знаешь, из тех, что длятся первые три месяца. Бедняжка еле стоит на ногах, так что куда уж тут спасать пьесу! — Может, я, конечно, делаю ошибку, — размышляла она вслух. — Не так-то просто войти в труппу, где все друг друга наизусть знают, тем более — подменить заболевшую звезду. Я, наверное, спятила! Но по крайней мере роль я знаю — наш драмкружок ставил когда-то эту пьесу.
— У тебя все получится, — заявил уверенно Адам. — А я и не знал, что ты когда-то играла на сцене.
— Да какая там игра — просто участвовала в массовках! В тринадцать лет я была на голову выше сверстников и учила все роли наизусть, мечтая, что кого-нибудь свалит грипп. — Хоуп рассмеялась. «Будем надеяться, что хоть из этого я выросла», — с вымученной улыбкой подумала она.
Сесть за руль, почувствовать себя ни от кого не зависимой было поистине райским наслаждением.
Утро выдалось морозным и солнечным, и Хоуп ощущала себя молодой и здоровой, как никогда. Впереди у нее долгая счастливая жизнь. Если бы не одно обстоятельство… Алекс! Выкинуть его из головы не было никакой возможности.
Она оставила машину во дворе фермы рядом с незнакомым фургоном. «Кто это сегодня там работает?» Ковровые покрытия настелили еще в пятницу, и Хоуп надеялась, что все идет по плану.
Координировать работу сантехников, электриков, штукатуров и плотников оказалось делом нелегким. Ремонт надо было закончить к возвращению родителей, и Хоуп совсем отчаялась.
Когда она уже была готова рвать на себе волосы, Адам поднапрягся и сотворил чудо. Хоуп подозревала, что дело не обошлось без дополнительных «вливаний», но ей уже было все равно.
Входная дверь оказалась приоткрытой, и она неслышно вошла в дом.
— Эй, есть тут кто живой? — громко позвала она. Никто не отозвался, и Хоуп двинулась на второй этаж, откуда доносился слабый шум. Штукатурку на площадке второго этажа уже сняли, и на фоне серой стены были видны ноги в заляпанных башмаках. Хоуп обошла электрический камин, от которого исходило тепло — значит, электрики уже все сделали! — Вот это мне нравится — с утра пораньше, и за работу!
Мужчина спрыгнул со стремянки с неожиданным для высокого роста проворством.
— Главное — чтобы клиент был доволен. Хоуп оторопела, краска залила ей лицо. Она быстро оглянулась: увы, он был один.
— Что ты здесь делаешь, Алекс?
— Стараюсь вести себя как примерный сосед. А что тут такого? Думаешь, не справлюсь?
— Тебе и без того есть чем заняться.
— Если честно, я рад любой возможности замарать руки. Мне кажется, в тяжелой работе нет ничего унизительного. — Он вытянул вперед большие, почти квадратные ладони, и у Хоуп по спине побежали мурашки — совсем недавно эти руки…
— Я не о том. — Она поспешно отвела глаза. Впрочем, это не помогло. Темно-зеленая фланелевая рубашка у него была расстегнута до пояса, и мышцы на груди поблескивали от крошечных капелек пота. Хоуп резко вскинула голову, оглушенная стуком собственного сердца, и наткнулась на внимательный взгляд Алекса.
— Иногда я чувствую, что больше видеть не могу бизнес-планов, торговых представителей и даже солидных клиентов, — признался он. — Тогда я превращаюсь в злостного прогульщика и отправляюсь в сборочный цех. Когда-то отец заставил меня начать профессиональную карьеру с подметания полов в мастерских. Потом я прошел все этапы производства. Конечно, я работаю медленнее любого из моих рабочих, но зато и теперь могу собрать и разобрать любой из наших автомобилей до последнего винтика. — Лицо у него сияло от гордости.
— А твоим рабочим не бывает не по себе, когда является босс и начинает возиться в цеху?
— Отнюдь. Я ведь не отделяю себя от них. Такой стиль себя не оправдывает. Кроме того, они не смотрят на меня такими голодными глазами, как ты.
