— Основной ущерб был нанесен твоему самолюбию, Адам, а поскольку — это совершенно очевидно — оно пребывает в полном здравии, я не чувствую ни малейшей обязанности вообще что-либо объяснять тебе.
Он не торопясь оглядел ее с ног до головы.
— Ты изменилась, Лаури.
— Хочешь сказать, повзрослела, — откликнулась она. — Я уже не та легкоранимая глупая девчонка, которую ты знал, Адам Хокридж. Прошло меньше двух лет, с тех пор как ты видел меня в последний раз, но, кажется, прошла целая жизнь.
Они пристально смотрели друг на друга с нескрываемой враждебностью, каждый мысленно составлял список перемен, произошедших с ними за это время.
В счастливые дни их любви Адам выглядел моложе своих лет. Сейчас ему можно было дать больше его тридцати четырех. Ответственность и власть наложили отпечаток на знакомые привлекательные черты. Между тяжелыми, ровно прочерченными бровями пролегла вертикальная складка, в каштановых прядях то там, то здесь серебрилась седина, только глаза были такие же яркие, пытливые, живые — и холодные.
Они внимательно осматривали ее блестящие черные волосы, теперь длинные, повязанные желтым шарфиком, лицо, похудевшее, как ей было прекрасно известно, умело оттененное при помощи косметики, которой в былые дни она почти не пользовалась. Глаза Адама двинулись дальше, вниз по замшевой стильной куртке и коричневым шерстяным брюкам, заправленным в сапожки мягкой оленьей кожи, и от этого оценивающего взгляда она беспокойно заерзала. Наконец он отпустил ее руку, и Лаури с ужасом увидела время на часах на пульте управления.
— Мне надо скорее возвращаться, — обеспокоенно сказала она. — Черт с ними, с покупками. Можешь подвезти меня назад… в то место, где я работаю? Меня ждет напарница, она из-за меня не может уйти.
— Раз ты просишь.
До элегантной улочки, сплошь занятой магазинчиками, переделанными из жилых домов, выстроенных еще во времена Регентства, когда городишко был фешенебельным курортом с минеральными источниками, было рукой подать. Они проехали мимо антикварной и ювелирной лавок, мимо магазинчика, где торгуют дорогой обувью и кожаными изделиями, и по просьбе Лаури остановились у магазина с двумя витринами: в одной была красиво разложена детская одежда, в другой стояла старинная колыбелька, заваленная кружевами и лентами.
— «Малыш», — прочитал Адам вывеску. — Ты работаешь здесь?
— Здесь. — Лаури торопливо расстегнула ремни и вежливо улыбнулась ему. — Спасибо, что подвез. Мне надо бежать. Жаль, что мы встретились при таких неприятных обстоятельствах…
— Не думай, что ты отделаешься так легко, — прервал ее Адам. — Нам надо поговорить. Я в «Честертоне». Буду ждать тебя там в восемь. Вместе пообедаем.
— Об этом даже речи не может быть. Адам пожал плечами.
— Что ж, если не придешь, я явлюсь завтра сюда и буду торчать, пока не согласишься. Лаури посмотрела на него, закусив губу. Адам отвечал ей холодной улыбкой.
— Скажи своему мужу, или любовнику, или кто там у тебя есть, что я твой старый приятель, который просит уделить ему час-другой, не больше. Что истинная правда, честное слово.
Лаури увидела Дженни, выглядывающую из-за жалюзи входной двери, и неожиданно уступила.
— Хорошо. Но я могу опоздать.
— Пустяки. Я подожду, — заверил он ее таким тоном, что у нее мурашки побежали по коже. Лаури выскочила из машины и бросилась по широкому тротуару, вздрогнув, когда дверь распахнулась перед ней. Она вбежала в магазин, захлопнула за собой дверь, закрыв ее на задвижку, и протянула руки ребенку на руках Дженни.
— Прости, что я так задержалась, Дженни. Здравствуй, любушка. Ты хорошо себя вела?
Розин Морган просияла, обнажив все шесть зубиков, и пролепетала «мам-мам», пытаясь слезть с рук Дженни на пол. Лаури посадила ее в манеж, набитый игрушками, рассказывая одновременно о дорожном приключении Дженни, своей помощнице, обучавшейся по системе Монтессори и заведующей ее яслями на первом этаже под магазинчиком.
— Вот так невезение, — с сочувствием откликнулась Дженни, поежившись в своем халате. — Рози веселенькая, только уже проголодалась. А кстати, где продукты?
