Благовония доставлялись до потребителя в Греции или Риме очень долго. Сначала это были караванные тропы, потом – морское путешествие. Длительность и условия транспортировки благовоний объясняют их цены на рынках Запада. Численные данные редки, они практически отсутствуют, за исключением тех, что приводятся Плинием. Наиболее дорога обычная кассия – 300 динариев за фунт, 50 динариев за фунт (или 520 граммов монетного серебра за килограмм). Однако ладан стоил всего от 3 до 6 динариев в зависимости от качества (или от 31 до 62 граммов монетного серебра за килограмм), ладанум – 4 динария (40 асов или 26 граммов монетного серебра за килограмм) и т. д. Достаточно любопытно следующее обстоятельство. Высший сорт мирры, стакте, стоил 50 динариев за фунт, а возделываемая мирра – только 11 динариев; низший сорт мирры продавался по цене вдвое более высокой, чем ладан. Цены эти были высокими, но все же по карману состоятельным людям: 120 динариев в год – жалованье представителя императорской власти в Сирии и Палестине. Солдат Цезаря получал около 72 динариев в год, то есть 6 килограммов ладана в год. По Плинию, в I в. н. э. килограмм ладана был равноценен 30 килограммам муки.
Обратим внимание на одно любопытное обстоятельство, связанное с торговлей, которую вели жители Аравийского полуострова. Плиний указывает, что поклажа одного верблюда облагалась суммой в 688 динариев, состоящей из налогов и транзитных платежей. Если эту поклажу оценить в 150 килограммов, требуется по пути уплатить 1,5 динария за каждый перевозимый фунт, то есть приблизительно одну четверть от продажной цены, что нельзя считать чрезмерным. Однако римляне постоянно жаловались на бессовестных посредников. Возмущен даже Плиний: «По самой низкой оценке, сто миллионов сестерциев Индия, Серес (Китай) и этот полуостров выкачивают из нашей Империи ежегодно! Вот во что обходятся нам наша роскошь и наши женщины! Какая же часть из этой баснословной суммы возвращается, хотел бы я знать, нашим богам, в том числе подземным?» Сотня миллионов сестерциев представила бы собой в золотых монетах около 8 тонн, а в монетном серебре – 85 тонн. Если Плиний полагает, что торговля с Индией обходится Империи никак не менее 50 миллионов сестерциев в год, то на Аравию ложится примерно половина этой половины – 12 миллионов сестерциев. Но вот парадокс: римские золотые монеты, найденные к настоящему времени в Южной Аравии, крайне редки. Красноречивый пример – в Шабве найден один ауреус (золотой) с ликом императора Аврелия – всего лишь один! Римские торговцы недоумевали: они скупают оптом весь товар, рассчитываются полновесной монетой, но их аравийские партнеры никуда ее не тратят, не покупают ничего ни у римлян, ни у кого-нибудь другого. Они просто возвращаются с этим золотом домой. А что с ним происходит дальше? Какова его судьба? На этот вопрос не могут ответить и археологи. Есть бронза, есть серебро, золота просто нет. Куда сгинуло богатство, копившееся веками, неизвестно.
В IV и III в. до н. э. не только сухопутный маршрут соединял Аравию с побережьем Средиземного моря и Персии. Начиная с III тыс. до н. э. египтяне прокладывают и морской путь, направляя экспедиции к Пунту (то есть, по всей видимости, к берегам Судана или Эритреи) в поисках ароматических растений. Около 1500 г. до н. э. царица Хатшепсут пытается акклиматизировать вывезенные из Пунта деревца в садах Фив. Храм-гробница царицы украшен орнаментом, на котором изображена процессия из тридцати человек, каждый из ее участников торжественно несет перед собой ладановое дерево.
Дарий Великий поручил греку Скилаку практически изучить возможности мореплавания в Индию и по Индийскому океану. Скилак через Персидский залив вышел в Индийский океан, достиг устья Инда, поднялся по реке вверх, вернулся к устью, пересек океан в обратном направлении, затем, взяв курс на запад, обогнул южное побережье Аравии, преодолел опасный пролив Баб-аль-Мандеб, проник через него в Красное море и прошел до Камеренийских островов. Параллельно велось исследование Красного моря и со стороны Средиземного. Предполагалось вновь открыть канал между Нилом и Красным морем, проложенный еще при фараонах. Эта двойная, предпринятая с двух противоположных сторон и почти одновременная попытка невольно наталкивает на мысль о том, что флот Ахеменидов намеревался взять Красное море в клещи с севера и с юга. Тексты не позволяют поверить в настоятельную необходимость установления прямых торговых связей между Персией и Эфиопией. Скорее всего, единственной стратегической целью всего проекта остается Аравия. От этого проекта вскоре, правда, пришлось отказаться, и никто из преемников Дария так и не попытался претворить в жизнь его идею о морском пути между Суэцем и Персией.
