же улице, в «Трипе», просматривал некую «известную группу». Херб Коэн уломал его заглянуть на минутку в «Виски». Вошел он, когда мы играли вещь в стиле «БОЛЬШОЕ БУГИ» — единственную известную нам подобную вещь и совершенно для нас не характерную.
Вещь ему понравилась, он предложил нам контракт (решив, что заполучил белую блюзовую группу самых поразительных уродов в Южной Калифорнии) и аванс в две с половиной тысячи долларов.
В те времена затраты на долгоиграющую пластинку составляли в среднем от шести до восьми тысяч. В большинство альбомов входили обе стороны популярной сорокапятки исполнителя, а также семь-восемь «затычек» — как раз чтобы соблюсти договорную длительность каждой стороны (пятнадцать минут).
Другое производственное правило состояло в том, что на основных дорожках фонограммы большинство групп в действительности на своих инструментах не играли. Они приходили с «багровым туманом» в головах, несколько раз исполняли песню, после чего продюсер или ответственный за репертуар ее общипывали, а студийные музыканты, которые все это время сидели наготове, разучивали общипанный вариант и его играли — в тон и в «хорошем ритме». В то время существовала целая команда «специалистов по записи», которые играли за известных артистов (классический пример — «Манкиз»).
На «Фрикуй!» все главные партии мы исполняли сами, а студийные музыканты лишь придавали нашему исполнению яркость оркестровки.
Уилсон в основном работал в Нью-Йорке, куда и уехал, назначив дни записи. Мы сидели без гроша. «МГМ» аванс не выдала — деньги появятся позднее.
Тим Салливан, продюсер «Беги домой не торопясь», еще оставался должен мне какую-то сумму за музыку к фильму. Когда я его наконец разыскал, он заканчивал работу в одном из зданий на Сьюард-стрит в Голливуде (старый павильон звукозаписи фирмы «Декка»).
Денег у него не было, однако вместо платежа он пустил нас репетировать в свой зал. Мы получили в свое распоряжение лучший репетиционный зал, о каком могла мечтать любая группа, но умирали с голоду. Мы собирали бутылки из-под содовой, сдавали их и на вырученные деньги покупали белый хлеб, копченую колбасу и майонез.
Наконец настал день первого сеанса записи — примерно в три часа дня, в месте под названием «ТТГ Рекордер», на углу бульвара Сансет и Хайлэнд-авеню.
Бухгалтерские дела «МГМ-рекордз» вел скаредный старикашка по имени Джесс Кей. Пока мы записывались, Джесс, заложив руки за спину, расхаживал взад и вперед и следил, чтоб никто не вышел за пределы трех часов сеанса и не получил таким образом плату за сверхурочную работу.
В перерыве я вошел в аппаратную и сказал ему: «Слушайте, Джесс, у нас тут возникла небольшая проблема. Мы бы не хотели выбиваться из графика. Мы с удовольствием уложились бы в три часа — в те восхитительные три часа, что вы дали нам на запись, но у нас нет денег, а мы хотим есть. Не могли бы вы одолжить мне десять долларов?»
Внизу был ресторан для автомобилистов. Я рассчитал, что десяти долларов 1965 года вполне хватит, чтобы накормить всю группу и дожить до конца сеанса. Надо сказать, репутация у Джесса была такова, что стоило кому увидеть, как он дает взаймы музыканту, и ему пришел бы конец. Он не сказал ни да ни нет. Я решил, что разговор окончен, и вышел — больше я просить не собирался. Вернувшись в студию, я готовился к продолжению записи. Вошел Джесс. Руки он держал за спиной. Небрежно подойдя, он сделал вид, что пожимает мне руку. В ладони у него была свернутая в трубочку десятидолларовая купюра. Он пытался ее мне передать, а я не успел сообразить, что к чему, и деньги упали на пол. Состроив мину типа «черт подери!», он моментально схватил купюру в надежде, что никто ничего не заметил, и сунул ее мне в руку. Без этого актамилосердия со стороны Джесса альбома «Фрикуй!» могло и не быть.
Вернулся в Лос-Анджелес на запись Том Уилсон. Когда мы начинали записывать первую вещь «Куда бы ветер ни подул», он сидел в аппаратной, притопывал и кивал (как все продюсеры звукозаписи в кинофильмах). Следующая вещь называлась «Что такое полиция мозга?»:
«Что такое полиция мозга» из альбома «Фрикуй!», 1966.
В окошко мне было видно, как Том Уилсон срочно дозванивается начальству — вероятно, чтобы сказать: «Ну, э-э, нето чтобы совсем «белая блюзовая группа», но… в общем, что-то в этом роде».
«Фрикуй!» — двойной альбом, и все песни на нем были о чем-то. Мы не заполняли чем попало промежутки между вещами из популярной сорокапятки. Каждая мелодия имела свою задачу в рамках общей сатирической концепции.
«Тебе, наверно, интересно, зачем я здесь» из альбома «Фрикуй!», 1966.
По мере продолжения сеансов записи Уилсон восторгался все больше. Где-то в середине недели я ему сказал: «Для ночного пятничного сеанса я бы хотел на пятьсот долларов взять напрокат ударных инструментов и вдобавок для кое-каких специальных эффектов привести в студию фриков с бульвара Сансет». Он согласился.
Мы достали инструменты, привели фриков и, начав в полночь, записали, как выяснилось, четвертую