— Да я так ничего и не купила, — Лаури надула щеки и выпустила воздух. — Ладно, не страшно. Покормим Рози сегодня тем, что есть.
— А вы как?
— Мне, к сожалению, надо уходить. Можно найти сиделку? Есть у нас кто-нибудь свободный?
— Я посижу, — предложила Дженни. — Мне сегодня вечером все равно делать нечего. А телек можно посмотреть и здесь.
Горячо поблагодарив ее, Лаури подхватила дочурку и понесла ее наверх, в свою квартиру. Они немного поиграли, затем Рози с аппетитом поела и потопала по гостиной, хватаясь за стулья. Лаури сидела на краешке дивана, следя за каждым движением малышки, и с возмущением думала о том, что судьба снова столкнула ее с Адамом Хокриджем. Мысль о предстоящей встрече пугала ее до смерти. Но, не согласись она, он, чего доброго, выполнил бы свою угрозу и заявился в магазинчик на следующий же день — вот уж чего она не хотела ни за что на свете.
Розин моя, и только моя, с негодованием твердила себе Лаури. Адам никогда не узнает, что она обманула его, написав, что тревога оказалась ложной. Она не хотела, чтобы он вторгался в ее новую жизнь. Разумеется, воспитывать ребенка в одиночку было нелегко, но с помощью семьи она сумела устроиться и растить дочь и одновременно управлялась со своим магазинчиком. Только не хватает, чтобы Адам Хокридж нарушил с таким трудом налаженную жизнь.
Розин оттолкнулась от ближайшего стула и заковыляла через комнату к Лаури, доверчиво протянув к ней ручки.
Лаури подхватила ее, обняла, поцеловала и понесла в ванную, где малышка предалась новым развлечениям. Плеск и счастливый писк сменились протестующим плачем, когда Розин извлекли из ванны, вытерли, а потом ее пухленькие, молотящие по воздуху ручки и ножки запихнули в пижамку. Затем наступила тишина, когда Лаури сунула девочке вечернюю бутылочку молока и они сидели, обнявшись, — любимое время дня, которого Лаури всегда ждала с нетерпением: рабочий день закончился и она была наконец одна со своим ребенком, пока Розин не засыпала у нее на руках, вдруг став тяжелой-претяжелой. Лаури отложила опустевшую бутылочку и прижала к себе дочурку. Моя, думала она. Только моя.
Лаури склонилась над ангельским личиком уложенной в постельку Розин, снедаемая беспокойством, и оттого дольше обычного задержалась у кроватки, прежде чем с неохотой собираться на невеселое свидание. Гордость, если не что-нибудь другое, требовала повышенного внимания к собственной внешности, и, когда Дженни вернулась, волосы Лаури были туго стянуты в пучок на макушке, а сама она была в малиново-красном платье, купленном как вознаграждение за низкокалорийную диету и безжалостные упражнения, которыми она себя изнуряла, чтобы сделать фигуру изумительно стройной.
С пылающими ушами от одобрений и комплиментов Дженни Лаури бросила последний взгляд на спящую дочку, убедилась, что Дженни знает, куда она уходит, и отправилась в «Честертон», до которого было рукой подать, но который был для нее недосягаем, поэтому она в нем ни разу и не была. Торопливо шагая, она с беспокойством размышляла о том, что могло привести Адама в этот городишко, и молила Бога, чтобы он не задержался здесь больше одной ночи. При мысли, что он будет здесь под боком несколько дней, ее охватывала тихая паника. Проходя через портик отеля, она собралась с духом. Раз уж она здесь, можно позволить себе вкусно поесть. На этот вечер, пообещала она себе, диету побоку. Желудок радостно отозвался еще до того, как она увидела Адама Хокриджа. В самом деле, грешные калории были ей необходимы, чтобы претерпеть этот тяжелый вечер.
Адам ждал ее в фойе отеля, расположившись с вечерней газетой в мягком кожаном кресле возле входа. При ее появлении он вскочил, и, увидев его вдруг непредвзятым взглядом, Лаури почувствовала с досадой, как все в ней затрепетало. Но она тут же пресекла непрошеные чувства. Все это, напомнила она себе, осталось в прошлой жизни. Сегодняшний вечер — тяжелая повинность, чтобы благополучно разделаться с этим. Адама, которого она знала, больше не существует. Великолепный высокомерный мужчина,
