так и происходило. Я выходил на рассвете и все это обнаружил. Да, и вот что. – Он вынул из кармана второго толстого человечка, не замечая той гримасы, которая проскользнула на моем лице при известии о том, что у меня, кажется, теперь нет машины. – Мария, взгляни. Вот тот человечек, что был подарен Маминову на день рождения. А это тот, который был подкинут вчера, при похищении Павла Борисовича. Есть отличия? Если есть, то назови те, которые ты обнаружила.
– Ну, у того… – поколебавшись, проговорила я, – у того вроде цилиндр побольше…
Я взяла в каждую руку по «капиталисту-финансисту», пристально посмотрела сначала на одного, а потом на другого и сказала:
– Ключ. У них на шее разные ключи. Один совершенно бутафорный, разве что с заказной гравировкой 350. Наверно, хотели написать: тридцать пять, по числу исполнившихся лет, а вышла накладочка. Тот, что подарил Павел Борисович нашему банкиру. А второй… второй, по всей видимости, тоже бутафорный, но он что-то символизирует.
– И вот в этой записке зашифровано, что этот ключ, пусть даже символически, открывает, – закончил Родион. – Да, кстати, ты не заметила. У него под ключом – жетончик для камеры хранения. Давно не был на вокзалах, но, кажется, именно так. Раньше пятнадцатикопеечную монетку в щель бросали, а теперь уж и не знаю что. Дескать, догадывайтесь.
– Но это же совершенно… совершенно неуместные ребусы, какие-то шарады. Чистой воды издевательство.
– Нет, дорогая. Ты не права. Это не издевательство. Это – игра. Жестокая, кровавая – игра. И, верно, это самая интересная и опасная игра, какую я когда-либо встречал в своей жизни, – тихо проговорил босс.
Глава 15
Банкир Маминов кусал пепельно-серые губы и переводил взгляд с Родиона на меня, а с меня на проклятого шарпея Счастливчика, который едва не покусился на одного из толстых игрушечных человечков. Отгонять несносную животину выпало, как это водится в нашей конторе, мне.
– То есть вы хотите сказать, Родион Потапович, что этот ключ, что висит на шее у этого игрушечного буржуя… этот ключ открывает какой-то замок?
– Совершенно верно. Я так предполагаю даже, что камеру хранения.
– Но как же… что они хотят этим?..
– Наверно, нас ждет очередной сюрприз, – произнес Родион, и, похоже, никто не усомнился, что может быть иначе!
– Вот вы говорили, Родион Потапович, что виноват кто-то из моей семьи, – глухим голосом начал банкир, – что кто-то из нее причастен к этим преступлениям и чуть ли не организатором является. Так вот, от моей семьи уже почти ничего не осталось. Марина, отец, даже Мавродитис с Цветковым и Кирилловым – все они вырваны из моей жизни, как куски мяса из еще живого тела! (Никогда не замечала ранее за Маминовым таких сравнений.) Их нет, где они?.. Никита Иваныч, Телемах, ау-у!.. Нет Цветкова, нет Мавродитиса. Понимаете? И вот, пока вы плетете тут свои дурные теории, их устраняют одного за другим. Как там в этой записке… «продолжение следует, уважаемые»? Вот-вот… понимаете?
Родион снял очки и посмотрел на Алексея Павловича с сочувствием, смешанным с тревогой.
– Я прекрасно вас понимаю, – наконец сказал он. – Но мы вычислили этого убийцу. Правда, уже после того, как… но, черррт побери, он же был под замком и с охраной! И не моя вина, что его упустили! Я не буду перед вами оправдываться, но согласитесь – есть уже результаты работы! Есть точные приметы одного и абсолютное установление личности второго из тех, кто устроил вам этот кровавый кошмар, Алексей Павлович. По первому «игроку», приходившему в больницу, составлен фоторобот. Более того, установлено, что этого человека несколько раз видели в молодежном клубе «Тоска», где тусовалась ваша сестра, что этот человек несколько раз уходил оттуда вместе с ней, так что она хорошо знает того, кто забрал из диспансера ее друзей. Что касается второго, этого сбежавшего Валентина, то я установил его личность. Это Иван Ильич Осадчий, по прозвищу Эппл. Свое прозвище – Apple, что переводится с английского как «яблоко» и ассоциируется с понятием «попадать в яблочко», он получил, сами понимаете, не в детском саду, а в особом отделе армейского спецназа под кодовым названием «Перевал», где он служил в звании майора. Я» снял» пальчики этого деятеля и отправил на идентификацию. Нашли данные на Осадчего не сразу, поскольку числится он в покойниках, а в прошлой своей жизни выглядел совсем иначе, чем теперь. Наверно, в результате той катастрофы, после которой его сочли погибшим, он вынужден был прибегнуть к ряду пластических операций. А на операции, сами понимаете, нужны деньги. Далее, – выбросил Родион Потапович свое излюбленное словечко, – в храм он поступил примерно полтора года назад. С рекомендацией, со всем… Вот такая нехорошая бодяга, Алексей Павлович! – резко оборвал сам себя Шульгин. – Вот с кем приходится иметь дело. И раз мы его упустили, то придется играть по его правилам. До поры до времени.
