почему, если нас вернут в тюрьму, наказать нас за побег не сумеют: и без этого побега нам обоим свернули бы шеи. Вот этим и будем утешаться.
– Вы не правы, мистер Голд. Если нас поймают, то приговорят к пяти годам каторжных работ на планете Тихвин, только через пять лет тихвинской грязи и комарья нас умертвят. Если мы выдержим эти пять лет: тихвинские комарики имеют обыкновение откладывать яйца в потные тела каторжников.
Шейла Тоберс, подняв высохшую ветку, принялась что-то чертить на земле, Джонни присел на соседний пенек. Каждый из них задумался о чем-то своем, а может, ни он, ни она ни о чем не думали: он застыл в сосредоточенности силы, она замолчала в состоянии безразличия ко всему и внутренней опустошенности?
Вдруг она спросила:
– И вы в самом деле убили четверых?
– Да. Всех вместе – одним щелчком.
– Вы шутите. А ведь я должна буду рассказать о вас Полу Джеферсу… Он в любом случае поможет вам, но ведь помочь можно по-разному.
– Хорошо, я скажу вам правду: я этих людей не убивал. Они и знакомы-то мне были едва-едва. До Трабатора мы не знались, а на Трабаторе я недавно, только второй месяц пошел. Кому-то, верно, понадобилось засадить меня в тюрьму и убить будто бы законно, вот и засадили. Только ума не приложу, кому это могло понадобиться. Постов я никогда никаких не занимал, наследства от меня никто не ждет…
– Может быть, месть?
– Очень странная месть, вы не находите, убивать людей, с которыми я был едва знаком, засаживать меня в тюрьму вместо того, чтобы где-то подстеречь и удовлетвориться единственным выстрелом?
– В самом деле, все это очень странно… Однако, я думаю, своего убийцу вы все же увидели бы, если бы остались в тюрьме. Раз он разыграл целый спектакль, только чтобы как следует помучить вас перед смертью, значит, он обязательно раскрылся бы в самый последний момент, возможно, у двери газовой камеры раскрылся бы.
– Я все же попытаюсь заставить его раскрыться где-нибудь в другом, более удобном для меня месте.
– Вы надеетесь разыскать его?
– Не оставаться же мне на всю жизнь беглым преступником. Я должен найти его, иначе как я оправдаюсь?
– Вам нужно оправдание?
– Мне нужно будет покинуть Трабатор после того как я найду семечко.
– И как же вы думаете преследовать убийцу, если вас самого будут за пятки хватать полицейские ищейки? Вы что, собираетесь совершать из Альпадских гор разведывательные рейды по окрестностям?
– Я чувствую, убийца не отвяжется от меня. В Альпадских горах мы встретимся.
– Предположим, вы встретились. А что, если этот ваш убийца – не один человек, а целая банда?
– В Альпадских горах я найду семечко. Оно поможет мне.
Шейла Тоберс промолчала, но по ее снисходительной полуулыбке легко можно было понять, о чем она подумала.
Вскоре усталость прошла, уступив место голоду. Повсюду под деревьями росла темно-красная ягода, похожая на ежевику, по заверению Тоберс вполне съедобная, и беглецы наелись ею вволю. Им предстояло идти всю ближайшую ночь, так что для них было бы неплохо за день как следует выспаться – и Джонни соорудил из веток два ложа, одно для себя, другое для своей спутницы. Крупных хищников в этих местах не водилось, сообщила Тоберс, и они улеглись на ветки нимало не заботясь о том, что на них могли устроить облаву и что ради безопасности им следовало бы спать по очереди.
Проснулся Джонни оттого, что кто-то несильно потряс его за плечо. Раскрыв глаза, он увидел ЕЕ. ОНА стояла рядом с ним на коленях и, лукаво улыбаясь, протягивала ему желтый плод величиной с крупное яблоко… О господи, Лола!..
Увы, остатки сна развеялись и девушка приняла свои истинные очертания. Это была Шейла Тоберс. Джонни невольно отшатнулся, так что потом ему пришлось извиняться.
Улыбка исчезла с ее лица. Она сухо сказала:
– Попробуйте, это – максатия. Хорошо утоляет голод.
Джонни взял желтый плод, куснул. Максатия была горько-сладкой на вкус. После нее Джонни захотелось пить. Словно догадавшись, о чем он подумал, Тоберс произнесла:
– Здесь неподалеку ручей. Пойдем, покажу.
Ручей находился недалеко, не там, где они собирали темно-красные ягоды, а в другой стороне, то-то Джонни тогда не заметил его. У самой воды росло большое дерево с желтыми максатиями на верхушке. Джонни подумалось, что неплохо было бы перед дорогой подкрепиться сочными плодами, и полез на дерево. Сбить максатии палкой не стоило и думать, слишком уж они были нежны.
Сорвав полдюжины плодов, он спустился вниз.
Тоберс уже не сидела на стволе упавшего дерева, а лежала, спиною к коре, – запрокинув голову, выгнув дугою грудь, разбросав ноги. Нет, она была одета. Она как бы упивалась этим днем, светом и теплом его, а кому-то могло показаться, что она и была центром этого мира, его светом и теплом.
Голд как был, в одежде, кинулся в ручей.
Выйдя из ручья он сел на нагретый солнцем валун и сидел на нем, пока не высох.
До самого вечера они не сказали друг другу ни слова. Когда сумерки загустели, он обронил:
– Смеркается. Пойдем?
– Пойдем.
Они подкрепились желтыми плодами и двинулись на восход зеленоватой трабатийской луны.
Время было за полночь, когда они вышли из леса. Вдалеке виднелись огни.
– Это Антран, – сказала Шейла Тоберс.
– Вы так уверены, что ваш знакомый поможет нам?
– Он не может не помочь нам: он любит меня. Что вы смотрите? Да, я вышла замуж за Роя Тоберса, но Пол Джеферс от этого не перестал любить меня. А вы, мистер Голд… у вас есть девушка?
– У меня была жена. Она умерла. Но это ничего не значит, мне всегда кажется, что мы только вчера виделись. Когда мы встретимся…
– Вы встретитесь? Как же вы можете встретиться, раз она умерла?
Джонни понял, что сказал лишнее.
– Мы встретимся с ней там, куда попадают люди после смерти, – схитрил он.
– Вы верите в загробную жизнь, мистер Голд? А я думаю, после
