Рявкнул клаксон. Грузовик дернулся и влетел одним колесом на тротуар. Юрку швырнуло грудью на борт – аж в глазах потемнело. Сверху шлепнулся Егор. Какого черта?!. Приподнял голову и увидел рассыпанные дрова. Грохотало что-то железное, кажется, перевернулась тачка. Оправдывался знакомый голос, мешая пшелесские и зейденские слова. Это же Грин!
Быстро, узел. Вот он, левый передний угол кузова вписался точно в центр. Немножко не дотянули. А если машина сдвинется, то и вовсе пройдет стороной.
Солдат показал дулом автомата: обратно. Медленно, неуклюже дергая связанными руками, Юрка сел. Рядом возился Егор, смотрел отчаянно.
Метнуться сейчас – выстрелят в спину. Пуля найдет его быстрее, чем он схватит ориентиры.
«Трус! Делай что-нибудь!»
Рывком поднялся на ноги, и тут же закричал конвоир. Размахнулся ударить…
– Хватай! – дико заорал Юрка.
Егор стукнулся коленями о дно грузовика, пальцы дернули за штанину. Юрка падал плашмя, даже не пытаясь смягчить удар. Лицом – на угол борта, как в замедленной съемке. Успел разглядеть железный крепеж. Треснуло дерево рядом с болтом, плюнуло щепками. Пуля. «Ориентиры, дурак!»
Швырнуло в лицо комок раскаленного снега. Юрка ослеп, захлебнулся им – и собственной кровью. Резануло, совсем как в пыточной, когда растянули между полом и потолком. Тело сминало болью, и показалось, что все – ожидание в камере, грузовик, дорога – только привиделось. Сейчас плеснут водой: «Очухался? Говори!» Бетонные стены, измазанные красным…
…Запах дедова табака…
«Ориентиры!»
Плечи горели. Егор попробовал шевельнуться и еле сдержал стон. Он лежал ничком, вывернув связанные руки. В рот набилась земля. Закашлялся, отплевываясь, и свежий воздух потек между губами. Получилось… выскользнули… Он то ли всхлипнул, то ли засмеялся – сам не понял.
Опушка леса. Белые стволики берез вперемежку с осинами. Запах дыма и голоса в отдалении, слов не разобрать, но точно не зейденский и не пшелесский.
Перекатился на спину. Небо. Такое, что…
– Я уж думал – все! – тот крик, которым давился в камере, сейчас раздирал горло: – Все, конец! Совсем конец! Слышишь?!. Юрка! Ты чего?
Упираясь локтем, цепляясь зубами за одежду, Егор перевернул его и испуганно отшатнулся. Лицо было серо-зеленым, глаза ввалились, кровь под носом, на подбородке и возле уха. Изо рта тянулась розовая нитка слюны. Егор дернулся, пытаясь выпутаться из веревок, выругался и прижался ухом к Юркиной футболке.
Черт!
– Эй, кто-нибудь! Помогите!
Орал, надрываясь, и из-за деревьев набежали люди в ярких лохмотьях, с раскрашенными лицами. Они тарахтели на ломаном всеобщем, теребили узлы, причитали над Юркой.
– Васяй! Гости!
– Пустите! – Егора тормошили, точно плюшевого медвежонка, он еле вырвался.
Юрку укладывали на носилки из жердей и пестрых тряпок.
– Куда вы его?
– Деревня. Гости. Васяй!
– Он же…
– Вейн! Мы знать! Мы помогать!
Егор потер лоб.
– Вы – васяки?
Ему радостно закивали в ответ.
– Плека, – ткнул себя в грудь тот, что с оранжевыми полосами на лице. Показал на носилки: – Ю-р- ра!
– Да, правильно. А я – Егор.
– Егор! Гость!
Васяки тащили носилки, точно энергичные муравьи – дохлого жука. Егор еле поспевал за ними, с тревогой поглядывая на Юрку.
– Надорвался, – цокнул языком Плека.
– С ним очень плохо?
– Да. Плохо. Вылечим.
– Его обязательно надо вылечить!
Плека махнул рукой:
– Там. В деревне.
Егор увидел маленькие домишки – кривые, обмазанные белой глиной. На стенах были намалеваны улыбчивые солнышки, птички и цветочки, на стрехи навязаны разноцветные ленточки. Стояли домики хаотично, не признавая переулков и подворий. Только посредине тянулась широкая дорога, в центре которой темнел круг, вымощенный черными от сажи камнями. Суетились васяки, укладывая на него хворост. Носилки с Юркой тащили туда.
Прибежали девушки, от звона их голосов Егор совсем оглох. Они принесли лохматые шкуры и стеганые одеяла. Мгновение – рядом с кругом появилась лежанка. Юрку сгрузили, сунули под голову подушку, а сверху начали набрасывать тряпки.
– Он задохнется!
– Надо! – Плека успел схватить Егора за руку. – Греться. Потом кушать.
Вспыхнул хворост, подожженный с разных сторон.
– Греться! – строго повторил Плека.
Егор выдернул локоть из его пальцев. Васяки расступились, пропуская.
– Принесите воды, – попросил Егор, опускаясь коленями на лежанку.
Кровь под носом у Юрки свернулась, успев запятнать футболку. В разорванном вороте виднелись синяки и багровый след от ремня.
Из толпы протянулись руки с ковшиком, но Егор не успел взять, перехватили. Пожилая тетка с зелеными кругами на щеках ловко приподняла Юрке голову и сунула край посудины к губам. Вода потекла из уголков рта, а потом дернулся кадык, еще раз.
– Хорошо, – сморщился в улыбке Плека. – Будет живой.
Юрка открыл глаза. Посмотрел на раскрашенные рожи, моргнул и снова зажмурился.
– Васяй! – поприветствовали его хором.
– Охренеть, – сказал Юрка.
Плека радостно повторил слово, видно, до этого незнакомое.
– Ну вот, – вырвалось у Егора. – Уже научил плохому.
Юрка повернулся к нему, поразглядывал одним глазом – второй подергивался и слезился.
– Какого… ты один… в город?
Говорить ему было тяжело: в горле сипело, между губ пузырилась слюна.
– А ты?! Я чуть не рехнулся, когда увидел тебя в грузовике! – заорал Егор, и васяки испуганно попятились. – Я думал, ты ушел через этот свой узел!
– А я думал, что тебя отпустили, – прохрипел Юрка. Кажется, груда одеял и нестерпимый жар костра помогли, лицо у него порозовело.
– Мыслитель хренов! На фиг ты вообще приперся туда с моей биркой?!
– Я что, специально? – прорезался у Юрки голос. – Да иди к черту!
Егор засмеялся. Пожилая тетка сунула ему в руки ковшик – вода расплескалась. Васяки махали ладошками, кто-то сердобольный подул на затылок, но Егор все не мог остановиться.
– Разобрало, блин, – проворчал Юрка и пополз под одеяла, точно в нору. Пробурчал оттуда: – Я дрыхнуть. Сделай одолжение: утихни!
…Спал он беспокойно, вздрагивая и постанывая. Может, из-за духоты, но разгрести тряпки Егор не