Хоуп задохнулась от унижения.
— Мужчинам, значит, можно смотреть, а женщинам нельзя! У тебя отличная фигура — говорю это, поскольку знаю толк в модельном бизнесе. — Она даже не ожидала, что сумеет так ловко вывернуться.
Алекс с восхищением взглянул на нее.
— Ну, ты профессионал! — Потом перевел глаза на ее точеные ножки, обтянутые тонкими черными чулками. — И гипс тебе больше не мешает! — Его взгляд на мгновение задержался на безупречной формы коленях и словно скользнул под подол короткой кожаной юбки.
— Да, слава Богу, я теперь снова могу носить джинсы. Знал бы ты, как приятно избавиться от этого панциря! Почти так же, как от тебя! — съехидничала она.
— Тебе не нравится моя работа? — Он взял со стремянки влажную тряпку и медленно вытер руки.
— Не сомневаюсь, что она на высоте, но… тебе не следует быть здесь, — поджав губы, ответила она.
— Будь добра, поясни. Ты наверняка уже заметила, что я изрядный тугодум. Если бы!
— Мне, видишь ли, чертовски надоело чувствовать себя обязанной тебе! — не подумав, огрызнулась она.
— Боишься, что я потребую уплатить должок? — ухмыльнулся он.
Интересно, в какой валюте он предпочитает? Скорее всего, бартер.
— Ничего я не боюсь, — отозвалась Хоуп, — только хочу, чтобы ты ушел. — И она величественно повела рукой.
— Но я обещал Адаму помочь.
— Адам здесь не хозяин! — вспылила она. Не вызвать ли подъемный кран, чтобы выставить его наконец отсюда!
— Ты тоже, — с возмутительным спокойствием напомнил Алекс. — Я же сказал, что стараюсь быть хорошим соседом. Твои родители — мои ближайшие соседи, и я решил начать новую жизнь.
— С чего бы это?
Он сокрушенно вздохнул.
— Такая молодая — и такая недоверчивая! Не ты ли упрекала меня, что я живу бирюком и даже не заглядываю на чай?
— А мне казалось, недоверие — это твой конек.
Выдержка вдруг изменила Алексу.
— Слушай, почему ты думаешь, что я все делаю с какой-то задней мыслью? — вскинулся он. — А вдруг я взялся за ум… из-за любви?
Эти его шуточки… Из-за любви!.. Она скрипнула зубами, но гордость не позволила показать обиду.
— Или чтобы позлить меня.
— Ну да, мне больше нечем заняться! Кстати, если б ты не явилась сегодня, ничего бы не узнала.
— Пришли мне счет, я возмещу тебе расходы. Его даже перекосило.
— Неужели ты не можешь думать ни о чем, кроме денег?
— А именно? — с мастерским хладнокровием поинтересовалась она. — Ты ведь ожидаешь вознаграждения за труды — так чем я хуже?
— Наверное, все зависит от того, кто чем занимается, — высокомерно протянул он, и Хоуп едва сдержалась, чтобы не дать ему по физиономии. — Ты, например, раздеваешься за деньги.
Хоуп вздернула подбородок.
— Я никогда не раздевалась за деньги! — воскликнула она. Сколько раз она отказывалась от совсем неплохого гонорара! — Мне платят за то, чтобы я надевала одежду, а не снимала ее!
Как он смеет, святоша чертов! Она трудится как лошадь, а он с таким надменным презрением отзывается о ее работе!
— А тебе не кажется унизительным позировать перед объективом с одной-единственной целью — довести до возбуждения определенное количество мужчин?
— С одной-единственной целью — продать что-нибудь, чаще всего — одежду, и почти всегда — женщинам! — горячо возразила Хоуп. — И ничто из того, чем мне доводилось заниматься, не кажется мне унизительным — разве только та ночь с тобой! Моя работа — это тяжкий труд! — Она нервно расхохоталась. — Но то же самое можно сказать и о той ночи!
Хоуп улыбалась, но внутри у нее все дрожало. Наверное, не следовало заходить так далеко, но она уже
