возникли бесчисленные явления, выходящие из-под контроля первой. Хотя управляющая система разрасталась, управляемое тело общества разрасталось в еще больших масштабах в смысле роста числа и усложнения объектов, подлежащих управлению. Слишком много всего построили. Слишком усложнили структуру и функции деловых коллективов и их отношений. Разрастание же системы управления не только не предотвратило дезорганизацию, а со своей стороны усилило ее. Оно привело к тому, что нарушилась координация частей управляющей системы, и высшие органы власти потеряли контроль над всей системой управления, в результате чего снизились возможности последней контролировать общество.
Горбачевское руководство начало реформаторскую суету с целью заручиться поддержкой Запада и предотвратить надвигавшийся кризис. Но далеко не все во власти всесильной системы власти советского общества. Именно реформаторская активность Горбачева способствовала развязыванию кризиса. С нее потенциальный кризис превратился в актуальный, стал реальностью. Процесс вышел из-под контроля советского руководства и вынудил его на такое поведение, о котором оно и не помышляло. Перестройка явилась попыткой предотвратить кризис, проявлением и следствием кризиса, а когда кризис стал фактом — попыткой выйти из него на пути поверхностной, иллюзорной и принудительной западнизации советского общества.
Вернемся, однако, к Партграду в тот период его жизни, когда развязанная Горбачевым перестройка докатилась и до него.
Перестройка
Несмотря на все описанные выше успехи и достижения, Партградская область продолжала считаться самой провинциальной частью России. О ее существовании далеко не всякий знал в Советском Союзе, а уж про Запад и говорить нечего. Советские люди узнавали о ее существовании главным образом из некрологов, в коих сообщалось, что такой-то выдающийся покойник происходил родом из рабочего класса, трудового крестьянства или столь же трудовой интеллигенции Партградской области. Рассказывали такую историю. Брежнев, желая избавиться от одного из своих противников, велел направить его на работу в Партград, будучи уверен в том, что это находится где-то в Якутии, на Камчатке или даже в Монголии. Каковы же были его удивление и гнев, когда он увидел этого опального партийного работника среди руководителей области во время своего визита в Партград.
Такое положение Партграда сохранилось бы и по сей день, если бы над страной не взошла заря новой великой эпохи — эпохи перестройки.
Партградские власти поначалу отнеслись к объявленному Горбачевым курсу на перестройку как к очередной кампании и показухе. Перестройку устраивало каждое новое руководство. Пройдет немного времени, думали руководители области, перестройка сойдет на нет и все вернется на круги своя, как и в прошлые разы. Надо сделать вид, будто в Партграде относятся к перестройке всерьез и прилагают усилия к ее осуществлению. Партградское начальство развило кипучую деятельность, выразившуюся в заседаниях, конференциях, речах, резолюциях, призывах и починах. Поменяли кое-кого в руководстве, переместив одних на место других, и наоборот. Уволили на пенсию тех, кто и без перестройки собирался на кладбище. Разоблачили в коррупции тех, кто уже был под судом или сидел в лагерях.
Но дело оказалось гораздо серьезнее, чем обычно, и руководители области пришли в замешательство: в Партграде вообще не нашлось ничего серьезного, что можно было бы и стоило бы перестраивать. Жизнь в городе и в области шла в строгом соответствии с привычным порядком, и казалось, что никакие силы в мире были не способны заставить людей жить и работать по-новому, т. е. с ускорением и с большей эффективностью, как требовала Москва. Руководители области собрались в обкоме партии на первое перестроечное совещание, чтобы выяснить явные и скрытые возможности перестройки. Все прекрасно понимали, что возможностей почти никаких не было. Военные заводы никакой перестройке не подлежали. Они получали сырье бесперебойно. Сбыт их продукции не зависел от советских покупателей. Производительность труда и качество их продукции зависели не столько от советских трудящихся, сколько от западной технологии, от советских шпионов и от тех стран, куда Советский Союз поставлял оружие. Химический комбинат, бактериологический центр и атомное предприятие были до такой степени засекречены, что о их работе не знал ничего даже начальник областного управления КГБ. Школы, институты, больницы и прочие учреждения работали вполне нормально, и никакие радикальные улучшения там не требовались, если не считать текущих мелочей. То же самое можно было сказать о средствах транспорта и массовой информации, а также о бесчисленных учреждениях управленческого аппарата и органов власти.
