— А во дворе все ладно?.. Никого не видали?..
— Кажись, никого.
— Ну хорошо! Идем!..
Спустя немного вся шайка стояла перед каменным корпусом, под одним из окон первого этажа.
— Теперь, ребята, не дышите, — едва слышно проговорил Ленька и принялся за дело.
Из кармана он достал длинный, заостренный на конце гвоздь и подошел к самому окну. Сначала он приложил лицо к стеклу и внимательно стал всматриваться, но в квартире было темно, и Фомкач ничего не мог разглядеть. Потом он ощупал угол окна, приложил к стеклу гвоздь и слегка придавил его. Раздался тихий звук, похожий на тот, когда лопается стакан или ламповое стекло. Звук был настолько слаб, что его уловило только чуткое ухо Фомкача. Остальные члены шайки ничего не слыхали. Ленька провел ладонью по стеклу и остался доволен: стекло растрескалось на множество частей. Теперь оставалось самое трудное: вынуть все кусочки и очистить переплет окошка от стекла.
Желая удостовериться, все ли на дворе обстоит благополучно, Ленька отпрянул от окна и на цыпочках, слегка подпрыгивая, прошелся немного взад и вперед, а затем снова вернулся к окну. Неожиданное движение Фомкача, когда он отпрянул от окна, до того испугало его помощников, что они так на месте и присели. Но Ленька жестами успокоил их и приказал им быть немыми. После этого он снова принялся за дело, которое требовало большого умения и опытности. С необычайной ловкостью и осторожностью он вытащил первый осколок стекла и, держа его в обеих руках, как какое-нибудь сокровище, тихо положил его возле стены. То же самое проделал он со вторым, третьим, четвертым осколком, пока квадратный переплет рамы совершенно не очистился от стекла. Все действия Леньки были до того плавны и бесшумны, что помощники его, стоявшие тут же, ничего не слышали.
Когда стекло было вынуто, Фомкач еще раз осмотрелся и, убедившись, что никого нет, стал снимать сапоги, приказав и помощникам сделать то же самое. Те беспрекословно повиновались.
— Кто из вас ловчее? — чуть дыша, спросил Ленька, обращаясь к ребятам.
— Я, — первым откликнулся Спирька.
С ним творилось что-то непонятное. Он сильно трусил, нервничал, волновался и в то же время, сгорая от нетерпения, готов был везде и всюду быть первым.
— Ну, слушай же, — подошел к нему вплотную Фомкач, — ты влезешь, отдернешь верхний шпингалет и откроешь окно. Мы тогда все войдем в квартиру.
Спирька, со свойственной ему торопливостью, подошел к окну и просунул голову в освобожденное от стекла отверстие. Из квартиры на него пахнуло теплом.
— Лезешь? — тихо спросил у него Ленька.
— Конечно, — ответил Спирька.
Тогда Фомкач схватил его за ноги и почти насильно протиснул через оконное отверстие.
Через минуту Спирька, находясь уже в квартире, встал на подоконник, спустил задвижку и открыл окно. Рыжик и Немец сейчас же перелезли к Спирьке. Последним стал подниматься Фомкач. Когда половина его туловища лежала уже на подоконнике, Леньке, как перед тем Спирьке, почудилось, что кто-то ходит позади него. Фомкач оглянулся и вперил в темное пространство широко раскрытые глаза, как бы желая взглядом разорвать черную пелену ночи, но он ничего не увидал и успокоился.
Фомкач первым делом, как только перелез через окно, зажег серную спичку. Трепетный огонек осветил большую с двумя окнами комнату — не то кабинет, не то контору.
Рыжику прежде всего бросился в глаза огромный письменный стол со множеством интересных и блестящих предметов. Но не успел он их хорошенько разглядеть, как спичка в руках Фомкача потухла и густой мрак ночи поглотил все вещи. Но вот Фомкач зажег вторую спичку, и Рыжик явственно разглядел на краю стола бронзовую фигурку собачки, под которой лежали какие-то бумаги. Санька подскочил к столу, схватил золотую, как он думал, собачку и спрятал ее в карман.
С этого момента Рыжик как будто переродился. Апатичное состояние, в котором он все время находился, сменилось вдруг необычайным оживлением. Санькой овладела неслыханная жадность, жадность вора. Похитив одну вещь, ему захотелось забрать все, что было на письменном столе, и даже самый стол. Весь охваченный воровским азартом, Рыжик бросился к столу с явным намерением стащить все, что глаза увидят, но Ленька его остановил.
