За пять дней до…
Наклонившись к самому уху Романа Белосельцева, Николай говорил тихо – хотя, кроме них двоих, в кухне никого не было – и отчетливо:
– Ирина говорила, что ты способен на всякие хитрые фокусы. Что ты если не феномен, то, по крайней мере, нечто вроде экстрасенса и что у вас это семейное. Например, она рассказывала мне, что был у тебя такой трюк с машиной…
– Спокойно, Коля, – произнес Роман. – Не надо… Ты что, хватит! – Возле его безвольно лежавшей на поверхности стола руки появился стакан, на треть наполненный водкой. Роман взглянул – и отодвинул. – Ты, кажется, Коля, не понимаешь ничего… ты, Коля…
– Да все я понимаю, – сказал бородатый неспешно. – Ты уже двое суток у нас на хате живешь. Так что я тебя, можно сказать, изучил до тонкости.
Роман склонил голову к плечу, у него вырвался бессмысленный кудахтающий смех. Ему стало весело:
– Правда? До тон-кос-ти… говоришь? Ну ты, Коля, молодец. Я сам… сам не знаю, а ты, ты – знаешь. Ну, арр-тисст.
– А что про тебя знать? – спросил Николай, и в это время в кухню вошла Ирина с сумкой продуктов. – Я навел справки. Ты из Воронежа, жил там до шестнадцати, что ли, лет, потом переехал в Москву к бабке- деду, поступил в университет, вылетел оттуда, попал в армию, служил-воевал. Потому и странный такой. А вот пьешь ты мало и косеешь быстро, ничего не скажешь. Вот что, Рома, – Николай снова доверительно наклонился к Белосельцеву, – завтра выйдешь на работу, наклевывается у нас сделка одна. А сейчас… Роман, покажи, пожалуйста, ту штуку… не с машиной, так с любым предметом. А?
Белосельцев пробормотал что-то неопределенное: отстань, мол, не до тебя. Перед глазами у него плыли круги, нарастал странный гул, как будто с далеких гор сходила снежная лавина. Роман прекрасно отдавал себе отчет в том, что он в Москве, что тут нет никаких гор и что это необычайно реальное ощущение их близости и ощутимого гула лавины просто наиграно капризным воображением. Николай продолжал что-то ему говорить, его рука порхала у носа Белосельцева, как массивная, опасная, медленно взмахивающая крыльями бабочка, и наконец это утомило Романа. Он выстрелил взглядом в лицо Николая и, легко приковав к себе его бегающие глаза, перевел взгляд в угол. Николай послушно повел глазами за Романом, его черты будто оледенели, и только странно подергивался подбородок. Наконец зрачки бородатого Николая остановились против искомого угла, и Роман, словно стряхивая паутинку с лица своего собеседника, взмахнул рукой перед его носом и резко откинулся назад, выбросив руку в сторону угла.
Николай сидел неподвижно. Его губы шевелились. Роман встал и, пошатываясь, вышел из кухни, и через минуту стало слышно, что его рвет в туалете. Николай повернулся к Ирине и сказал:
– Ты знаешь… а я ведь тебе не поверил. А это правда. Я видел, как будто на самом деле… черт возьми!
– Ты словно с кем-то переговаривался, – произнесла она.
– Еще бы! Вот это ловкач – твой знакомый! Он нас сделает миллионерами, если его правильно направить. Не зря мы его вели…
– А кого ты видел в углу? – спросила Ирина. – Такое впечатление, что там сидел человек или кошка. Ты так смотрел…
– Сидел, – медленно растянул губы в ухмылке бородатый Коля. – Человек. И я с ним говорил. Я его узнал, еще бы!
– И кто это? – смеясь, спросила Ира.
Коля наклонился к ней и загадочно сказал:
– Себя самого.
– Я не понимаю, босс, – горячилась я, – я не понимаю, почему вы так упорно настаиваете на том, чтобы я поехала в Воронеж…
– Воронеж, – мягко сказал Родион, – может оказаться ключевым звеном в этой истории.