Однако се понимали, что указания Москвы выполнять придется так или иначе. Одни лихорадочно думали лишь о том, как бы в этой перестроечной суете не потерять свое место; другие — о том, как бы поднажиться за ее счет. Первый секретарь обкома партии Жидков из кожи лез, чтобы двинуть руководимую им область по пути перестройки. Но его усилия натолкнулись на непреодолимые препятствия. Этим препятствиям оказались не консерваторы и бюрократы, как лицемерно жаловался Горбачев и как искренне писали западные газеты, а само население области и вся организация его жизни. На словах все стали сразу «перестройщиками», все начали критиковать консерваторов и бюрократов и призывать «мыслить и действовать по-новому». А на деле не выходило ничего, кроме усиливающейся неразберихи, болтовни, очковтирательства. На поверхность вылезли самые ловкие и циничные карьеристы и проходимцы. Начался разброд в самом руководстве областью. Чтобы не обвинять в консерватизме сам коммунистический социальный строй, стали искать козлов отпущения, которых можно было бы обвинить в консерватизме, бюрократизме и коррупции и на которых можно было бы свалить вину за первые неудачи. В обкоме партии собрались самые ответственные лица области и всю ночь обдумывали кандидатуры на роль тех, кто «встал поперек нашего стремительного движения по пути перестройки». Усталые, но довольные достигнутым соглашением «командиры области» разъехались по своим особнякам, квартирам и дачам.
Первые шаги
Новая эпоха в Партграде началась без грома и молний. В городе в этот день, как и во всей стране, шла обычная, полная героизма трудовая жизнь, В рабочее время трудящиеся мотались по магазинам в поисках предметов потребления, скупая по случаю все, что еще продавалось, и по питейным заведениям в поисках утешения, поглощая все, что льется. Во внерабочее время они занимались тем же с удвоенной силой. В этот день в городе было прогуляно без уважительных причин 80 000 человеко-часов, допущено 50 000 случаев производственного брака, подобрано на улицах 2000 бесчувственно пьяных граждан, совершено 8000 хулиганских поступков и 400 крупных краж, совершено десять бандитских нападений с убийствами и тяжелыми телесными повреждениями, сделано 800 абортов, осуждено 2000 граждан на малые и большие сроки, дано и взято 20 000 взяток, произнесено 10 000 партийно-комсомольских речей… Короче говоря, был обычный полноценный день советской жизни, полный радостей и огорчений, успехов и неудач, приобретений и потерь.
Но вот трудящиеся Партграда наконец-то получили в руки газеты, которые в этот день почему-то запоздали. Развернув газеты, они были сначала изумлены, а затем разразились неудержимым смехом. На первой странице газет была опубликована речь самого товарища Жидкова, первого секретаря Партградского обкома партии. «В нашей области, — говорилось в речи, ухудшилось продовольственное снабжение». — Как оно могло ухудшиться, спрашивали друг друга хохочущие партградцы, — если оно всегда было хуже не придумаешь?!
«В области, — говорилось далее в речи, — упала трудовая дисциплина», — Опять чепуха, — надрывались от хохота партградцы. — Она и раньше была на таком уровне, что ниже падать ей уже некуда было!
В речи говорилось, наконец, что в области возросло пьянство. Тут уж партградцы даже хохотать не могли. Они лишь стонали от чрезмерного внутреннего гогота и глотали катившиеся ручьем слезы. — Чем
