всем эти демонам.
Пошла чавганца к хану и сказала, что Банга украл у него драгоценности. Приказал хан бросить юношу в темницу. И умер бы юноша с голоду, если бы не мыши, которых он спас: мыши приносили узнику еду. А змея вползла в ханские покои и, когда хан уснул, обвилась вокруг его шеи — едва не задушила. Утром хан призвал ламу, что обитал на высокой скале, и попросил объяснить, за что душила его змея.
— За то, что держишь ты в темнице невинного человека, — ответил лама. — Отпусти его, и змея оставит тебя в покое.
«Наверно, юноша уже погиб», — подумал хан и бросился к темнице. Глядит, а Банга живехонек, да еще и поправился. Обрадовался хан, вызволил юношу, вернул ему драгоценности и еще от себя добавил. Змея оставила хана в покое, а Банга вернулся домой и зажил с матерью богато и счастливо.
Давно-давно жили на белом свете старик со старухой и семилетним сыном. Всего добра у них было — хромая белая лошадь, три тощие черные козы да старая ветхая юрта. В большой бедности жил старик, но сын его рос ловким и сметливым.
Однажды в юрту к старикам заехал переночевать один чиновник. Это был человек без чести и совести, такой свирепый, что его страшилась вся округа. Когда он вошел в юрту, семилетний мальчик сидел на кошме и пил кумыс из большой чашки. Взглянул чиновник на ребенка и громко расхохотался.
— Вот это чашка! Не чашка, а настоящая колода.
Мальчик перестал пить и с удивлением уставился на гостя.
— Почтенный господин, неужели у тебя так мало скота, что его можно напоить из такой «колоды»?
Смутился чиновник и не нашел слов для ответа.
Утром, когда он собрался в путь, оказалось, что за ночь козы сжевали подпругу его коня. Разозлился чиновник и говорит старику:
— Плати за убыток, не то худо будет!
Мудрый малыш заступился за отца:
— Почтенный гость! Подпругу твоего коня сжевали козы. Вот и заставь их платить.
Промолчал чиновник, вскочил на коня и пустил его галопом. Но тут конь провалился ногой в кротовую нору, и седок полетел на землю. Рассвирепел чиновник и стал изо всех сил стегать коня кнутом.
Увидел это малыш и стал громко смеяться.
— Чего ты хохочешь, глупый мальчишка? — спросил чиновник.
— Как же мне не хохотать? В народе говорят: если кто привык много врать, его конь когда-нибудь да провалится в кротовую нору, а сам он шлепнется наземь. Значит, ты лгун и обманщик!
Ничего не ответил чиновник на дерзкие слова, взял коня под уздцы и поплелся своей дорогой.
Так мудрый малыш посрамил чиновника.
Жил некогда маленький человечек — уродец с узким, длинным лицом и короткими ножками. Под стать самому хозяину был и конь его, низкорослый и неуклюжий.
Однажды ехал уродец верхом на своем коньке. Вдруг конь провалился в норку крота. Уродец спешился и принялся выкуривать зверька из норы. За этим занятием и застали его пастухи хана.
— Что ты здесь делаешь? — полюбопытствовали они.
— Хочу крота выкурить, — ответил уродец.
— А мы и не догадались!
— Где уж вам! Сразу видно, умишка у вас столько, сколько травы на голой скале.
Рассердились пастухи на дерзкие слова, связали уродца путами и бросили одного в степи. Верный конек перегрыз веревку, но хозяин его так устал, что не мог подняться. Тут на уродца и наткнулась ханская жена — она со своей свитой выехала на прогулку.
— Что ты здесь делаешь? — спросила ханша.
— Какое тебе дело?
— А где твоя семья? — не унималась женщина.
— У северного моря.
— А что такое море? Похоже на лужу?
— Похоже, да только ее не перепрыгнуть.
— А жаворонок перелетит?
— Может быть. Да только это должен быть такой жаворонок, перьями которого можно крышу дома покрыть.
— Но этот дом, конечно, не больше гнездышка?
— Может быть. Только если в таком доме собака залает в одном углу, в другом — не услышишь.
— Но эта собака — щенок?
— Может быть. Только такой щенок, что и зайца перегонит.
— Но этот заяц, конечно, зайчонок?
— Может быть. Только такой зайчонок одним махом перепрыгнет через десяток навьюченных верблюдов.
— Но эти верблюды еще верблюжата?
— Может быть. Только каждый из них с десятью огромными тюками одолеет горный перевал.
— Но этот перевал, верно, не больше холмика?
— На этот раз ты, ханша, угадала. Это не перевал, а холмик величиной с детскую тюбетейку.
— Так уж и с тюбетейку. Таких холмов не бывает. Видно, тот перевал высотой с шапку.
— Может быть. Только эта шапка такая же плоская и плохая, как у маньчжурского хана[41].
— Как ты смеешь так говорить о великом хане? — закричала ханша, и по ее приказу уродца бросили в темницу.
Устроился он поудобнее у запертых дверей и стал смотреть на белый свет в узенькую щелку. Проходил мимо великий хан, остановился у дверей темницы и говорит:
— Послушай, уродец! Говорят, ты чересчур остер на язык.
Может быть, это и поможет тебе получить свободу. Ответь мне, что мешает тебе покинуть темницу?
— Мешает мне дерево, что росло в лесу, — ответил уродец. — Срубили его — стало бревном, распилили — стало досками, сколотили — стало троном для маньчжурского хана.
Подивился хан мудрости уродца и велел отпустить его.
С тех пор маньчжурский хан боялся простых людей.
Однажды тигр, олень и заяц нашли сладкую тянучку ёт, уселись под деревом и стали решать, кому она достанется. Думали-гадали, наконец решили: пусть получит ее тот, кто старше всех.
Первым заговорил олень:
— Когда я родился, то шерсть на мне была черная, потом стала белой-белой, сейчас шерсть у меня потемнела — видите, совсем коричневая стала. Даже не знаю, сколько мне лет, — давно со счету сбился. Не иначе как уже за сто перевалило.
Услышал эти слова тигр, громко захохотал и, показывая на вековой дуб, сказал:
— А я в незапамятные времена под этим деревом сидел вместе с Чхонваном[42]. Так что я гораздо старше тебя.
А заяц ничего не сказал, только крупные слезы катились из его глаз. Заметил это тигр и спросил, почему он плачет. Вытер заяц слезы и печально посмотрел на старый дуб:
— Давным-давно это дерево посадил мой внук. Его уж нет в живых, а дерево осталось. Увидел я его, вспомнил о внуке и не смог сдержать слез. Судите сами, насколько вы оба моложе моего давно умершего внука.
И довольный заяц погладил свои усы.
— Послушай, заяц, выходит, ты самый старший среди нас, — с досадой проговорил тигр и отдал тянучку ему.
