадцать.
– А все-таки бамбук не такой уж и легкий, – сказал вдруг дядюшка Карп Поликарпыч.
– Я раньше никогда не работал бамбук, – заметил Мастер, недовольно двинув бровями. – И ты бы, Карп Поликарпыч, лучше бы думал о гусе.
– А я думаю не только о гусе, но и о бамбуке, – ответил Карп Поликарпыч.
Подняв брови повыше, Мастер внимательно оглядел Карп Поликарпыча. В глазах его выражалось сильное сомнение в том, что в голове у дядюшки могут уместиться две такие важные мысли.
Дядюшка глаз своих не отвел, а гусиную ногу стал грызть более напряженно, как бы намекая: вот видишь – ем гуся, а думаю о бамбуке.
Отложив недоеденную гусиную ногу, Мастер встал и вышел из-за стола в кабинет.
В комнате создалась неловкость. Многие родственники глядели на Карп Поликарпыча с большим осуждением. Кто-то из тетушек сильно толкнул его в бок. Карп Поликарпыч, не теряя достоинства, упорно ел ногу, делая глазами вид, что по-прежнему думает о бамбуке.
Меж тем Мастер вернулся из кабинета, держа в руках скальпель, пинцет и увеличительное стекло. Не садясь вновь за стол, он прошел к выходу, и кто-то из племянников накинул ему на плечи полушубок.
