Еще раз продекламировал Белов и перевел: где-то на Чукотке, в его лесном краю растет дерево. Не такое, из которого делают полозья для нарт: у него древесина слабая. Дереву хочется спать, оно засыпано снегом, будто одето в шаманскую кухлянку.
Над головой промчалась утиная стая. Кто-то кинул эплыкытэт – ловушку, и птица, оплетенная бечевой, глухо ударилась о землю. Теперь, при южном ветре, нельзя стрелять по уткам – на Инчоунской косе собирается лежбище моржей. Не успело наступить лето и уже кончается… А где-то есть вечное лето, и люди там никогда не видят блеска снега. Велика земля людей! Отовсюду будут приходить вести, чтобы встать ровными рядами-строчками на страницу газеты «Советский Тэпкэн»… Как птицы. Они только родятся здесь, а всю долгую зиму живут в жарких странах. Первыми они приносят весть о наступающем тепле, о лете. Газета, как птица, такая же легкая, быстрая.
Айвангу глянул на селение. Ряды яранг убегают к высокой горе, на которой стоял красный домик маяка. Когда наступят темные ночи, зажжется электрический луч и будет светить морю, редким домам и многочисленным ярангам Тэпкэна. Говорят, настанет такое время, когда чукчи перейдут в дома, будут спать на кроватях, посуду класть на столы и живой огонь костров запрут в каменный мешок – печку.
Айвангу представил, как бы он жил в настоящем доме. Неудобств много. Каждый раз надо взбираться на стул. Нормальный здоровый человек может запросто сесть, а ему надо влезать на сиденье. Даже открыть дверь ему трудно. Нет, яранга как раз для таких, как он, – для безногих.
Почему они так долго не идут? Вон уже безумный Гэмалькот, пугливо озираясь, понес игрушечные вельботы на лагуну.
– Какомэй! Ты уже здесь? – услышал он голос Алима.
– Жду вас, – ответил Айвангу.
Белов показался издалека. Он нес туго набитый портфель.
Алим отомкнул висячий замок на двери и пропустил вперед Айвангу и Белова.
– Сейчас будем набирать, – объявил Белов и передал Алиму листки бумаги.
Алим облачился в синий халат, а волосы убрал под черный берет. Он пристроился у кассы, важно взял в левую руку верстатку и занялся работой, поминутно взглядывая в листок, приколотый шилом к углу ящика.
Айвангу подтащил пустой ящик и встал рядом, следя за ловкими движениями рук наборщика. Алим работал сосредоточенно, движения его рук были изящные, красивые. Он чувствовал на себе взгляд Айвангу и изо всех сил старался. Скоро у наборщика из-под засаленного края черного берета выступили капельки пота.
Айвангу спустился с ящика – нехорошо мешать работающему.
Белов сидел за большим столом, обитым оцинкованным железом, и что-то опять писал.
– Надо сделать кое-какие исправления, – объяснил он Айвангу.
Спустя некоторое время Алим положил на стол брусок набора, перевязанный шпагатом. Айвангу наклонился над ним, пытаясь прочитать. Ничего не получалось: буквы были какие-то чужие, похожие на иностранные. Айвангу с опаской поглядел на Алима. Эскимос продолжал невозмутимо работать, как будто все шло как нужно.
– Посмотри, что он сделал. Наверное, ошибся, – шепнул Айвангу Белову и кивнул на набор, лежащий на цинковом столе.
– Сейчас поглядим. – Белов подошел к столу. Он быстро пробежал глазами строчки и с недоумением посмотрел на Айвангу.
– Где тут ошибка?
– Не знаю, – Айвангу замялся. – Может быть, ее и нет, но буквы не русские.
Белов вдруг расхохотался. Алим прекратил работу, положил верстатку и подошел.
– Опечатка? – озабоченно спросил он.
– Да нет, – сквозь смех сказал Белов. – Вот Айвангу говорит, что ты не по-русски набираешь.
Алим молча улыбнулся, откуда-то из кармана халата вытащил зеркало и поднес к набору.
– Гляди! – сказал он Айвангу.
В зеркале буквы стали нормальными и легко читались, как если бы они отпечатались на бумаге.
– Я догадался, в чем дело! – вместе со всеми засмеялся Айвангу. – Белая бумага – как зеркало! Понятно!
Один за другим ложились на стол столбцы газетного набора. До обеда Алим успел набрать половину газеты, оттиснуть гранки. Одной из первых была оттиснута гранка со статьей, переведенной Айвангу. Алим подал длинный лоскут бумаги, где внизу, чуть покрупнее, черными буквами было напечатано: «Гэйилыльэтлин Айвангу» – «Переводил Айвангу».
