Через час на углу одной из главных многолюдных улиц Одессы компания остановилась. Ленька Фомкач зорко осмотрелся, а затем обратился к своим спутникам:
— Ребята, вы видите большой серый дом, что насупротив нас?
— Видим, — ответил за всех Спирька.
— И ворота видите?
— Видим.
— Ну, так слушайте!.. — Фомкач принял веселый, беспечный вид, будто он случайно встретился с мальчишками, и заговорил так, что проходившей мимо публике в голову не могло прийти, что это злоумышленники. — На углу, — улыбаясь во весь рот, продолжал Фомкач, — стоит городовой, а у ворот — дворник, а потому вы должны войти во двор того серого дома по одному, а не все разом. Двор там большой, длинный, и много лестниц имеется… Пройдете середину двора и меня подождите, я вас там спрячу… Ну, идите, а там, на месте, я вам все растолкую… Хозяину кланяйтесь! — нарочно крикнул Ленька, снял шапку, поклонился и пошел в противоположную сторону.
Воришки приступили к исполнению приказания. Первым перешел улицу, а затем вошел в ворота указанного дома Спирька, за ним сейчас же последовал Рыжик. Последним вошел Ванька Немец.
Двор, о котором говорил Фомкач, был таких огромных размеров, так густо заселен, что его можно было принять за небольшой городок. Со всех сторон был он застроен высокими каменными корпусами. Кого-кого только не было на этом дворе! Медники, водопроводчики, кузнецы, сапожники стучали молотками; из коробочной мастерской доносились резкие, визгливые голоса поющих мастеров; детвора, точно червяки, копошилась на дворе, присоединяя к общему шуму, стукотне, гаму и свои голоса.
На дворе было душно, жарко и тесно. Сотни окон в каменных корпусах были настежь открыты. На верхних этажах ярким пламенем отражался на стеклах солнечный закат, а внизу уже реяли сумерки.
На вновь явившуюся компанию никто не обратил внимания. Воришки затерялись в этом многолюдий, как щепки в дремучем лесу. Они смело могли здесь разговаривать о чем угодно — их никто бы не подслушивал, ими никто бы не заинтересовался.
— Вот так ярмарка! — воскликнул Рыжик, который не мог равнодушно видеть толпы.
— Здесь поработать можно… — проговорил Немец, с видом знатока осматривая двор и его постройки.
Вскоре явился и Фомкач.
— Ну, ребята, не зевайте, за мной идите! — бросил он на ходу и прошел мимо.
Шайка немедленно последовала за ним. Пройдя несколько сажен, Ленька завернул в один из черных ходов и шмыгнул под каменную грязную лестницу. Там он открыл небольшую деревянную дверцу и втолкнул подбежавших помощников в какой-то темный чулан.
— Вот здесь будет ваше место, — шепотом проговорил Ленька, закрывая дверь. — Садитесь, тут мешки лежат… Ну, теперь слушайте: вы будете здесь сидеть, пока все не утихнет. Я вчера тут всю ночь пробыл… Вы не бойтесь: сюда никто не придет… Здесь чулан для угля. А квартира от этого чулана теперь пустует… Горбатиха все разведала…
В это время мимо чулана проходил кто-то, и Фомкач умолк.
«Вот она какая!..» — подумал о Горбатихе Рыжик. Он знал ее. Это была мать Косоручки, та самая старуха, которая так испугала его, когда он со Спирькой в первый раз ее увидел.
— Здесь я просверлил дырку, — снова начал Ленька, когда шаги утихли. — Когда посмотрите в нее, увидите окна, что насупротив. Вот эти-то окна нам и нужны. Живет там управляющий, богатейший человек… Золота, серебра и денег — не сосчитать… Все наше будет, ежели не струсите…
Голос его дрогнул. Ленька как будто поперхнулся. По-видимому, и он сильно волновался. Про его помощников и говорить нечего — они дрожали, как остриженные овцы, выгнанные на холод.
