Людвиг Четырнадцатый ещё раз потёр обе шишки на лбу, пытаясь что-нибудь придумать.
— Нет, ничего не выйдет! — застонал он.
«Вот если бы я не был таким ярко-рыжим, а был бы как эта поляна, зелёным в красную крапинку, — размышлял он. — А так мне ни за что не добраться до курятника».
Он ещё раз осмотрелся, и на глаза ему опять попалось чучело.
— А может, мне притвориться пугалом? — прошептал он. — Ведь у людей это иногда получается.
И тут у Людвига мелькнула идея: шляпа!
Шляпа, упавшая с пугала, была примерно такого же серого цвета, как земля во дворе.
— А всё-таки я иногда бываю хитрым! — обрадовался Людвиг Четырнадцатый, пополз обратно и схватил шляпу. — Теперь, если только удастся свернуться в клубочек, всё будет отлично!
У края клубничной поляны он съёжился, и… ура! Посмотрите, Людвиг весь уместился под шляпой!
Вот Людвиг выглянул на минутку из-под шляпы, огляделся внимательно, чтобы попасть в курятник, а не в будку к Максимилиану, и… шляпа побежала по полю.
Максимилиан залаял:
— Плут, плут, плут!
— Замолчи, — донёсся голос Петера. — Нечего-лаять. Кругом-такая-тишина.
Но пёс продолжал глухо лаять. Он совсем охрип.
— Тут, тут, тут. Тот, кто лгал, лгал, лгал!
— Что-с-тобой-случилось-крикун? — Теперь говорила Маллот. — Такое-впечатление-будто…
— Смотри! — закричал вдруг Петер. — Смотри-шляпа-у-курятника!
Людвиг Четырнадцатый задрожал, и шляпу начало трясти.
— Кто-это-стащил-её-с-пугала? — удивилась Маллот. — Вот-папа-разозлится.
— Разве-ты-не-видишь-что-она-дрожит-и-бежит? — воскликнул Петер.
— Глупый, — засмеялась Маллот. — Шляпа-не-может-бежать-и-ещё-дрожать.
— Посмотри-сама-если-не-веришь, — продолжал Петер.
— Волшебство, — раскраснелась Маллот.
А Максимилиан заливался.
— Пойдём-посмотрим-на-это-волшебство-поближе! — предложил Петер.
Людвиг Четырнадцатый понял, что дело плохо, — надо как можно быстрее добраться до курятника.
И хотя под шляпой ничего не было видно, он рассчитал так правильно, что точно попал в курятник и упал прямо на кур и цыплят.
Всё вокруг взлетело, закудахтало, запищало, закукарекало.
— Как-так-как-так, живая шляпа! — кудахтали куры. — Помоги-и, Петрус Певун. Где ты, где ты, где ты? Шляпа! Шляпа! На насест, все на насест! Она нас съест! Она нас съест!
Людвиг Четырнадцатый галантно снял с себя шляпу.
— Здрасте, это я, — представился он, и гвалт мгновенно утих.
— Людвиг Четырнадцатый, — захлопала глазками Тутта Карлссон. — Пи-пи-писключительно. Пин- пин-пинтересно! Почему ты влетел к нам в шляпе?
— Это неважно, — сказал Людвиг Четырнадцатый. — Вегодня сечером, я хотел сказать, сегодня вечером, к вам собирается нагрянуть Лабан.
— Шляпа-вбежала-в-курятник! — раздался снаружи голос Петера.
— Глупости, — ответил голос человека. — Шляпа-сама-не-может. Давайте-откроем-дверь-и- посмотрим.
Людвигу Четырнадцатому снова надо было спешить. Он выскочил в щель как раз в тот момент, когда человек открыл дверь курятника.
Естественно, что шляпу с пугала Людвиг Четырнадцатый с собой не захватил. И поэтому он успел ещё услышать, как Петер сказал:
— Вот-видите-я-говорил-правду.
— Ничего-не-понимаю, — прозвучал ответ человека. — Ну-а-ты-что-скажешь-Максимилиан?
Пёс лаял. Ведь он-то всё давно понял. Собаки, они такие.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Людвиг Четырнадцатый успел как раз к ужину.
Все сёстры и братья окружили Лабана, а тот с удовольствием растянулся на полу.
— Как хорошо я поспал, — говорил он, хитро улыбаясь.
— С чего это ты спал днём? — спросил его Леопольд. — Что ты, маленький?
— Мы ведь лисы, — подражая папе Ларссону, важно ответил Лабан. — Маленькие у нас спят ночью, когда нам, взрослым, пора на прогулку.
— Какую прогулку? — удивилась Лоттен.
Лабан таинственно усмехнулся и, подмигнув папе Ларссону, сказал:
— Возвращусь с подарком, тогда узнаешь.
— Малыши, спать! — засуетилась мама Ларссон. — Завтра опять вас не добудишься.
Тринадцать лисят послушно исчезли в детской. А Лабан направился к выходу.
— Будь осторожен, — сказал ему папа Ларссон на прощание.
— Всё будет хорошо. Вспомни, я ведь самый хитрый лисёнок в лесу. — И Лабан нырнул в темноту.
Людвиг Четырнадцатый ворочался в своей кроватке. «Только бы с Лабаном не случилось ничего слишком страшного», — думал он.
Едва Людвиг Четырнадцатый заснул, как вдруг в норе поднялся ужасный шум.
— Ай, ай, ай, ай! — выл кто-то. — Мне так больно. Ай, ай, ай, ай!
Это был Лабан. Он, наверное, только что вернулся домой. Людвиг Четырнадцатый испугался. Что там придумала Тутта Карлссон? Он ведь просил её ничего не говорить человеку, собаке, детям и маме детей.
От крика Лабана проснулись все. Людвиг Четырнадцатый открыл дверь в гостиную. Там, на диване, который смастерил сам папа Ларссон, лежал Лабан и выл. Мама Ларссон держала его голову на своих коленях и чесала лапой за ушами. Но Лабан был безутешен.
Папа Ларссон стоял у его хвоста и рассматривал что-то, висевшее на самом кончике. Людвиг Четырнадцатый сразу догадался, что это такое. Тутта Карлссон как-то рассказывала ему о таких вещах: это была мышеловка!
— Ой, ой, ой, ой! — стонал Лабан. — Я при смерти. Я истекаю кровью…
— Нет, не истекаешь, — резко оборвал его папа Ларссон. Он был очень сердит. — Ну, а если уж тебе чуть-чуть больно, то следует заметить, что ты сам виноват. Зачем хвастал, что ты самый хитрый на милю вокруг? Надо же! Лис угодил в мышеловку!
— Вот с каким подарком ты возвратился, — хихикнула Лоттен.
— Ой, ой! — взмолился Лабан. — Сперва отцепите меня от неё, а потом я согласен выслушать что угодно.
— Ты ещё ставишь условия? — возмутился папа Ларссон и не спеша продолжал. — Что скажет дедушка, то есть твой прадедушка! Нет уж, изволь сперва подробно рассказать всё по порядку, а потом я подумаю, стоит ли убрать эту штуку с твоего хвоста.
Папа Ларссон любил поговорить. Но Лабану казалось, что никогда ещё он не говорил так длинно. А Лабану так хотелось, чтоб его поскорее отцепили от мышеловки, и он заспешил, глотая окончания слов:
— Я прокрал… на овся… поле. Нич… так особен… я не слы… и не ви… Ост… только добе… до курят… А там сыр…
