забросила инструмент. Сейчас она работала машинисткой в проектной организации и жила одной мыслью, одним желанием — увидеть сына музыкантом.
— Ничего особенного, — сказал он, хотя на самом деле пианиссимо выступавшего пианиста ему самому очень понравилось.
— Что с тобой сегодня? — спросила Александра Николаевна, сразу почувствовавшая, что с сыном творится что-то неладное.
— Ничего, мама, — ответил Виктор, прекрасно понимая, что этими словами он никак не успокоил мать.
Некоторое время они ходили молча. На диванчике освободилось место, и они сели.
— Все-таки что с тобой? — уже более настойчиво спросила Александра Николаевна и выжидающе посмотрела на сына. — Ну?
Виктор отвел глаза в сторону.
— Ладно, не будем, — примирительно произнесла мать и, чтобы как-то переменить тему разговора, сказала: — Вот и ты когда-нибудь будешь выступать на сцене. Только бы мне дожить до этого. Ей показалось, что Виктор поморщился. — Вылечим тебя, все встанет на свое место. Я записалась к гомеопату. Он, говорят, делает чудеса. Да, собственно, ничего у тебя особенного и нет. — Она больше успокаивала себя, чем сына. — Небольшое переутомление.
— Мама, — голос Виктора сразу охрип, — я тебе хочу сказать. Только здесь не место. Ну, да все равно. Мама, я больше не буду заниматься. Уже неделю, как не хожу туда. И больше ни о чем не расспрашивай.
— Неделю не ходишь? — воскликнула в испуге Александра Николаевна. — И так спокойно, безучастно об этом говоришь. Не будешь учиться… Как же так? Ты шутишь, конечно.
Виктор молчал.
Уже прозвенели все звонки, опустело фойе. Потом потушили огни. Дверь в зал оставалась открытой, и оттуда доносились звуки настраиваемых инструментов. Мать и сын все продолжали сидеть на диванчике.
— Ушел, потому что не люблю ничего бесцельного, — стал объяснять Виктор. — И не хочу быть тапером. А стать настоящим музыкантом — не могу.
— Но ведь это же… — Александра Николаевна не знала, как бы помягче выразиться. — Это же катастрофа!
— Пожалуй, да, — спокойно сказал Виктор как о чем-то давно передуманном и уже пережитом.
Он посмотрел на мать. У нее был беспомощный, растерянный вид.
— Но ведь не все еще потеряно… Гомеопат… — Мать цеплялась за все, что могло как-то поколебать решение сына. Нет, она знала, слишком хорошо знала его и поэтому, не договорив, замолчала.
— Может быть, пойдем? Совсем уйдем отсюда, — предложил Виктор, вставая.
— Да, да. Я думаю, лучше пойти, — поспешила согласиться Александра Николаевна и тоже встала.
Они молча вышли на улицу.
Дойдя до угла, Виктор остановился.
— Знаешь что, мама. Ты иди домой, а я немного пройдусь.
Александре Николаевне очень не хотелось оставаться одной и отпускать от себя сына, но она не стала возражать. И только спросила:
— Скоро придешь?
— Скоро.
Виктор пошел по улице Горького. Ему казалось, что все, кто шел рядом с ним, обгонял его или попадался навстречу, были счастливее его. Какой-то долговязый парень толкнул его. Парень извинился и пошел впереди. Под мышкой у него было несколько книг и тетрадей. Вот, дело есть у человека, спешит куда-то. А он? Он был еще совсем ребенком, когда в доме впервые заговорили о его музыкальных способностях. Тогда жив был отец, он подсаживал его на высокий вертящийся стул у пианино. Потом все его интересы, вся жизнь сосредоточились в одном — в музыке. И вот теперь надо забыть о ней. А может, стать тапером, но только не бросать любимое дело? Нет, он не сможет так жить. Конечно, рвать, рвать не раздумывая.
На углу площади был кинотеатр. Виктор вошел в вестибюль. Здесь было много народу, но билетов уже не было. Но он все равно не пошел бы… И он вернулся на улицу.
