не столь кровожадна. Она прониклась ко мне чем-то вроде симпатии и сказала, что я бы мог помочь. Правда, после этой помощи меня скорее всего собирались завалить, чтобы опять же – не проболтался. То, что она мне рассказала, поразило меня. И я решил помочь, что бы мне потом ни грозило. Дело в том, что ситуация сложилась в самом деле неслыханная.
– Да уж… наверное, – пробормотала я. – Наверное…
– Извини, Мария, но ты оказалась пешкой в игре, которую мне навязали. Правда, саму игру придумывал я. Самое ужасное, что Ксения на нее согласилась.
– Что вы такое несете? – раздраженно встряла Мила. – Раз вломились, хоть бы говорили по делу тогда, что ли. Я все-таки тоже имею отношение к Алексею, если вы собрались говорить о нем.
– И это замечательно, – сказал Родион, и его голос, до того сравнительно ровный, предательски дрогнул. – Наверно, вы тут для того, чтобы узнать правду о своем красавце мужчине, которого вы, кажется, избрали в спутники жизни, Людмила. Его оправдали, да вы и с самого начала думали, что он невиновен. На самом деле это не так.
– Простите? – пробормотала Мила. – То есть как это – не так? Потрудитесь… потрудитесь объяснить.
– Да объяснять тут особо нечего. Татьяну Оттобальдовну Таннер, вашу тетушку, на самом деле убил Алексей Ельцов, которого так блистательно оправдали.
Вот тут всех накрыла тишина. Мне показалось даже, что под ее гнетом хрустнули чьи-то кости. Давление этой жуткой тишины попыталась преодолеть Мила Таннер:
– Да что… да что вы такое говорите? Это… это абсурд, бессмыслица!
– А вы взгляните на Алексея, – холодно сказал Родион, показывая на трясущегося Ельцова.
– Но… этого не может быть…
– И тем не менее это так. Татьяну Оттобальдовну убил Ельцов. У него давно зрел замысл, но он никак не мог решиться. Да и зачем? Таннер, дескать, умрет, и все принадлежит ему. Но когда Таннер узнала, что Алексей женится на Ксении, и встала на дыбы – тут все и повернулось на сто восемьдесят градусов. Узнав о намерениях Таннер, он занялся непривычным для себя делом – начал действовать, а не трепать языком. А с Милой он давно сошелся, жил с двумя женщинами сразу, и никто, никто об этом не знал… быть может, только Татьяна Оттобальдовна догадывалась. Я прав? – повернулся босс к дрожащему Ельцову. – А потом события развивались стремительно, я бы даже сказал – галопирующе. Вы купили пистолет. Явились к Таннер поговорить о вашей свадьбе с Ксенией и уломать ее. Та не соглашалась. Тут между вами состоялся резкий разговор, в пылу которого вы выхватили пистолет и застрелили свою благодетельницу. Квартиру вы оставили в половине двенадцатого или около того, домработница вас не слышала, потому что смотрела свой сериал, а собака вас знала и лаять не стала. Вы ненавидели себя за содеянное, втайне надеясь, что вам это сойдет с рук. Но, как человек по натуре трусливый, вы не находили себе места, дергались, проклинали себя. Вы пришли к Ксении, мялись, заикались, а потом рассказали ей все, а она пообещала, что не выдаст вас. Она сдержала свое слово.
Но на следующий день вас арестовали. Арестовали прямо у порога ювелирного магазина, где вы покупали обручальные кольца. Еще бы, столько улик! Вы – дилетант, и вас не могли не арестовать! Надо было более умело заметать следы!
Зубы Ельцова выстукивали барабанную дробь, он смотрел на босса, не в силах оторваться; смотрел на шевелящиеся губы Родиона, произносящие приговор ему, уже оправданному судом человеку.
Босс продолжал:
– Но самой страшной уликой было то, что на выходе из квартиры вы наткнулись на бывшего любовника Таннер, вашего знакомого Куценко. Тот, верно, тоже не просто так пришел, может, у него были сходные планы, но вы опередили его. Вы поговорили с ним и убежали, а когда он узнал о смерти Таннер, то легко сообразил, кто именно убил ее. Вы, Ельцов!
– Но… – жалко бормотал тот, пытаясь хоть что-то вставить в этот обличительный поток слов.
