глядя.
Когда она вошла, Адам встал с дивана, на лице у него было непривычно бесстрастное выражение.
— Зачем ты притворялась, будто живешь здесь не одна?
— Ничуть я не притворялась. Ты спросил, будет ли кто-нибудь против того, чтобы я привела домой чужого человека, и я ответила «да», — холодно возразила она. — Розин ни с кем меня делить не любит, насколько я знаю.
— А где же ее папа?
— Мы больше не живем вместе. — Лаури изобразила улыбку. — Боюсь, ничего выпить — я имею в виду алкогольного — у меня нет. Если хочешь — кофе?
— Нет, не хочу! Спасибо, — добавил он с опозданием. Он откинулся на спинку дивана, рассматривая ее с близкого расстояния, поскольку она присела рядом в кресло. — Я сегодня заходил в гараж.
— В гараж?
— Да, в тот, что отбуксировал твою машину. Они сказали, что через неделю все будет в порядке. — Адам насмешливо поднял бровь. — Владелец симпатичный парень. Сказал, что все сделают как надо. Обещал не накручивать тебе лишнего — по его словам — только потому, что ты живешь без мужика.
Лаури сердито уставилась на Адама.
— Вот не знала такого за мистером Букером.
— Он сказал еще, что ты очень отважная женщина, мать-одиночка и прочее и успешно ведешь свое дело. Еще он сообщил мне, что ты живешь над магазинчиком. — Адам криво усмехнулся. — Ты мне не говорила, что он твой.
— Он не совсем мой. Мы делим его на двоих. Фран живет с мужем и семьей неподалеку отсюда.
— Я даже не знал, что ты женщина состоятельная.
— В день, когда мне исполнился двадцать один год, я вступила в права небольшого наследства от мамы, — с холодной улыбкой пояснила Лаури. — Оно пришлось очень кстати.
Ответная улыбка Адама насторожила ее.
— Этот парень, Букер, поведал мне, кстати, еще кое-что интересное.
— Да?
— Ты недавно отдавала им на профилактику машину, хотела, чтоб она была в полном порядке к дню рождения дочки. А это, — добавил он не спеша, — было, по его словам, неделю назад. Розин старше, чем ты говоришь.
Лаури сидела, не шевелясь, глядя ему в глаза.
— Ты мне солгала, — резко заявил он. — И не раз, а два. Розин не девять месяцев, и это не была ложная тревога. Она моя! Какого дьявола ты солгала мне? Почему ты не захотела выйти за меня? Ты…
— …глупая женщина? — закончила Лаури за него. Она вздернула подбородок. — Давай, Адам, поставим все на свои места. Прокол с противозачаточными если и делает тебя отцом, то не более чем чисто биологически. Ты не хотел Розин, а потому она моя — и только моя. А не вышла я за тебя по той простой причине, что не могла смириться с мыслью о необходимости жить с человеком, который заставил себя жениться на мне. Мне стало наплевать на тебя в тот самый момент, когда ты обвинил меня в коварном умысле, хоть это было не так, как ни глупо я себя вела. До последней минуты я надеялась, что ты образумишься и вновь станешь прежним моим возлюбленным. А когда стало ясно, что надеяться не на что, я изменила свои планы. Если это может утешить твое самолюбие, могу признаться, что действительно любила тебя, Адам. В противном случае я не позволила бы тебе соблазнить меня. Но для тебя я была всего лишь забава, сексуальная игрушка, с которой хорошо в постели. Ты охладел в тот самый момент, когда узнал, что я беременна, и мне сразу ясно представилось, что за совместная жизнь ожидает нас впереди. От одной мысли об этом мне становилось тошно. Поэтому я и солгала. И ни о чем не сожалею, — добавила она и сардонически улыбнулась. — Большого, конечно, труда стоило убедить моего отца — я уж не говорю о Руперте, — чтобы они не сообщали тебе правду. Но в конце концов я сумела устроить свою жизнь по- своему.
— Что ж тогда удивляться, что твой отец выставил меня из дома? — с горечью заметил Адам. — Ты, разумеется, говорила ему, что я был готов жениться на тебе?