Сто семьдесят лет спустя Александр Великий отправил флот Неарха вдоль побережья Персидского залива к устью Инда с поручением разведать путь и составить его карту. Вернувшись из Индии, Александр приступил к подготовке похода на Аравию. Рассказ Арриана не оставляет сомнений относительно мотивов экспедиции. Ее общая и конечная цель – установление власти Александра над всем регионом. План предусматривал также установление контроля над областями, производящими ладан, и над их торговлей: Арриан говорит, что Александр «намеревался, опираясь на сопровождающий армию флот, пройти большую часть Аравии, Эфиопии и Ливии». Фактически Неарх не поплыл далее мыса, отделяющего Оманский залив от Аравийского моря: «и этому отказу Неарха (так и не дерзнувшего пересечь невидимую границу залива) флот Александра обязан своим спасением, так как дальнейшее плавание вдоль аравийских пустынь неизбежно завершилось бы его гибелью». В 324 г. до н. э. Неарх встретился с Александром в Сузах, где тогда находилась резиденция царя. План был оставлен до лучших времен, которые так и не наступили, так как великий монарх умер в следующем году.
Однажды Александр, еще мальчиком, возжигал ладан на алтарях богов, переходя всякую меру. Леонид, его воспитатель, попросил своего питомца повременить с проявлениями царственной щедрости до той поры, пока страны, производящие благовония, не будут им завоеваны. Александр, уже став господином Аравии, направил своему учителю целый корабль, груженный ладаном, чтобы Леонид смог возблагодарить богов с такой же щедростью. Те торговцы, философы, ученые, что сопровождали Александра в его великом азиатском походе, принесли с собой в свое родное Средиземноморье семена множества видов растений как «пищевых», так и «медицинских». Вместе с ними приходит и новая волна увлечений восточными благовониями, парфюмерией и косметикой. После похода Александра на Восток чувство обоняния у людей Запада становится куда более тонким и взыскательным. В эллинистических городах местная аристократия вводит в моду новые духи, новые ароматические масла, новые благовонные мази. Царь Селевк отправляет в знаменитый храм Аполлона в Дидимейоне целую сокровищницу из золотых и серебряных изделий, сопровождая свой дар 360 килограммами ладана, 36 килограммами мирры, 1200 килограммами корицы. В монументальной надписи, восславившей щедрость царя (щедрость, безусловно, царскую), говорится также и о киннамоме, и об особом, индийском ладане.
Капитаны судов, посланных Александром как в Персидский залив (на востоке), так и в Красное море (на западе), никогда и не встретились: между ними осталось непройденное пространство в 1000 километров. Однако в эпоху диадохов и эпигонов (правителей государств, образовавшихся после распада державы Александра Македонского) плавания греческих судов, по крайней мере по Красному морю, становятся не такой уж редкостью. Географ, филолог, историк и философ Агатархид, поднявшийся на борт греческого судна где-то в Суэцком заливе, упоминает прохождение через пролив Баб-аль-Мандеб и описывает один из сабейских портов на юго-восточном побережье Аравии.
Суда за море уходили в поисках благовоний и пряностей, драгоценных камней и черепашьих панцирей. Торговля оставалась, тем не менее, монополией государя. Государство скупает у мореходов все, что они успели добыть, по фиксированным ценам. Оно же иногда входит в пай с купцами. Повторявшиеся путешествия помогали накоплению географических знаний, чем и подготавливали большие экспедиции – уже в Индийский океан.
По убеждению античных авторов, климат «Аравии счастливой» для человеческого существования настолько благоприятен, а ее водные ресурсы настолько обильны, что она не только может, но прямо-таки должна быть заселена очень плотно. Ими приводится внушительный список аравийских племен, перед глазами читателя возникает густая сеть городов. Однако все не так просто. На Йеменском плоскогорье, на Высоких Землях, процветающее земледелие и на самом деле возможно, но только в не очень обширных котловинах, окруженных горными гребнями. На краю пустыни природные условия другие: земледелие здесь может быть лишь поливным, а значит, ограничено только теми районами, на которые время от времени изливается поток паводка. И «наверху», и «внизу» годная к возделыванию территория очень мала, а ее заселенность сравнима с долиной Нила. Возделанные оазисы – всего лишь островки в море песчаной и каменистой пустыни, отделенные один от другого обширными пространствами. Поэтому в этой приграничной области число городов, достойных этого названия, едва ли достигнет и трех десятков.