– Куценко не стал заявлять на вас, он принялся за шантаж, но не преуспел в этом. Его убили. По своей натуре он был мелким жуликом, но умер, как жулик крупный, – от выстрела в голову. Он хотел позвонить вашей матери, но подумал, что та слишком скупа, чтобы дать достаточную сумму даже ради спасения сына. И тогда он связался с Ксенией. Он ей названивал раз пять. Да – пять раз. Ксения согласилась на его условия, но он потребовал много, слишком много. У Ксении таких денег не было, но она была полна решимости спасти своего будущего мужа, пусть даже преступника. И она попросила денег у вас, Владимир Сергеевич, и вы дали ей требуемую сумму. Вот эту операцию мне удалось отследить.
Туманов кивнул в знак согласия. Родион, войдя в раж, продолжал:
– Но, дав деньги, вы все равно поступили так, как посчитали нужным, просто поставили Куценко в расход. У вас свои приемы обращения с негодяями, и я должен признать, что во многом вам завидую, Владимир Сергеевич. К сожалению, я не могу решать свои проблемы так просто, да этого в принципе и не должно быть. Так вот, продолжим. У вас был киллер по прозвищу Смоки, именно он отработал Куценко, именно его чуть не поймала ты, Мария.
– Да, – сказал Гриф. – Это правда.
– Потом Владимир Сергеевич занялся нашим агентством, – продолжал Родион, – которое, на его взгляд, могло все испортить. Они едва не убили тебя, Мария, и удачно похитили меня. Я не жалуюсь, нет. Хорошо еще, что сразу не убили. После этого все пошло по следующему руслу, – продолжал босс, видимо, захваченный собственной речью, – Ксения подтвердила алиби Алексея, но ее мнение никому не было интересно, слишком уж лакомый кусочек в качестве подозреваемого был этот Ельцов. И тогда… – Босс сделал паузу. – Была разработана феерическая комбинация. Редкое дело, высший класс.
– Сам себя перехвалишь, – сказала Ксения сумрачно.
– Подобные случаи, если мне не изменяет память, – пел соловьем босс, не замечая реплики Кристалинской, – имели место в Англии лет десять назад и года четыре – в Калининграде. Я разрабатывал комбинацию, и я решил скопировать ее из анналов криминалистики. Суть в следующем. Ксения обнародовала часть правды об этом деле, объявила своего мужа убийцей Таннер. Это было правдой. Но помимо правды давалась прослойка лжи, Ксения объявила о причастности Алексея к смерти Куценко и ко взрыву этого злосчастного автомобиля, который был устроен Владимиром Сергеевичем для правдоподобия.
– Черт побери!! – вырвалось у меня.
– После этого, – стал подходить к завершению своего рассказа Родион, – я стал давать указания тебе, Мария, и консультировать Ксению. Было подстроено так, чтобы ты попала в квартиру Ельцовых. Этот дневник, который Ксения писала специально для суда, можно сказать, сочиняла… он был положен так, чтобы его увидели. Еще и светящиеся буквы приклеили. С пистолетом, из которого действительно застрелили Таннер – и все это время он лежал у Ксении, – тоже все было подстроено.
– Один момент, – проговорила я. – Был нюанс, который мог обрушить всю конструкцию. Когда я посетила квартиру, в ней была какая-то мерзкая воровка-нищенка, которая…
– А вы тоже… на огонек? – вдруг прошамкала изменившимся голосом Ксения, и я невольно вздрогнула, узнавая этот хрипловатый неприятный голос.
– Это была ты, Ксения?! – почти вскрикнула я.
Она кивнула:
– Ну да. Это была я. Я хотела лично убедиться, что ты поймаешь наживку, возьмешь этот проклятый фальшивый дневник. Хотя там многое и правда. Я сделала это на свой страх и риск, и мне удалось.
Я тряхнула головой:
– Ну хорошо. Допустим, меня использовали как пешку… вот и босс сказал. Но зачем, зачем это все нужно было? Зачем выгораживать убийцу, подставляя при этом себя… Ксюша? Зачем, зачем?
– А ты сама не можешь догадаться, нет? Хорошо. Я скажу. – Она выпрямилась, надменно поднялись веки на бледном лице Клеопатры, и она, повернувшись ко мне своим точеным профилем, верно, для того, чтобы не показаться чрезмерно чувствительной, сказала: – Все очень просто. Я любила его, как никого никогда не любила. Как вообще невозможно любить. Я прощала ему все, я не позволяла никому, даже Володе, и сотой доли того, что он вытворял надо мной. Я не знаю, у меня под ногами расступался и плыл пол, когда он уходил, и мне хотелось бросаться с балкона, когда он пересекал залитый солнцем двор, ступая по сизым накаленным плитам, чтобы уйти на час. А я провожала его, как если бы он уходил навсегда, и