– Но я его даже не знаю… зачем все это?.. – почти простонал Маминов. – Я впервые слышу эту фамилию, как вышло так, что он… что все так! – Он с трудом подбирал слова, и это было неудивительно. – Быть может, я причинил ему вред когда-то, давно… и теперь!..
– Нет, Алексей Павлович, – сказал Родион. – Не надо низводить все это до обычной мести. Между прочим, Алексей Павлович, именно Осадчий тем самым фантастическим выстрелом убил Мавродитиса, который, быть может, замышлял ваше физическое устранение. По крайней мере с американцами-то он договорился, а вот вы… ну, да вы все сами помните. Так что тот выстрел Осадчего пошел вам на пользу. Равно как и Цветков не был ангелом, мало ли какие дела творились в его фирме и вокруг нее, взять хотя бы исчезновения этих дальнобойщиков и…
При фамилии Цветков и последних словах Родиона и без того бледное лицо Маминова стало белым, и показалось, что он вот-вот упадет в обморок. Если сравнить того холеного, надменного, скупого на слова и жесты джентльмена с равнодушными тусклыми глазами, каким я впервые увидела Маминова, и сидящее перед нами на низком диванчике трясущееся существо с блуждающим взглядом, белым лицом, по которому катился пот, – то между этими двумя ипостасями одного человека не было ничего общего.
– И… что же? – пробормотал он. – Что теперь?
– А что теперь? Нужно найти ту дверцу, которую открывает этот ключ.
– Чтобы там оказалось какое-нибудь взрывное устройство и нас разнесло на куски… – выговорил он. – Это же ловушка… ловушка.
– Не думаю, – сказал Родион. – Это не так. Осадчему и тому, кто за ним, не нужна ваша смерть. Так что мы можем открыть эту дверцу. Мне кажется, что это ячейка камеры хранения на вокзале. Если только нет такой дверцы, о которой я не знаю, а знаете вы и те… – Он устремил пристальный взгляд на Маминова, и тот, немного обретя хладнокровие, покачал головой:
– Такой дверцы нет. У меня есть несколько сейфов на работе и на территории принадлежащей мне недвижимости, но там сложная система открывания, требующая моего личного присутствия, не иначе. Так что – нет.
– Я тоже так рассуждал, – сказал Родион. – Значит, ключ действительно чисто символический. А под ним – жетон от камеры хранения вокзала. Но какого вокзала? Я думаю, что все ответы даны в этой записке. Тут упоминается Казань. Вроде бы некстати, а кто знает? Предположим, что нам нужен именно Казанский вокзал. Лично я сто лет там не был. Вы давно не были на вокзале, Алексей Павлович?
Тот только скривил губы. А я сказала:
– Но даже если ваша догадка верна и они что-то оставили на Казанском вокзале, в чем я еще очень сомневаюсь, то для того, чтобы найти и открыть ячейку камеры хранения, нужен ее номер и четырехзначный код. А мы его не знаем.
– Но насколько я помню, система пользования ячейками хранения проста: бросаешь в прорезь автомата вот этот жетончик, набираешь код, он, кажется, четырехзначный, и забираешь свои причиндалы. Код выбираешь сам. – Родион вынул из стола записку, столь нагло подброшенную в эвакуационный ход климовской дачи, и продолжил: – В записке есть фраза как бы от имени покойного Цветкова: «Привет