— И вот это, братцы, как утихнет все и как огонь потухнет в окнах, тогда вы еще часик подождите, а там вылезайте. Один из вас ворота откроет. Они не на замок, а засовом запираются… Ну, знаете, как будто дышло просовывается…
— Я знаю… Я отопру… — стиснув зубы, чтобы не стучали, вызвался Спирька.
— Вот молодец!.. А теперь слушайте дальше… Я по улице расставлю дозорных и буду гулять всю ночь… Как только ворота кто из вас откроет, пусть выйдет и громко кашлянет раза два. Бояться нечего, потому ни городового, никого не будет. А я, как приду, окно выставлю и вас впущу в квартиру, а потом и сам войду… Вот и все… Ну, а теперь я пойду… Сидите смирно, не дрейфьте и не спите. Боже упаси, ежели уснете: все дело пропадет!.. Смотрите же, ребята, это ваша первая кража, не подкачайте!.. Ну, я пошел…
Тихо и осторожно открыл Фомкач дверцу и вышел из чулана.
XI
На месте преступления
— Теперь, кажись, можно… — прошептал Спирька, мучительно волнуясь.
На дворе давно уже царила тишина. Ни топота ног по лестнице, ни разговоров не было слышно. Все вокруг онемело, уснуло и притихло. Не так давно сидевшие в чулане злоумышленники через просверленную Фомкачем дырочку увидели, как в окнах, что напротив, потух огонь. Это заставило еще сильнее заволноваться Спирьку.
— Я пойду… — повторил он и решительно поднялся с места.
Рыжик и Немец не раз пробовали вздремнуть, но каждый раз их будил наэлектризованный Спирька. Разбудил он их и теперь. Волей-неволей последовали они за ним. Когда воришки вышли во двор, где-то протяжно и слабо прокричал гудок.
— Уже не рано, — прошептал Немец, прижавшись к стене, — фабрики гудят…
— Это не фабрики, а пароход, — заметил Рыжик.
Ночь была «фартовая», как говорят воры, то есть счастливая, потому что было темно и ненастно.
Спирька первый вышел во двор. Но едва только он очутился на вольном воздухе, как до его слуха явственно донеслись какие-то странные звуки. В смертельном страхе припал он спиной к мокрой каменной стене дома и замер на месте. Только тогда, когда к нему подошли товарищи, он догадался, что его испугало монотонное позвякиванье дождевой воды, что тонкими струями стекала из водосточных труб на плоские камни. А потом уже раздался упомянутый гудок, вызвавший замечание со стороны Немца и возражение Рыжика.
Все три приятеля стояли у стены и тряслись, как щенки на морозе. Их съежившиеся фигуры едва заметными темными пятнами выступали на сером фоне каменной стены.
— Что ж ты к воротам не идешь? — едва слышно прошептал Немец.
Спирька вздрогнул, точно на него брызнули холодной водой. Вьюн понял, что слова Немца относятся к нему, и после минутного колебания он на цыпочках не пошел, а поплыл к воротам.
А дождик все накрапывал, и вода звенела, падая на камни. Спирька подошел к воротам, отдернул засов и открыл калитку. Железные петли заскрипели и застонали. Спирька высоко поднял ногу и осторожно стал перелезать через высокую перекладину калитки. Когда он перелезал, ему почудилось, что позади него кто-то ходит, и он оглянулся. В нескольких шагах от него промелькнуло что-то большое, темное и сейчас же скрылось во мраке ночи. Спирька замер от ужаса. Холодный пот выступил у него на лбу, и сердце перестало биться. Ему показалось, что это промелькнул человек и что этот человек сейчас схватит его, и тогда он погиб. Но прошла минута, тишина никем больше не нарушалась, и Спирька немного успокоился, пришел в себя. Вспомнив наставление Леньки, он отошел на середину тротуара и громко кашлянул. В то же мгновение на другой стороне улицы появилась человеческая фигура, быстро направившаяся к Спирьке. Вьюн знал, что это был Фомкач, но тем не менее, пока Ленька подошел к нему, у него от одного только сомнения, действительно ли это Фомкач, ноги подкосились и кровь бросилась в голову.
— Что так поздно? — прошептал Ленька.
— Недавно только огни погасли, — тем же шепотом отвечал Вьюн.