— Погоди здесь работать, — сказал он ему, — дай прежде шторы спустить.
С этими словами Фомкач подошел к окнам и опустил шторы. В комнате сделалось совершенно темно. Тогда Ленька зажег одну из двух свечей, стоявших на письменном столе в красивых подсвечниках перед большим бронзовым письменным прибором. При свете огня обстановка кабинета выступила довольно ясно.
Не бог весть какая это была обстановка, но Рыжику и Спирьке казалось, что они попали в царский дворец. Ничего подобного они во всей своей жизни не видали. Даже квартира панычей, от которой Рыжик когда-то был в таком восторге, побледнела в сравнении с кабинетом, в который он проник как вор. Больше всего Рыжика соблазнял стол, на котором была масса безделушек. Как только Фомкач зажег свечу, Санька с каким-то остервенением принялся за грабеж. Лихорадочно трясущимися руками хватал он карандаши, бронзовые крышки от чернильниц, перочинные ножи и другие мелкие вещи, набивая ими карманы и пряча их за пазуху. Глаза его сверкали фосфорическим блеском. Он тяжело дышал и был возбужден до крайней степени. В таком точно состоянии находился и Спирька. Оба приятеля чуть было не подрались у стола из-за коробки перьев — до того они забылись и вошли в азарт. А Фомкач, от которого почему-то ни на шаг не отступал Немец, возился около несгораемого денежного шкафа, привинченного к стене. Однако Фомкач вскоре должен был убедиться, что из-за отсутствия необходимых инструментов ничего со шкафом не сделать, и он, махнув на это дело рукой, подошел к письменному столу, около которого «работали» Рыжик и Спирька. За Фомкачом, точно тень, последовал и Ванька Немец.
— Бросьте! Что вы делаете! — зашипел на приятелей Фомкач, увидав, с какой жадной торопливостью они «очищали» стол.
— Работаем, вот что!.. — забыв всякую осторожность, почти крикнул Санька, скосив глаза.
— Тсс… рыжий дьявол!.. — заскрипел зубами Ленька и оттащил Рыжика от стола.
Но тот напряг свои силы, вырвался из рук Фомкача и, подбежав к письменному столу, почти лег на него.
— Это мое… Я первый увидал!.. — задыхаясь от волнения и силясь руками обнять весь стол, твердил Санька.
Он был неузнаваем. Лицо его, широкое и курносое, было выпачкано в чернилах, которые он пролил, когда грабил стол. Шапки на нем не было: он еще в чулане потерял ее. Рыжие кудри разлохматились и при свете трепетно горевшей свечи отливали червонным золотом. Широко раскрытые глаза его казались совершенно черными. Они были полны огня, тревоги и решимости.
— Никому не дам… Я первый… Мое это… — точно в бреду повторял Рыжик, наваливаясь на стол.
Фомкач побледнел от ярости и страха.
— Да ты что же это, щенок паршивый, делаешь? — сквозь зубы процедил Ленька и схватил Рыжика за плечи. — Аль засыпать хочешь нас?.. Так я, брат, тюрьмы не боюсь… А вот тебя…
Фомкач не договорил: ему послышалось, что щелкнул замок в одной из дверей кабинета, и он осекся на полуслове. Услыхали щелканье замка и остальные воришки. Одно мгновение — и все они стояли у открытого окна, готовые при малейшей опасности выскочить вон из кабинета. Прошла минута жуткого, мучительного ожидания. Но кругом было мертвенно тихо. Дождь перестал. Слышно было, как стекали последние капли дождя и как они все реже и реже позвякивали, падая на камни. Из соседней комнаты до слуха притаившихся воров доносилось равномерное и солидное тиканье больших, как можно было догадаться, часов.
Прошло еще несколько минут, Рыжик, Спирька и Немец все еще не могли прийти в себя от страха и с ужасом поглядывали на ту дверь, у которой, как им всем показалось, щелкнул замок. Один только Фомкач очень скоро успокоился и решил продолжать «дело». Ему нужно было проникнуть в другие комнаты. Он помнил наставления Горбатихи, которая главным образом указывала на столовую и на спальню. По ее словам, в столовой должен был находиться буфет, полный серебра, а в спальне на туалетном столике — шкатулка с драгоценностями. В кабинете было две двери: одна напротив окон, другая направо, неподалеку от письменного стола. Обе двери, по уверениям Горбатихи, никогда не запирались на замок. Фомкач решил
