должности, заявила:
— Я пойду сейчас по лагерю, а ты, Еремин, смотри не опоздай с завтраком. И насчет соли поаккуратнее!
Верхушки деревьев были уже освещены, но солнца еще не было видно. В лесу громко, на все голоса, пели птицы, ветер, набежавший с реки, шевелил листья.
Ровно в семь, минута в минуту, раздались звуки горна. И сейчас же лагерь, только что погруженный в сонную тишину, ожил. Репродуктор на столбе начал хрипло играть спортивный марш. Из палаток выскакивали юноши в трусах, девушки в трусах и майках. Перегоняя друг друга, они спустились к реке.
А Лена опять появилась на кухне. Взяла вилку, ткнула в картошку, которая варилась в котле, и теперь уже чуть не плача проговорила:
— Она же сырая… Слушай, Еремин. Надо было с вечера за плиту браться, если ничего не умеешь.
Отвернув от плиты раскрасневшееся лицо, Саша сказал:
— Чем командовать, ты бы лучше помогла.
— Есть у меня время! Чтобы в восемь часов картошка была на столе. Хоть сам лезь в плиту, а довари картошку.
Она вышла из кухни. Зарядка уже кончилась, ребята разошлись по палаткам. Шла уборка постелей. Лена ходила из палатки в палатку, следила, чтобы аккуратно были заправлены постели, взбиты подушки.
Потом все пошли на завтрак. Картошка была совсем не сырой, в меру посоленной. Вкусным было и кофе с хлебом и маслом. Или, может быть, так казалось ребятам, успевшим порядком проголодаться на свежем утреннем воздухе. И Виктор ел этот простой, приготовленный в походных условиях завтрак с большим аппетитом, чем пирожки, пончики и ватрушки, которые с такой любовью пекла для него мама.
Николай то и дело посматривал на своего приятеля, а потом перегнулся через стол и вполголоса сказал:
— Все-таки на зарядку не ходишь?
— Завтра пойду обязательно.
— Не думай, что все будут на тебя одного смотреть. У каждого своих дел полно…
Виктору очень хотелось поскорее прекратить этот разговор: ребята уже начали прислушиваться к нему. И он как можно убедительнее произнес:
— Говорю, что завтра буду. И не приставай больше.
На скамью рядом с Леонидом Васильевичем села Лена. Улучив момент, когда начальник лагеря отставил тарелку и взялся за кофе, она обеспокоенно проговорила:
— Леонид Васильевич, все-таки что-то надо делать с плитой. Одно наказание с ней.
— А что? — поинтересовался Леонид Васильевич, размешивая ложечкой сахар.
— Никак не хочет гореть! Сашка… то есть, Еремин, дежурный по пищеблоку, несколько часов возился с ней. Надо будет, Леонид Васильевич, найти в деревне печника.
— А кто больше всех кричал — не хотим быть иждивенцами? Не будем белоручками, маменькиными сынками?! Ты же громче всех кричала тогда, на школьном собрании. А сейчас за помощью к специалисту? Да?
— Мы сами ее выложили, вы знаете. А она не работает! Тяги нет или еще чего-то. И больше нельзя с ней мучиться.
Леонид Васильевич залпом допил свой кофе и встал.
— Ты вот что. Собирай народ на работу, уже скоро девять. А насчет плиты решим так: бери еще двух ребят, лучше мальчиков, и идите разыскивать мастера. Расспросите его хорошенько, пусть все тонкости вам расскажет, объяснит, что с печкой. Если нельзя исправить, сами по-новому переложите ее… Сами, понятно?
После завтрака все разошлись по лагерю.
Зинаида Федоровна и несколько девочек занялись оборудованием культпалатки. «Художники», расположившись прямо на траве, под солнцем, раскрашивали сейчас щиты, на которых с завтрашнего дня будут вывешиваться правила внутреннего распорядка, планы тренировок, соревнований. Установили в палатке шкаф, в него поставили патефон, положили шахматы, шашки, домино.
— Ребята, имейте в виду, сегодня последний день для ликвидации недоделок! — твердила всем Лена, переходя от одной группы работающих к другой. — Это я вам заявляю, как дежурная по лагерю. — Она сделала паузу и добавила: — И как член совета лагеря.
Вчера ее выбрали в совет лагеря, и она очень гордилась этим. Шутка ли сказать — в совет вошли лучшие спортсмены, лучшие ученики школы, передовые комсомольцы, такие, как Николай, Олег, Генка… И — она!
Бригада Николая копала грядки под огород. Здесь был и Виктор. Ему Николай лопаты не дал, а поручил уносить с огорода камни и разный мусор.
— Ого, дело идет, — одобрительно сказала Лена. — Только ты, Виктор, подальше кидай все, куда- нибудь в бурьян.
— Слушай, Лена, — распорядился Николай, у которого после его избрания председателем совета лагеря появилось много забот. — Проследи, чтобы закончили столы для шахмат. Леонид Васильевич уже напоминал мне о них.
— Хорошо, прослежу, — ответила Лена. И тут же восторженно продолжала: — А что Генка придумал, просто молодец! Обложил палатку внизу дерном. Теперь будет тепло, а в дождливую погоду сухо. Севка уже решил написать об этом в стенгазету, в порядке обмена опытом…
В час дня все пошли купаться. Большинство ребят сразу же уплыли на середину реки, только несколько мальчиков и девочек барахтались у самого берега. Какой-то бритоголовый мальчишка брызгал водой на двух девочек, а те пронзительно визжали на всю реку.
Лена деловито расхаживала по берегу и время от времени, прикладывая ко рту ладони в виде рупора, кричала: «Галочка, не заплывай далеко!» или «Вовка, вернись назад!» Потом шла дальше, останавливалась перед лежащими на берегу и советовала не перегреваться на солнце.
— Ленка! Постой! — донесся до нее откуда-то с середины реки голос Николая.
Лена остановилась. Над водой поднялась его рука и снова раздался крик:
— Подожди! Я сейчас вылезу!
Николай сделал несколько сильных взмахов и очутился на берегу.
— Слушай, Ленка, — сказал Николай, подпрыгивая на правой ноге. — Фу, черт, полное ухо воды… Ты Витьки не видела?
— Нет.
Николай закрыл ладонью правое ухо и снова подпрыгнул. Потом стал прыгать по очереди то на правой, то на левой ноге. Несколько раз прыгнул на обеих. И пояснил:
— Что-то булькает в мозгах, а наружу не выливается… Ну, пойдем искать Витьку.
И он быстро зашагал, громко шлепая по песку босыми ногами и оставляя на нем мокрые следы.
Они дошли до излучины реки. Николай остановился и несколько раз громко крикнул:
— Витя!.. Витька!..
— Чего, собственно, мы так переживаем? — спросила Лена. — Ничего с ним не случится, поверь мне. Где-нибудь лежит, загорает…
— Ты же его знаешь, — с досадой проговорил Николай и с силой ударил себя ладонью по правому уху. — Ей богу, мне эта вода просто осточертела!.. А Олег прозвище какое ему дал, очень подходит — воробышек!.. Боюсь, понимаешь, утонет еще, ведь он плавать совсем не умеет.
Они пошли дальше. На берегу сидели двое ребят — Рудик и Вова. Оба они были, в отличие от всех остальных, одеты. На Рудике были трусы и клетчатая навыпуск курточка, на Вове — трусы и шелковая тенниска.
— Вот еще воробышки, — усмехнулся Николай и подошел к ним. — Вы что же, хлопцы, не загораете? Такое солнце хорошее, а вы… Еще пиджаки надели бы, а?
Рудик нехотя поднялся.
