Это, конечно, шантаж, подумала Эланна Эмоциональный шантаж в чистом виде. Но Элизабет ничего не добавила к тому, что сама она говорила себе в прошедшие после звонка часы.
– Вам не надо беспокоиться, Элизабет. Мы с Джонасом все понимаем. Но мне придется сказать Митчу, что наш брак после того, как Митча объявили мертвым, был расторгнут. Иначе он узнает об этом из прессы, что будет гораздо болезненнее.
– По крайней мере в этом у нас общее мнение, – вздохнула Элизабет.
Оставшуюся часть пути они ехали в молчании Джонас положил свою руку на руку Эланны и время от времени успокаивающе сжимал ей пальцы Эланна понимала, что ей понадобится эмоциональная поддержка, какая только возможна, но сомневалась, полностью ли честен был с ней Джонас, когда обещал держаться в стороне.
Прошлой ночью он был неузнаваем. Совершенно другой человек. Невероятно страстный. И теперь Эланну не покидало тревожное чувство, что за предложенной им поддержкой скрывается нечто большее. Что-то вроде чисто мужских притязании на свою собственность.
Но это же смешно, уверяла она себя Только из-за того, что Джонас раскрыл в постели непривычную для. нее, страстную сторону своей натуры, она вообразила, что он превратится в раздвоенную личность, в пресловутых доктора Джекила и мистера Хайда, и станет совершенно другим человеком. Совсем не обязательно предвидеть худшее.
Не обязательно?
Когда бы она ни посмотрела на него, в карих глазах светились теплота и успокаивающая поддержка. Но в янтарной их глубине бурлило и что-то еще. Что-то неопределенное. И от этого Эланна испытывала все возрастающую неловкость.
Полет в Вашингтон проходил в откровенно тягостной атмосфере. Эланна и Джонас сидели по одну сторону салона первого класса, Элизабет – по другую. Они почти не разговаривали, потому что все трое были погружены в размышления о случившемся чуде – возвращении Митча с того света.
И о том, чем это невероятное воскресение обернется для каждого из них.
Глава 4
До сих пор Митч считал, что прошедшие пять лет были самыми трудными в его жизни. Но ожидание встречи с женой показалось ему сущим адом.
– Не понимаю, почему я должен торчать здесь? – жаловался он Алексу Хейнесу, чиновнику государственного департамента, который устроил его в номере отеля «Мэйфлауэр». – Почему я не могу встретить Элли в аэропорту?
– Вы же знаете, аэропорт всегда наводнен прессой, – убеждал его Хейнес. – А ваше лицо многим запомнилось.
– Ребята, вы хоть понимаете, что прошло пять лет с тех пор, как я видел жену? – выходил из себя Митч. – Когда я звонил ей, то мысленно представлял себе, как стою на взлетной полосе с огромным букетом.
В течение всего первого года Митч фантазировал, как он возвращается домой к Элли с охапкой роз «американская красавица». Когда прошло восемнадцать месяцев, он решил, что розы – слишком банально для его жены. Для того чувства, которое он испытывает к ней. После нескольких недель напряженных размышлений он остановился на маргаритках. На таких, какие она пыталась вырастить на балконе дома, где они жили в Бейруте. Но на третьем году плена ему пришло в голову, что маргаритки тоже слишком плоско для такой необыкновенной женщины, как его жена.
В течение следующих нескольких месяцев вопрос о том, с какими цветами он вернется домой, приобрел для него первостепенную важность. По правде говоря, правильный выбор цветов стал спасительной идеей, на которую он переключался, когда думал, что может сойти с ума. Потом на короткое время он остановился на тюльпанах, но неделю спустя пришел к выводу, что они только напомнят ей сцену похищения. Совсем не то настроение, которое он хотел бы создать.
Наконец прошлой весной его осенило – выбор оказался окончательным, лучшим из всех возможных.
