курить.
Дуля говорил все это ровным, спокойным голосом, точно повторял хорошо выученный урок. Но солдаты слушали его с большим вниманием, а ефрейтор Дормастук, стройный, костлявый и ловкий солдат, он же и разводящий, после каждой фразы унтер-офицера повторял краткое «слушаю».
Перед самым отходом солдаты сделались серьезными и молча стали вооружаться.
«Начинается», — промелькнуло в голове у Рыжика, когда солдаты стали готовиться к походу.
Спустя немного весь взвод стоял на кордонном дворе, готовый тронуться в путь. Ночь была тихая, безветренная.
— Правое плечо вперед, шагом марш! — тихо скомандовал начальник взвода.
Солдаты молча вышли со двора и по патрульной тропинке осторожно стали спускаться к морю. У Рыжика сердце замерло. Ему было приятно и страшно в одно и то же время. Он держался поближе к земляку и старался от него не отходить. Временами он самому себе казался героем и воображал, что совершает великий подвиг. «Вот бы когда Левушку сюда! — думал Санька. — Узнал бы он, что значит быть на всамделишной войне…»
На берегу Дуля разделил солдат на три отряда. Один из них он отправил в лес. Во главе этого отряда находился Дормастук. На обязанности отряда лежало выследить «врага» и гнать его к берегу, где его уже встретит сам Дуля со своими молодцами. Что же касается третьего отряда, состоявшего из пяти человек, то на него была возложена самая трудная задача. Солдаты этой группы должны были сесть на баркас и, не распуская парусов, на веслах идти навстречу контрабандистам. По словам лазутчика, «бегунцы» должны были высадиться на берегу в двух верстах от кордона, как раз в том месте, где часовых постов не было. В случае если бы контрабандистам удалось избегнуть столкновения с баркасом, то первый отряд настиг бы их в лесу.
Не следует забывать, что все это происходило ночью, в тиши, когда лес и море были окутаны таинственной мглою. Вот почему у Рыжика мгновениями лихорадочная дрожь пробегала по всему телу, и он судорожно сжимал в руке тяжелую суковатую палку — единственное оружие, какое разрешил ему взять с собою Дуля.
Прошел добрый час. Иван Андреевич с шестью солдатами сидел под откосом в трех шагах от моря. Все молчали, держа наготове винтовки. Над головами солдат склонились темные вершины сосен. Казалось, эти великаны заснули и склонили головы. Баркас с пятью солдатами давно отчалил от берега, и его уже не видно было. Море было не совсем спокойно, и волны с неумолчным шумом подкатывались к ногам сидевших под откосом солдат. Время тянулось томительно долго.
Рыжик, не видя никакой опасности, совершенно успокоился и даже немного заскучал, как вдруг на море, на порядочном расстоянии от берега, вспыхнул, точно фейерверк, красный огонек, а вслед за тем над водою прокатился сухой, трескучий выстрел.
Все сидевшие под откосом, как один человек, вскочили на ноги.
— Ну, Санька, беги в кордон, — сказал Рыжику Иван Андреевич, — теперь тебе здесь делать нечего. Еще могут подстрелить тебя, как куропатку.
Санька при последних словах земляка невольно отпрянул в сторону, но уйти не ушел: желание узнать, что будет дальше, удерживало его. А взводный принялся за дело, забыв о Рыжике. На море между тем разыгралось что-то нешуточное. После первого выстрела последовал второй, третий, четвертый… На мгновение ружейные огни озарили небольшое пространство, и солдаты на берегу увидали свой баркас, а впереди три лодки, гуськом мчавшиеся к берегу.
— Приготовьте фонари! — скомандовал Дуля.
Солдаты немедленно исполнили приказание и цепью растянулись вдоль откоса. Стрельба прекратилась. Не было никакого сомнения, что к берегу подплывали лодки, которые гнал военный баркас. Еще немного — и Рыжику показалось, что волны выбросили на берег две или три лодки с людьми. Несколько человеческих фигур темными силуэтами промелькнули вдали и сейчас же исчезли. В ту же минуту солдаты навели свои фонари, повернув их стеклами к морю. Благодаря сильным рефлекторам свет от фонарей яркими полосами упал на берег и озарил место происшествия.