— Готов? — воскликнула Лаури. — Ах, как мило с твоей стороны, вы только послушайте! Но я-то хотела, чтобы это было страстным желанием, а тут — готов.
Внезапный плач по селектору положил конец спору. Лаури вскочила и бросилась в детскую; Розин стояла в своей кроватке, заливаясь горючими слезами. Малышка протянула к маме ручки, и та подхватила ее и прижала к груди.
— Милая, да ты никак вся мокрая. Мамочка плохо завязала пеленку. — Чувствуя, что сердце у нее все еще сердито колотится, Лаури положила малышку на пол на полотенце, быстро переодела ее и вручила ей пушистого крольчонка:
— На, голубушка, полежи с Флопси, пока я сменю постельку.
Но Розин уцепилась за Лаури и прижалась к ее коленям, ее глазищи, огромные, как блюдца, уставились на входящего в спальню Адама.
На какое-то мгновение все трое замерли, словно в немой сцене, затем Адам выдавил из себя:
— Может, я чем-нибудь помогу?
— Нет! — Лаури вновь уложила девочку на пол. — Я поменяю белье и снова уложу ее.
Но Розин и не думала укладываться. Стоя возле кроватки и держась за спинку, она смотрела на Адама недоверчивым взглядом. Он невольно рассмеялся.
— Ты вылитая мать! — Он осторожно протянул руку. — Ну, иди сюда, поговорим.
— Оставь ее! — приказала Лаури. — Если она возбудится, ее не уложишь.
Любопытство победило боязнь, и, бросив кролика, девочка заковыляла через всю комнату к Адаму, который наблюдал за этим с явной гордостью, отчего сердце у Лаури похолодело.
— Она ходит! — воскликнул он.
Лаури ничего не ответила. Она сняла мокрые простынки и постелила сухие, проделав все это с ловкостью и быстротой, которой позавидовала бы опытная сиделка.
— Можно взять ее на руки? — спросил Адам, не отрывая глаз от малышки.
— Она не дастся. Она совсем не знает мужчин. — Лаури постелила сверху стеганое одеяльце и обернулась; она увидела свою дочурку на руках у отца. Адам держал ее с величайшей осторожностью неопытного папаши. Лаури рассмеялась бы, если б это был кто-нибудь другой.
Розин с любопытством рассматривала незнакомое лицо. Она подняла ручку и потрогала волосы Адама и тут же повернулась и посмотрела на маму, словно спрашивая, что этот чужой дядя делает в ее спальне.
— Теперь давай ее мне, — сказала Лаури, желая поскорее вырвать свою малышку из его рук.
Адам с такой неохотой передал ей крошечное теплое тельце, что сердце Лаури вновь наполнилось. страхом. Она включила нагреватель для бутылочек, закутала девочку в одеяльце и отправилась с ней на кухню взять из холодильника молоко; она крепко прижимала к себе Розин.
— Лаури, — обратился к ней Адам, когда она вернулась. — Да не смотри ты на меня так! Я ей ничего не сделаю. Ты же прекрасно знаешь.
Лаури сунула бутылочку в нагреватель и села в кресло-качалку, все так же прижимая к груди Розин.
— Иди в другую комнату, я приду, как только уложу ее.
— Мне что, нельзя взглянуть, как она пьет молоко?
— Нельзя! — Она не смотрела на него. — Рози пить не будет, пока ты здесь.
Адам с такой явной неохотой вышел, что Лаури пришлось сделать над собой усилие и выбросить из головы все страхи и тревоги, которые одолевали ее, чтобы спокойно покормить и убаюкать Розин.
Она осторожно уложила ее в кроватку, укутала одеяльцем и на цыпочках вышла из спальни.
Адам беспокойно метался по гостиной.
— Знаешь что, — воскликнул Адам при виде входящей Лаури, — я, кажется, выпил бы кофе.
— Хорошо, — без всякой радости сказала она. — Но, пока я буду на кухне, не вздумай заходить к Розин.
Адам насупился.