– Простите, – прервал его мысли Хейнес, протягивая трубку. – Если вы еще не передумали заказать цветы, портье позаботится о том, чтобы их принесли в номер, где они будут ждать ее.
– Это совсем не то, чего я хотел, – проворчал Митч, но все же взял трубку. Три минуты спустя он закончил переговоры, получив заверения портье, что цветы принесут через час.
Повесив трубку, Митч снова начал метаться по комнате.
– Никак не пойму, почему вы, ребята, так обращаетесь со мной, будто я «шпион, пришедший с холода» Я репортер, а не растение, взращенное ЦРУ – То же самое он говорил все пять лет своим тюремщикам. И его не удивляло, что ни один ему не верил. С их точки зрения, любой американец, у которого хватало глупости болтаться в этой части мира, мог быть только шпионом империалистов- янки.
– Поверьте мне, Кентрелл, если бы вы были человеком ЦРУ, вас бы увезли втихомолку в какое- нибудь потайное место и держали бы там взаперти.
Нетерпеливо бормоча ругательства, Митч остановился перед окном, засунув руки в задние карманы новых слаксов Их купили для него в Германии вместе с тремя рубашками, бельем и туфлями – мягкими итальянскими мокасинами, почти такими же удобными, как его старые разношенные Военно-воздушные силы не могли послать в Америку своего подопечного в том виде, в каком он пришел к ним – босиком, в ветхих джинсах и рваной майке.
– Хорошо, а если весть о моем освобождении вырвется за стены отеля, в чем проблема?
Тяжелый вздох Хейнеса показал, как он устал от споров на эту тему.
– Понимаете, Белый дом недоволен, что в Ливане и Германии произошла утечка информации Мне поручено держать вас под колпаком, пока не будет выработана дипломатическая повестка дня.
Высокая кряжистая фигура Митча бессильно плюхнулась на голубой шелк французской софы. В отчаянии он заскрежетал зубами. Головная боль грозилась перерасти в безжалостного киллера, а рези в животе были такие, словно в него врезался гигантский кулак.
– Черт возьми, дипломатическая повестка дня! – взорвался он – Почему бы вам не сказать правду? Президент готовится к следующим выборам, и я лучшее фото, какое он получит на нынешней неделе.
Хейнес не стал отрицать это.
– Я знаю только одно – мне дан приказ следить, чтобы до завтрашней церемонии в Розовом саду вам было удобно и чтобы вас обеспечили всем необходимым.
Митч тихо выругался:
– Неужели кто-нибудь думает, будто когда я напишу об этом, а я непременно напишу, то стану соблюдать этикет и промолчу, что нет большой разницы между пленом в Ливане и домашним арестом в нашей национальной столице?
– Уверен, что разница есть, – улыбнулся Хейнес – Хотя бы потому, что этого вы в Ливане не получите – Он открыл холодильник, достал запотевшую бутылку пива и бросил ее Митчу – Кентрелл, почему бы вам не расслабиться? Сколько бы вы ни кидались на меня, самолет вашей жены от этого быстрей не прилетит.
Было время, когда Митч и ухом не повел бы на правительственные приказы вроде сегодняшнего. Рассказов о характере Митча Кентрелла легион. Некоторые с преувеличениями, большинство точные. Хотя Митч не считал себя трудным человеком. Беспокойный, может быть, но не трудный. Он никогда не понимал, что плохого в людях, которые хотят отлично выполнить свою работу. Уж конечно, для других он не тяжелее, чем для самого себя.
Митч Кентрелл родился журналистом. Когда ему было шесть лет, он упросил свою тетю Элен купить ему печатный станок для «Юного журналиста». Буквы для печати были резиновые, а не металлические, и каждый экземпляр приходилось печатать отдельно. Но когда ему исполнилось восемь, его еженедельник «Новости Русского Холма» уже имел двадцать пять платных подписчиков. Когда ему исполнилось десять,