– Мое имя будет в газете? – смущенно спросил он, не веря своим глазам.
– Обязательно, – сказал Петр Яковлевич, – так полагается. А пока ты посмотри, нет ли ошибок.
Айвангу бережно взял листок и подошел к окну, где было посветлее. Он разгладил ладонью листок и вдруг, к его ужасу, размазал все буквы, оставив часть краски на ладони.
– Испортил! – испуганно воскликнул он.
Алим подал ему другой оттиск.
Айвангу одним взглядом поблагодарил его. Хороший парень Алим! Здесь, у окна, никто ему не мешал разглядывать и читать собственное имя, напечатанное на бумаге. А завтра эта статья вместе с именем станет на страницу газеты. Люди прочитают…
– Закончил? – раздался над ухом голос Белова.
– Нет еще, – торопливо ответил Айвангу. Если бы Белов заглянул ему в лицо, то увидел бы, как покраснел парень.
Неожиданно Белов объявил, что пора обедать. Алим скинул халат, снял берет. Он долго умывался под рукомойником.
Айвангу совсем не хотелось есть. Но раз полагался обеденный перерыв, надо идти домой.
Росхинаут удивилась, когда Айвангу потребовал еду.
– Что так быстро проголодался? – не удержавшись, спросила она.
– Газету делали, – с важностью ответил Айвангу.
В яранге полагалось обедать, когда отец возвращался с охоты. Впервые в жизни Росхинаут нарушила это правило и подала сыну еду.
– Тяжелая эта работа? – сочувственно спросила она сына.
Подумав, Айвангу ответил:
– Для головы трудная. Я не устал, а Белов сильно проголодался. И Алим тоже.
Быстро покончив с едой, Айвангу поспешил в типографию. Он пришел рано, и ему пришлось посидеть на ящике, ожидая товарищей.
К вечеру газету сверстали и набор закрепили в печатной машине.
Раскрутив маховик с помощью педали, Алим сделал несколько пробных оттисков.
Айвангу бережно взял за углы газетный листок. Ровные ряды букв, слова, готовые разразиться потоком новостей, его имя, напечатанное крепкой черной краской, портрет Ленина на первой странице и лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
– Тираж отпечатаем завтра, – устало сказал Белов.
Он обвел взглядом Алима, Айвангу и вдруг дрожащим от волнения голосом продолжил: – Вы знаете, что сделали, друзья мои? Вы выпустили первый номер нашей газеты! Храните его!
Он дал каждому по свежему отпечатанному листу.
Если бы у Айвангу были ноги, он бежал бы быстрее ветра! Газетный лист в его руках шуршал, будто уккэнчин. Он нес его высоко, как несут знамя на демонстрации.
Встречные спрашивали его:
– Чему ты радуешься, Айвангу? Куда бумагу несешь?
– Вышла наша газета! – громко отвечал он.
Возле яранги Кавье он замедлил шаг. Если бы Раулена видела! Может, зайти показать ей? А если она не захочет смотреть? А Кавье возьмет и вытолкает его… Лучше пройти мимо.
Айвангу увидел в дверях Кавье.
– Газета вышла! – крикнул Айвангу и пошел дальше.
Кавье растерянно посмотрел ему вслед: какая газета?
Айвангу крикнул в раскрытое окно пекарни:
– Пашков, газета вышла!
– А ну, покажь, – пекарь бережно взял газету и осмотрел ее со всех сторон. – Ничего, культурно живем!
Сэйвытэгин давно вернулся с моря. Он сидел на бревнеизголовье и бруском точил наконечник гарпуна. Росхинаут распластала на плоской доске оленью шкуру и скоблила ее каменным скребком, вдетым на палку.
– Наша газета вышла! – с этими словами Айвангу вошел в чоттагин отцовой яранги.
Сэйвытэгин до обиды спокойно откликнулся:
– Вот и хорошо!
Росхинаут близорукими глазами глянула, всплеснула руками:
– Сколько буковок надо было нарисовать! Вправду сложная работа!
– Вот и мое имя, – сказал Айвангу и указал пальцем. – Видишь?
Сэйвытэгин отложил наконечник и прочитал по складам:
– «Ай-ван-гу»! Смотри, в газету попал! Как челюскинец!
Айвангу расправил газету на коленях, сел на бревно-изголовье и подробно рассказал родителям, каким образом его имя оказалось в газете, как писали
