Кристалинская дышала с заметным усилием, даже прерывисто, и сразу было видно, что она явно встревожена. Она плохо контролировала себя, по крайней мере куда хуже, чем в зале суда.
– Ну что, едем? – спросила она тихо.
– Едем.
Я завела машину и босой ногой (благодарствую, Валентина Андреевна!) нажала сцепление.
Когда мы отъехали от здания суда метров триста и Ксения, как мне показалось, немного расслабилась, откинувшись на подголовник, я спросила ее о какой-то ерунде, лишь бы разрушить тишину, но она неожиданно вздрогнула:
– Что?.. Простите, я не поняла. Мне вообще сейчас… все-таки не каждый день свидетельствуешь в суде против собственного мужа.
– В суде вы говорили, что он не ваш муж.
– Я многое что там говорила. Но все было правдой. Если не формально… вроде того, муж он мне или нет… так уж точно – фактически.
Теперь пришел мой черед бормотать.
– Так что же… он на самом деле совершил все это? Но как же так?..
Ксения долго молчала, а потом сказала:
– Я действительно боюсь. Я не знаю, что будет дальше. Я думала, что знаю, но оказалось, что я сильно заблуждалась на этот счет.
– Так он что… в самом деле застрелил Таннер, после чего явился домой в полночь и начал пить? – с сомнением спросила я, и перед глазами возникло бледное мальчишечье лицо того, кого Ксения обвинила в преступлении.
Ксения покачала головой:
– Не надо… сейчас. Мне плохо… тошнит. Остановите машину… пожалуйста.
Ее лицо, и без того бледное, исказилось и стало совсем зеленым. Губы конвульсивно подергивались.
– Остановите! – снова проговорила она, и я, плавно притормозив, чтобы ей не стало хуже от рывка, остановилась у деревянного забора, окрашенного в ядовито-желтый цвет, за ним явно находилась строительная площадка, где возводился новый дом.
Ксения вышла из машины и, чуть пошатываясь, приблизилась к забору. Ее вдруг качнуло, и она стремительно исчезла в проломе ограды. Господи, да она либо упала, либо провалилась!
Нарочно не придумаешь!
Я выскочила из машины и, уклонившись от столкновения с какой-то торчавшей из земли железной балкой, проникла в пролом – и увидела Ксению. Она лежала на дне котлована. Видимых повреждений у нее не было, о переломах и вывихах судить было нельзя. Однако, если учесть, что она свалилась почти с трех метров, но упала на полосу мягкой насыпной земли, отделалась еще дешево.
– Ксения, как вы там? – спросила я.
Ксения стояла на коленях, придерживаясь рукой за землю, и, кажется, ее выворачивало наизнанку.
Нервный стресс… отравление? Ну, конечно же, какая же я дура! Ведь что-то раньше говорилось о беременности Ксении! Похоже, что это правда!..
Я прыгнула в яму и едва не пропорола себе ногу. Я же была босая (особая благодарность гражданке Ельцовой).
– Наверно, у вас нелады с желудком, – предположила я, пока что не озвучивая свою догадку о беременности. – Пищевое отравление, нет? В этом суде в буфете такие пирожки, что недолго и ноги протянуть.
– Нет, – проговорила она, – это или нервное, или…
«Или беременность», – договорила я про себя. Ксения повернула ко мне перепачканное в земле мелово-белое лицо, из уголка ее рта сочилась струйка крови, и произнесла:
– Да ничего удивительного, если уж на то пошло. Это, наверно, меня потому выворачивает, что я теперь…
Что она «теперь», я так и не услышала, потому что запинающийся голос Кристалинской накрыл грохот оглушительного взрыва!..
Что-о-о?!
Я круто развернулась и, подхватив Ксению под мышки, рванулась в сторону, при этом порвав на ней пиджак. На то место, где мы только что находились, рухнули обломки строительного мусора и фрагмент забора. Взвился столб пыли и дыма. Но я не слышала больше ничего: взрыв оглушил нас, и на мгновение стало так тихо, будто нас окунули глубоко под воду.
– Да что же это такое, мать вашу? – похоже, беззвучно выкрикнула я и, выкарабкиваясь из котлована, увидела охваченную пламенем «десятку» Ксении. Пламя гудело, тянуло к небу тугие языки; одно из колес оторвалось и прокатилось метров пять к забору, где и чадило теперь черным дымом.
– Та-ак, – зловеще прошипела я, нырнув за массивный строительный блок. Выхватив из болтавшейся на плече сумочки пистолет, я начала оглядывать окрестности, насколько позволял огонь и дымовая завеса.
Что же это было?
Впрочем, особенно размышлять не приходилось. В машине Кристалинской была заложена взрывчатка, и кто-то явно собирался отправить Ксению вслед за Таннер, Куценко и теми тремя, которые хотели убить меня.
Я похолодела, сообразив безжалостное: что если бы Ксении не стало дурно, если бы не ее состояние при ранней беременности, то мы бы уже не сидели, перепачканные, на краю этого чертова котлована. Нет, мы бы уже покинули этот не всегда прекрасный мир.
…А ведь Родион прозорливо предупреждал, что на Ксению может быть совершено покушение. Ведь он предполагал то, о чем я даже подозревать не могла!
Что он еще скрывает от меня? Что еще припас, что бы можно было эффектно преподнести на суде изумленной аудитории? В том числе и мне, неразумной? Раньше он все-таки меньше от меня утаивал. А что же теперь? Наверно, после нелепых происшествий в бане и в квартире Таннер, где меня чуть не убила старуха-домоправительница Ищеева, Родион окончательно разочаровался во мне. А тут еще и эта проклятая автокатастрофа, так подорвавшая мое здоровье! Небось босс считает меня почти такой же беспомощной, как его несмышленый отпрыск Потап, с которого нельзя спускать глаз – нашкодит.
Но пока что следовало злиться не на проницательного Шульгина, а думать, кто эти неизвестные, которые хотели лишить судебный процесс самого важного свидетеля.
…Может, вот откуда ноги растут?
– Уматываем отсюда! Быстрее! – бросила Ксения, все еще сидя на земле. – Давать очередные показания… вот этого мне совсем не хочется. Меня тошнит…
– Опять?
– Меня тошнит… от этих прокуроров, дознавателей, следаков! – взорвалась она. – Еще успеем всласть!.. Дергаем отсюда! Дай руку, Мария. Сами доберемся до моего дома. Ты ведь меня проводишь, а? Это уже близко… помнишь, да?
Я помогла Ксении вылезти из ямы, и мы, быстро (насколько позволяло самочувствие Кристалинской и мои босые пятки) перейдя дорогу, вошли в какую-то арку и оказались в тихом, со всех сторон зажатом стенами домов дворике. Дворик был безлюдный и тенистый, поросший кривыми кленами и наполовину укрытый кроной старого, уныло раскорячившегося и покосившегося дуба с морщинистой корой.
Под дубом стояла деревянная лавочка, на которую мы и поспешили сесть.
«В самом деле беременная, что ли, – подумала я. – Интоксикация… или – отравление, а чем черт не шутит? Или все вместе? Да, опять дело нечисто».
Ксения глянула на меня и произнесла:
– Ну что? Я и думала, что так будет. Свидетелей подчищают, братцы-кролики.
– Люди Туманова?
– Да при чем тут Туманов и его люди? Ты имеешь в виду тех, кто погиб при попытке убрать тебя?