Одна полоса света упала туда, где вокруг лодок копошились какие-то бородатые люди в коротеньких тужурках. Но контрабандисты, поняв, что они попались, бросились врассыпную.
— Стой! — крикнул Дуля, увидав незнакомых людей. — Пли! — отчетливо скомандовал он.
В тот же момент раздалось шесть выстрелов. Когда треск ружей прекратился, вблизи, у самого откоса, раздались чьи-то тихие стоны.
Солдаты подняли фонари и бросились к лесу, преследуя контрабандистов, которые уже успели скрыться из виду.
— Назад! — крикнул Иван Андреевич, и солдаты остановились. — Стойте здесь: Дормастук их сюда пригонит…
В это время стоны повторились почти совсем рядом со взводным.
— Эй, кто там, посвети! — крикнул Дуля.
Один из солдат подбежал с фонарем в руке.
— Да, никак, баба стонет, Иван Андреевич! — сказал солдат.
Дуля нагнулся и убедился, что солдат прав: на влажном песке, под лесным откосом, лежала женщина и жалобно стонала, произнося непонятные слова.
— Это ихняя, — проговорил Иван Андреевич, под словом «ихняя» подразумевая контрабандистов. — Ее в кордон нужно отправить. Она, должно быть, ранена… А, Санька! Ты не ушел? — вдруг воскликнул Дуля, увидав Рыжика. — Отлично… Сейчас я тебя конвойным сделаю. Ты кордон найдешь?
— Найду, — отвечал польщенный Рыжик.
— В таком разе отведи эту женщину и передай ее дневальному. Понял?
— Так точно! — по-солдатски ответил Санька, войдя в роль заправского вояки.
— Ну так ступай скорей!
Солдаты подняли женщину и передали ее Саньке.
— Идем! — коротко сказал он, положив палку на плечо.
Женщина, продолжая стонать, с трудом тронулась с места.
Когда Рыжик вместе с «пленницей» поднялся на вершину берегового обрыва, в лесу раздались свистки, выстрелы и человеческие голоса.
Женщина остановилась, молитвенно подняла к небу руки и что-то проговорила на непонятном для Саньки языке.
— Идем, идем! — проговорил Рыжик и дернул «пленницу» за рукав.
Та покорно последовала за ним. Не успел Санька дойти до кордона, как его догнали солдаты, быстро возвращавшиеся домой. Они возвращались победителями.
Восемь обезоруженных контрабандистов, окруженные всем взводом, безмолвно шагали к кордону.
Команда Дормастука в данном деле сыграла самую видную роль. Когда контрабандисты врезались в лес, их почти лицом к лицу встретил Дормастук со своими молодцами. Вот об этом-то именно всю дорогу и разговаривали солдаты, причем Дормастук особенно громко и подробно распространялся о своих действиях и о молодечестве его подчиненных.
— Ладно, будет звонить-то! — перебил его красноречие Дуля, который знал, о чем старается ефрейтор. — Буду завтра в Либаве, доложу о тебе ротмистру…
— Покорно благодарю, Иван Андреевич!.. Очень рад стараться! — весело проговорил Дормастук.
Контрабандистов ввели в казарму. Их, вместе с женщиной, было девять человек. Народ этот был коренастый, плотный, лица у них были загорелые, руки мускулистые, жилистые, и пахло от них морем.
— Ну, кто из вас по-русски понимает? — строго крикнул Иван Андреевич, обращаясь ко всем контрабандистам.
На первый раз ответа не последовало, а когда Дуля топнул ногой и более строгим голосом повторил свой вопрос, тогда один из пойманных кашлянул и проговорил:
— Я немношко поймать по-русски…
Дуля внимательно вглядывался в лицо говорившего.
Это был коренастый мужчина средних лет, с грубым, обветренным лицом бронзового оттенка и
