решался – васяки живут рядом с узлом, они должны знать, как обращаться с больными вейнами.
От запаха дыма подташнивало, голова казалась пустой и легкой, до звона. Егор смотрел в костер, а перед глазами стояло все одно и то же: ярко освещенная камера. Серый потолок, серые стены. Коробка, в которой мечутся вопросы: зейденцы поверили Юрке? Если нет, почему его, Егора, перестали таскать на допросы? Если да, зачем каждый день вывозят на площадь? Или Юрка сбежал, а им все равно нужно кого-то повесить? Очень страшно умирать, именно сейчас, когда появился шанс. А потом приходит конвой. Егор стискивает зубы, надеясь, что они не заметят, как дрожит подбородок. Сегодня последний день, отпущенный отцу. Ведут вверх по лестнице в сумрачный коридор. Распахиваются двери. Улица залита солнцем, и от этого хочется кричать. А потом он видит Юрку… И снова, по кругу: камера, лампочка, приходят…
Егор ущипнул себя за запястья. Боль отрезвила, но ненадолго. Все казалось ненастоящим: расписные домишки, невысокие человечки с раскрашенными лицами, огромный костер посреди улицы. Это – на самом деле?!
Раскричались васяки, и Егор повернул голову. От узла шли двое: Грин – странно, но узнал его сразу – и высокий темно-русый парень со связкой амулетов на груди и арбалетом за плечом. Вокруг носились радостные аборигены.
Завозился Юрка, высунулся и сказал хрипло:
– Явились наконец. Вон тот – Дан. Хочешь дать ему в рожу?
Егор поднялся.
– Ну, здравствуй, пропажа, – Грин облапил за плечи, встряхнул. – Цел? Вцеслав с ума сходит.
– Папа?!
– А Юрка тебе ничего не рассказал? – удивился вейн.
– Нет.
Ладно, отец жив, это главное. Все остальное – потом.
– Он надорвался!
– Еще бы, – Грин сел на лежанку и потрогал тыльной стороной ладони Юркин лоб. – Выдрать бы тебя хорошенько, да уж без меня постарались.
Юрка хмыкнул, но получилось неубедительно. Егор прикусил изнутри щеку.
– Дан, сгоняй в «Перекресток». Найдешь госпожу Ласовскую, она врач. Приведешь. У Тобиуса попроси набор первой вейновской помощи, он знает. Пусть запишет на мой счет, у нас есть договоренность. Но учти, с моим паролем можно прийти только один раз. Скажешь слово в слово, Алекс, мол, велел поинтересоваться: «У вас продается славянский шкаф?»
Юрка заржал и еле выдавил, задыхаясь:
– Шкаф продан, осталась никелированная кровать.
«Чего это с ним? – испугался Егор. – Бредит?»
– Цыц, – добродушно одернул Грин. Скинул с Юрки одеяло и крикнул васякам: – Воды теплой, и побольше!
Дан хлопнул Егора по плечу.
– Вот что, парень, пошли со мной. Нечего тебе тут делать.
Грин, потянувший было с Юрки футболку, остановился и снова прикрыл его одеялом. Повернулся к Егору.
– Да, если нормально себя чувствуешь, сходи, поможешь.
– Но…
Дан ухватил за локоть и поволок за собой, пришлось подчиниться.
Васяки суетились рядом, пока шли по деревне, потом отстали. Там, где тропка вливалась в дорогу, отцепился последний – подросток, раскрашенный под мухомор.
Егор покосился на спутника. Вейн шагал расслабленно, разве что не насвистывал. Арбалет, однако, он взял с собой.
– Я видел вашу записку, – сказал Егор.
Дан вопросительно поднял брови.
– У Михаила Андреевича. Что это не ваша война.
– Ужас! – Вейн закатил глаза. – Мне раскаяться и заплакать?
Егор растерялся.
– Но вы же всех бросили!
– Угу. Ах, какая я сволочь! По морде мне, по морде!
Егор сжал кулаки. Не бросаться же в драку, в самом деле!
Дан насмешливо посмотрел на него.
– Вцеслав жив. Какие проблемы?
Действительно! Егор сердито прибавил шагу, обгоняя вейна. Заблудиться он не боялся: дорога одна, и на горизонте виднелось строение. Головки хвоща щелкали по штанинам. Зацепился репейник, оставив колючий шарик. Содрал его, смял в кулаке.
– Шэт! Ох, я дурак! Парень, постой!
Егор оглянулся, вейн догнал его.
– Юрка отдал тебе амулет, верно?!
– Да.
– Он же лечит! Быстро, я с ним вернусь, а ты беги в «Перекресток».
Егор помедлил.
– Ну! Я знаю, как с этой штукой обращаться! Или… забрали? – В глазах у вейна метнулась паника.
Каменный полумесяц никого не заинтересовал, это часы сняли в первый же день. Но Егор на всякий случай надорвал боковой карман и спрятал амулет в дыре, привязав шнурком к подкладке. Когда накатывало отчаяние, доставал, вертел в пальцах, и становилось легче. А может, просто казалось.
– Вот, – Егор вытащил Юркин подарок.
Дан рванул из рук, треснула ткань.
– Развязать нужно…
Но вейн уже полоснул по шнурку ножом.
– Давай в «Перекресток».
Убежал.
«Чего я сразу не сообразил?» – с досадой подумал Егор. Знал же: дорога, исцеление, надежда.
Повернувшись, пошел к трактиру. Стрекотали кузнечики. Где-то вдалеке слышались голоса, стук молотка по железу. Пахло свежескошенной травой и коровьим навозом. Егор вдохнул с наслаждением. Он – живой! Не удержавшись, сорвался на бег. Ветер взъерошил волосы, раздул ворот футболки. Горизонт – вот он, руку протяни! Но почти сразу начало мозжить колено, и пришлось остановиться, перевести дух.
Дальше шагал размеренно, и вскоре дорога вильнула, подводя к «Перекрестку».
Одна телега уже отъехала, две другие застряли в воротах. Спорили мужики, пытаясь разобраться, кто должен уступить. Оглушительно лаял пес, принимая посильное участие в сваре. Егор протиснулся, едва не зацепившись за ступицу. Огромный двор был занят возами, возле сарая приткнулся заляпанный грязью фургон. С визгом и воплями носились дети. Гоготали связанные гуси. Женщина распутывала веревку и на чем свет поносила зятя. Тот лениво отбрехивался из конюшни.
Егор прошел к распахнутой двери, откуда тянуло запахами съестного. Сдавило пустой желудок.
В обеденном зале дым стоял коромыслом, все столы были заняты. Толстуха-разносчица оценивающе глянула на мальчишку и кивнула в угол, где уже заседало шумное семейство. Кусочек лавки там оставался свободным.
– Туда ступай. Обедать или так, хлеба кусок?
– Мне нужен господин Тобиус.
Егор боялся, что тетка примется расспрашивать и придется терять время, но толстуха повела подбородком в сторону деревянного прилавка. Стену за ним закрывали бочонки, кувшины и бутылки, свисали заплетенные в косы лук и чеснок – дверную створку сразу и не разглядишь.
– На кухне он. Щас позову.