– …и к тому же еще с этим Сванидзе! Он до смерти перепугал несчастного Белосельцева, тот валяется в больнице под капельницей в бессознательном состоянии, его жена похищена, и неизвестно, жива ли она вообще, к тому же такие подозрения относительно этого Наседкина, я впарила ему «жучок», а вы упорно говорите об этом Воронеже!..
– Я не только говорю о нем, – уже повысил голос Родион, – но и буду продолжать о нем говорить и в дальнейшем, и не только говорить, но еще и дам тебе подробные инструкции, что именно там, в Воронеже, тебе следует делать. Тем более, если не ошибаюсь, похитители Нины Алексеевны тоже упоминали Воронеж. И ты еще споришь! Что же касается расследования в Москве, то тут остаюсь я, а ты во мне не сомневаешься, я знаю. К тому же в случае каких-то осложнений мы будем немедленно связываться.
– Мне как туда добираться – поездом, самолетом?..
– Погода нелетная что-то, – процедил Родион. – Так что на машине. Несколько часов хорошей езды, и ты на месте. Тем более что…
– Что?
– Сванидзе не переносит авиаперелетов. Он их панически боится.
– Опять Сванидзе! На нем сошелся клином белый свет, что ли! Честно говоря, никогда бы не подумала, что он работает в прокуратуре! Какой-то он… какой-то…
– Ну какой, какой, выскажись.
– Бутафорный, вот какой! У меня такое впечатление, что он не живет, а репетирует, как будто у него будет возможность прожить жизнь набело, а то, что сейчас происходит, – это так, черновик.
– Умеешь ты вешать ярлыки. Ну ладно, ты раздражена, я тебя понимаю. Успокойся, выпей вот коньяку. Отличный. Мне подарил его один хороший знакомый. Его, правда, на прошлой неделе убили.
Я поспешила принять его предложение, а Родион, раскурив сигару, в своей обычной манере, то есть чуть покачиваясь за столом взад-вперед, стал давать мне инструкции.
…Как и велел Родион, поехали мы на машине. Не лучшая погода установилась в Москве в утро нашего выезда в Воронеж. С шести часов моросил мелкий, истинно осенний промозглый дождь.
Сванидзе уселся на переднее сиденье, пыхтя и отдуваясь так, как будто он весил по меньшей мере килограммов сто сорок. Хотя на деле – раза в два меньше.
– Ну что, Мария, – сказал он, – я так думаю, что теперь можно поговорить в спокойной обстановке. (Руль прыгнул у меня в руках.) Родион Потапович говорил вам, наверно, что я с моими коллегами веду дело так называемых «квартирных убийц». Банда, орудующая в округе, находит одиноких стариков и… – Сванидзе потупил глаза и продолжал менее пафосно: – Правда, версия эта принадлежит мне, а коллеги говорят о том, что она необоснованна. Да, имели место несколько исчезновений, но потом оказывалось, что пропавшие обнаруживались по новому месту прописки, а квартиру они просто-напросто продали.
– Мне тоже кажется, Берт, что вы не слишком мотивируете свои версии и теории, – сдержанно отозвалась я. – Что касается вашего дяди, то тут задействован личный интерес. Ведь вы должны вступить в право наследования, и беспокойство ваше вполне понятно.
– Вы кое-чего не знаете, Мария, – сказал Сванидзе, разворачивая ко мне свой нос и склоняясь так, что я невольно отстранила руку, боясь, что он долбанет мне своим «клювом» плечо. – Родион и я сообща пришли к выводу, что тут приложил руку один из бывших пациентов Горового по воронежской психиатрической клинике. – Тут он внушительно замолчал, что дало мне время вставить свое критическое замечание:
– Дело в том, что эта триллерская парочка – доктор в качестве жертвы и его бывший пациент в качестве убийцы – уж слишком киношная, и если Родион и рассматривает такую возможность, то только потому, что он рассматривает все версии. А вы, Берт, подумали, что он разделяет ваше мнение. Да, кстати: а отчего вы решили, что тут причастен один из пациентов Горового?
Сванидзе произнес:
– Дело в том, что я был первым, кто попал в его квартиру в утро его убийства. И я видел то, что не заметили все остальные. Об этом я и сказал Родиону Потапычу Шульгину, вашему шефу.
– И что же? – насторожилась я.
