Азеведу не удостоил его вниманием, а прошел мимо, к сидящему с краю шоферу. Я решил не вмешиваться в их переговоры.
— Шико! — сказал Азеведу. — Отвезешь нас до Параизо?
— А почему бы и нет? — с готовностью отозвался шофер. — Ты же знаешь, я всегда готов тебе помочь.
— Сколько возьмешь за поездку?
— Пять тысяч крузейро.
Азеведу посмотрел на меня, спрашивая согласия. Я не знал ни расстояния до Параизо, ни местных цен, но с достоинством кивнул головой.
— Хорошо! — сказал Азеведу. — Мы согласны. Можешь отправиться сейчас?
— А почему бы и нет? — ответил шофер. Видимо, он был очень решительным человеком.
Отъехав от базара, мы направились было к гостинице, как вдруг Азеведу попросил остановить машину.
— Я забыл спросить вас, — обратился он ко мне, — о реде — гамаке. У вас есть с собой гамак?
Получив отрицательный ответ, Азеведу сказал шоферу, чтобы тот повернул обратно к торговым рядам. На всякий случай было необходимо приобрести хотя бы один гамак: нельзя быть уверенным, что на серингале найдется два лишних.
Лавка с гамаками сразу же бросалась в глаза: несколько штук гамаков были развешаны прямо на улице для привлечения внимания покупателей. Азеведу при выборе покупки проявил максимум практичности и здравого смысла. Во-первых, он каждый гамак прикинул на вес и отложил несколько самых легких. Потом осведомился о цене, и, когда продавец стал доказывать ему, что не может скинуть ни одного крузейро, так как борта гамаков отделаны бахромой, Азеведу предложил бахрому срезать. Кончилась торговля тем, что мы приобрели гамак за треть первоначальной цены.
Уложив покупку на сиденье такси, тронулись к отелю «Шуи».
Забрав в гостинице вещи и закрепив за собой номер, разместились в «джипе». Увидев термос, Азеведу попросил наполнить его холодной водой: «Пусть хотя бы сегодня мы будем иметь возможность выпить по глотку холодной воды, а то этого удовольствия лишаемся до тех пор, пока не вернемся в город». Отъехав от гостиницы, шофер направился по авениде президента Варгаса. Проехав от начала до конца всю улицу, он почему-то повернул обратно, и машина снова прошла мимо отеля. Если бы на такси стоял счетчик, то шофера можно было бы понять в этом накручивании километража. Но так как мы договорились о твердой цене, поведение его было по меньшей мере странным. Необходимо было поинтересоваться причиной такого маневра.
— А это у нас обычай, — сказал шофер. — Когда мы выезжаем из города, то прокатываемся по центральной авениде. Это хорошая примета. Видите, какая на авениде президента Варгаса прекрасная дорога? Пусть и остальной путь такой же будет удобный. А кроме того, все должны знать, что человек едет из города в дальнее путешествие.
Ну что ж, традиция есть традиция, хотя, право, трудно было утверждать, что остальная дорога была такая же гладкая и ровная, как авенида президента Варгаса.
— А сколько до Параизо? — был задан вопрос, когда мы отъехали километра четыре и все и вся уже покрылось толстым слоем пыли.
— Да так, километров двенадцать-двадцать, — сказал шофер.
Смотреть на спидометр было бесполезно, потому что на том месте, где ему положено находиться, зияло пустое отверстие.
— Ну, двадцать так двадцать, лишь бы добраться до серингала.
Через час пассажиры смогли убедиться, что если бразилец говорит двадцать километров, то там наверняка будет больше тридцати. Ехали ни быстро, ни медленно, но прошло еще долгих два часа, прежде чем разухабистая проселочная дорога нырнула под темные кроны деревьев. Шико резко убавил скорость, так как под колесами «джипа» зашелестели ветки поваленных деревьев и захрустели сучья кустарников. Не выходя из машины, можно было определить, что качество нашей «автострады» резко ухудшилось. С этого момента дорогой ее можно было назвать только условно. Дорога кончилась.
Человек идет по джунглям
Начались джунгли, и в них была просека, во всю ширину которой стелилась буйная молодая поросль. «Джип» передвигался со скоростью не более одного километра в час. Мы вылезли из кабины и пошли впереди «джипа» пешком. Идти было нетрудно, потому что приходилось все время останавливаться, стараясь не отрываться от транспорта, плетущегося сзади.
Сначала, поджидая машину, просто отдыхали, потом стали постепенно помогать ей двигаться вперед. Если колеса «джипа» застревали в какой-нибудь рытвине или яме, нам приходилось слегка подталкивать ее плечами. Дальше — больше. Через каждые десять-пятнадцать метров стали подбрасывать сухой валежник и срубленные деревца. Вскоре это порядком надоело. И после преодоления очередной колдобины Азеведу, утирая пот со лба, сказал шоферу:
— Слушай, Шико, возвращайся-ка ты со своим автомобилем домой. Отсюда как-нибудь доберемся пешком сами.
Шофер, конечно, не возражал. С нашей помощью он развернул машину и тронулся в обратный путь. Мы же взвалили на плечи снаряжение и двинулись к серингалу. Шли не спеша, времени было достаточно.
И, как утверждал Азеведу, до серингала оставалось не более шести-семи километров. По дороге Азеведу задавались непрерывно вопросы о названиях тех или иных деревьев, о том, голоса каких птиц раздаются в лесу. Каждый раз ответ был точный и определенный, каждый раз Азеведу останавливался, чтобы дать возможность сделать записи. Правда, возникало сомнение, что вряд ли собранные записи пригодятся в дальнейшем, так как Азеведу знал только названия, употребляемые местными жителями. Потом, после возвращения в Рио-де-Жанейро, опасения оправдались: никто не мог перевести местные названия на общепринятый научный латинский язык.
Азеведу шел впереди шагов на двадцать-тридцать, прокладывая путь. Просека становилась все уже, и деревья по обеим сторонам ее уже образовывали сплошной зеленый шатер. Из глубины леса несло сыростью. Но прохлады, как в нашем лесу, не чувствовалось. Жара стояла такая, что рубашки путников были мокрыми насквозь. Вдруг впереди показалось светлое пятно. Мы выходили на небольшую полянку. Азеведу подошел к краю ее, внезапно остановился и сделал знак рукой, приглашая осторожно приблизиться.
Невозможно забыть картину, которая открылась перед глазами. Вся пятидесятиметровая поляна переливалась изумительным голубым светом. Он был то ярким, о перламутровым оттенком, то вдруг, как будто по нему пробегала темная волна, превращался в черный бархатный ковер. Мы стояли как зачарованные, боясь пошевелиться. Я потихоньку потянулся к висевшей на правом плече сумке с