К тротуару подъехала маленькая автомашина и остановилась как раз рядом с ним. Из нее вышла девушка с портфелем, за ней милиционер. «Инкассатор» возьмет выручку и повезет в банк»… И у нее есть дело, пусть маленькое, но полезное… И он будет делать что-нибудь маленькое, не обязательно ведь играть на рояле.
Виктор вдруг впервые со страшной ясностью понял весь смысл этих слов: он не будет играть на рояле. Не будет играть… А, может быть, действительно, гомеопат найдет какое-нибудь средство. Нет, что они могут со своими пилюлями. Это мама все выдумывает. Он вспомнил о матери, и ему теперь стало жалко уже не только себя, но и ее.
Наконец ему надоело ходить по улицам. И он сел в троллейбус, который шел к его дому. Против остановки была его школа. Зайти в нее? Там, кажется, идут занятия в спортивном зале… Ну да, надо поговорить с Николаем, если не с ним, то с кем же тогда говорить?!
Виктор чуть приоткрыл дверь в спортивный зал. Здесь он увидел много ребят, и у всех, кто прыгал, кто подтягивался на кольцах, раскачивался на перекладине, у всех были мускулистые тела, все спортсмены были веселы и жизнерадостны. Он вспомнил, как впервые, еще пятиклассником, вошел в этот зал. Учитель предложил к следующему уроку принести с собой майки, трусики и тапочки. Мать пришла в ужас — ведь там, в холодном зале, в одних трусиках и тапочках можно простудиться. Пошла к врачу и добыла у него справку об освобождении. С тех пор он перестал ходить на уроки физкультуры. А если бы ходил, может быть, был бы таким, как Николай и все остальные. Ведь не родятся же силачами… А что если зайти сейчас в зал, подойти к Леониду Васильевичу и попросить, чтобы разрешил заниматься? Он будет делать все, что скажет ему учитель, все, что нужно, чтобы стать таким, как эти ребята. Но тут же он невесело усмехнулся — куда ему лезть в их компанию!
Виктор осторожно прикрыл дверь, отошел в самый конец коридора и сел на скамейку.
Неожиданно дверь спортзала распахнулась, и оттуда вышли Леонид Васильевич, Николай и еще кто- то, но кто Виктор в наступивших сумерках уже не различил. Куда они пошли? Ну да, у них тоже есть свои какие-то дела, разве до него им всем? И он подумал, что, в сущности, у него есть один только настоящий друг, и друг этот — мама…
Он посидел еще и не спеша направился домой.
На его звонок дверь открыла мать.
— А, наконец-то! — воскликнула она. — А тебя тут ждут.
— Кто ждет? — спросил он, проходя в переднюю.
— Два твоих учителя пришли, Елена Петровна и преподаватель физкультуры, из школы… Витенька, я так растерялась, я не знала, что им сказать… без тебя… Они хотят, чтобы ты поехал на лето куда-то в лагерь.
Александра Николаевна все это проговорила на ходу, второпях, но Виктор жадно ловил каждое ее слово. Леонид Васильевич пришел сюда, к нему. А ему казалось, что никому нет до него дела, что о нем никто не думает. Елена Петровна? Она при чем здесь, если речь идет о лагере? А почему нет Николая? Ведь они вместе с Леонидом Васильевичем вышли.
Елена Петровна и Леонид Васильевич сидели за столом. Перед ними стояла ваза с конфетами и печеньем.
— А вот и он, — сказал Леонид Васильевич. — Где ты пропадаешь?
— Ну, Леонид Васильевич, — предложила Елена Петровна, — выкладывайте ему, зачем мы пришли.
— Мне мама уже сказала, насчет лагеря. Только…
— Я, товарищи, не понимаю, — вмешалась Александра Николаевна. — Вы же знаете, что Витя очень слаб здоровьем. Ну посудите сами, куда ему ехать в лагерь? Жить в палатках, в сырости. Дожди, ветер, а он
