в дом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Джадд вышагивал по маленькому кабинету, все больше раздражаясь. За последние три минуты он посмотрел на часы уже в третий раз. Куда, черт побери, запропастилась эта проклятая женщина?
Полчаса назад, спускаясь из своей комнаты на третьем этаже, он проходил мимо двери в ее спальню. Из-за двери доносились тихие звуки радио, и Джадд решил, что Джинджер встала и готовится к их предрассветной встрече. Так что же произошло? Он пришел в кабинет ровно в половине пятого, как она велела ему вчера вечером. Велела… Он улыбнулся, вспомнив, как она старалась выглядеть властной хозяйкой. Но его-то она не обманет! У него слишком много воспоминаний, не соответствующих образу хладнокровной, надменной повелительницы, который она пыталась создать вчера вечером. Проклятье! Где же она? Если она собирается играть роль королевы, отдающей приказы, могла бы, по крайней мере, прийти вовремя!
Чем дольше он ждал, тем сильнее раздражался. Он занятой человек. Прогноз предупреждал, что погода к концу недели переменится, и он хочет до этого убрать весь урожай пшеницы. У него нет ни времени, ни терпения, чтобы бороться с Джинджер за власть.
Джадд поднялся по лестнице на один пролет и остановился у двери ее спальни. Он слышал приглушенные звуки радио – передавали рок-музыку. Значит, она не спит. Он тихонько постучал в дверь. Она не ответила. Он снова постучал, на этот раз громче. Ответа и теперь не последовало, и он толкнул дверь. Комнату освещали бледные предрассветные лучи. Джадд увидел Джинджер сразу: она спала, лежа на спине, и только взъерошенные рыжие кудри и лицо выглядывали из-под простыни персикового цвета.
Джадда не удивило, что звон будильника не разбудил ее. Том часто шутил, что взрыв менее мощный, чем ядерный, не заставит его внучку встать до полудня.
Улыбка заиграла на губах Джадда, когда он заметил на прикроватной тумбочке стакан с водой. Нет, он не сможет. Джинджер спала так крепко, так спокойно, и было бы жестоко разбудить ее таким способом. Он прошел по комнате, поднял стакан с водой. Жестоко – да, но вполне заслуженно. Это будет расплатой за все те измывательства, которым она подвергала его долгие годы. Он уже поднял стакан над головой Джинджер, но тут она зашевелилась и нежная улыбка пробежала по ее лицу. Ему расхотелось обливать ее водой, и он поставил стакан на тумбочку.
Как она похорошела за эти годы в Нью-Йорке! Короткая стрижка шла ей, подчеркивая тонкие черты ее лица, бархатистость кожи.
И прежде чем он осознал, что делает, Джадд протянул руку и кончиками пальцев провел по изгибу ее брови, вниз по щеке и по губам. Кожа у нее была теплая, как летняя ночь, и нежная, как утренняя свежесть. Мечтательная улыбка все еще оставалась на ее лице, а с губ, на которых на мгновение задержались его пальцы, сорвался вздох. Ее вздох пробудил фантазии, возбудил желание. Джадд хотел поцеловать ее пухлые, чувственные губы. Он хотел заползти под ее простыню и заняться с ней любовью, ощутить ее напряженное дыхание на своей шее, медленно и лениво ласкать ее тело. Он хотел приручить эту ведьму.
Что это с ним? Он мечтает о Джинджер, внучке Тома? Он дал Тому торжественное обещание, что присмотрит за ней, выдаст ее замуж за честного, любящего мужчину. Так почему же он смотрит на нее и предается похотливым фантазиям? Надо взять стакан с тумбочки и вылить воду на голову самому себе.
Джадд отнял руку от ее лица, отступил назад и нечаянно ударился о тумбочку. Джинджер сонно и удивленно раскрыла глаза. Потом на смену удивлению пришла ярость, глаза сверкнули.
– Что ты делаешь в моей комнате? – Она села, придерживая перед собой простыню как щит.
– Не беспокойся, когда ты со мной, твое целомудрие в безопасности, – резко ответил Джадд.
Его раздражало, что она всегда сердится на него; раздражение усугублялось страстью, которую он чувствовал к ней несколько мгновений назад.
– Почему ты думаешь, что у меня осталось целомудрие, о котором стоит беспокоиться? – ответила Джинджер, разыгрывая из себя легкомысленную женщину, какой совсем не была.
Она тут же об этом пожалела, увидев, что глаза Джадда потемнели до синевато-серого оттенка и он придвинулся ближе к кровати. Он протянул руку и поймал пальцами один из огненных завитков.
– Не хочешь ли ты сказать, что у тебя был любовник в Нью-Йорке?
– Я ничего не хочу тебе сказать. Что я делала в Нью-Йорке, тебя не касается. – Она резко отдернула голову и нагло посмотрела на него. – Кстати, почему ты думаешь, что любовник был только один? А может, у меня была целая дюжина.
– Вряд ли, Перчинка. – Джадд с улыбкой наклонился к ней, их лица были на одном уровне, она ощущала его теплое дыхание. – Вряд ли у тебя вообще были любовники в Нью-Йорке. – С этими словами Джадд протянул руку и еще раз провел пальцами по ее щеке, потом ласковые пальцы спустились к изгибу ключицы и задержались в ямочке на шее.
У Джинджер перехватило дыхание, а желудок сжался. Оттого что его теплое тело было так близко, ее собственное стало тяжелым и неподвижным. Джадд водил большим пальцем по ее шее, и от этого она впала в транс. Она хотела ответить ему, но во рту у нее пересохло. Она никак не могла вспомнить, о чем он ее спросил. Да и вообще, спрашивал ли он ее о чем-нибудь?
– Нет, я уверен, что у тебя не было мужчины, – продолжал он тихо, хриплым голосом. – Я читаю это в твоих глазах. Я чувствую твою невинность здесь. – Джадд положил руку на ее сердце, которое трепетало, словно пойманная и напуганная птица. Он быстро убрал руку и встал. – Кроме того, – продолжал он, – ни один мужчина в здравом уме не рискнет заниматься с тобой любовью. Разве что мазохист, которому будет даже приятно похвастаться ранами, нанесенными страстной дьяволицей в любовном пылу.
Истома, сковавшая Джинджер, тут же исчезла – так ломается хрупкая ветка в бурю.
– Не твоя забота, расцарапаю я своего партнера или нет. У тебя не появится возможности проверить это.
– Когда я обнимаю женщину, то хочу чувствовать нежность и податливость, а не колючки и шипы.
– Убирайся вон! – завопила Джинджер, пытаясь нащупать какой-нибудь предмет, который она могла бы бросить в него.
