9 декабря, выступая на Пленуме ЦК, Хрущёв сказал: «Суровая зима, а затем жестокая засуха нанесли ущерб важнейшим сельскохозяйственным районам страны. Правительство вынуждено было купить известное количество хлеба за рубежом. Если в обеспечении населения хлебом действовать методом Сталина – Молотова, то тогда и в нынешнем году можно было продавать хлеб за границу. Их метод был такой: хлеб за границу продавали, а в некоторых районах люди из-за отсутствия хлеба пухли с голоду и даже умирали». После нескольких годов неурожая Хрущёв также принял решение о химизации сельского хозяйства, то есть увеличении производства минеральных удобрений и гербицидов.
КАК ХРУЩЁВ ПОНИМАЛ АВАНГАРДНОЕ ИСКУССТВО
Когда Хрущёв стал участвовать в проработке деятелей искусства и литературы и позволил себе кричать и угрожать, началась борьба с абстракционизмом, это было несчастье. Но вот парадокс: Хрущёв оставался для нас, молодых журналистов, художников, литераторов, вузовских преподавателей фигурой предпочтительной. Он явно ошибался, но ему прощали.
1 декабря 1962 года Хрущёв посетил выставку в Манеже, приуроченную к 30-летию Московского отделения Союза художников СССР. Экспозиция «Новая реальность», организованная Элием Белютиным, в которой были представлены работы авангардистов, была частью этой выставки.
Хрущёв прошел по первому этажу («Новой реальности» предоставили второй). Некоторые работы ему понравились, некоторые, например картины Р. Фалька, не вызвали восторга.
Он уже собирался уходить, когда ему предложили заглянуть на второй этаж. О том, что произошло дальше, известно из воспоминаний художников. Поднимаясь по лестнице, Хрущёв улыбался. Он сказал авангардистам: «Так вот вы и есть те самые, которые мазню делают, ну что же, я сейчас посмотрю вашу мазню!» Тогда он еще был настроен благодушно. Но, посмотрев на картины художников белютинской группы, Никита Сергеевич пару минут молчал, а затем произнес: «Говно!». И добавил: «Педерасты!»[7]
Дальше Хрущёв разбирался с авторами по отдельности и комментировал работы. «Девушку» А. Россаля он обозвал «морфинисткой» и осведомился, почему у нее нет одного глаза. У автора картины «1917 год» Л. Грибкова спросил, как он мог так представить революционеров: «Что это за лица? Вы что, рисовать не умеете? Мой внук и то лучше нарисует». Удивил Хрущёва автопортрет Б. Жутовского: «Как же ты, такой красивый молодой человек, мог написать такое говно?» Каждого художника он спрашивал о том, кто его родители.
Свита Хрущёва вторила ему и подзуживала: «Арестовать!», «Уничтожить!», «Расстрелять!», «Задушить!». Корреспонденты щелкали фотоаппаратами.
Покончив с белютинцами, Хрущёв говорил с Эрнстом Неизвестным, чьи работы находились в другом зале. Когда тот сослался на свои европейские и мировые успехи, Никита Сергеевич сказал: «Неужели вы не понимаете, что все иностранцы – враги». Он действительно так думал. Стоит вспомнить скандал в 1958 году, когда Борис Пастернак «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа» должен был получить Нобелевскую премию по литературе. Никите Сергеевичу дали прочитать избранные цитаты из «Доктора Живаго» – конечно, самые крамольные. Понять, чем же на самом деле вызвано признание – антисоветчиной или же литературными достоинствами романа, – Хрущёв и не пытался. Он дал добро на то, чтобы писателя приструнили. Советская пресса занялась «раскрытием предательской сущности» нобелевского лауреата. «В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться. Не сочтите за оскорбление мой добровольный отказ», – телеграфировал Пастернак Нобелевскому комитету. Что касается поэзии Пастернака, то о вкусах не спорят. Любимым поэтом Хрущёва был Некрасов, а среди современников он, как мы уже упоминали, больше всех ценил Твардовского. Именно к Твардовскому Никита Сергеевич в 1959 году обратился за консультацией: «Действительно ли Пастернак является крупным поэтом?» Тот ответил вопросом на вопрос: «Вы меня считаете поэтом?» Хрущёв заверил, что очень любит его творчество. «Так вот, по сравнению с Пастернаком я не слишком крупный поэт», – вынес вердикт Твардовский.
В сталинские годы Пастернака могли отправить в лагерь или расстрелять. При Хрущёве же он был исключен из Союза писателей СССР, но продолжал числиться членом Литфонда, что давало возможность печатать свои произведения и получать гонорары. Не казнили, конечно, и белютинцев, хотя и исключили из Союза художников.
Об излишне эмоциональном поведении главы Советского государства стало известно во всем мире – западные газеты еще и приукрасили: писали, что Хрущёв срывал картины со стен. Пабло Пикассо отказался получать Международную Ленинскую премию мира, которую ему присудили еще в мае 1962-го. Только в 1966 году после долгих уговоров он наконец принял ее, но потом цеплял медаль лауреата на срамные места.
Г. Арбатов и Р. Медведев считают, что Хрущёва специально привели на эту выставку – секретарь ЦК по идеологии Ильичев задумал столкнуть Никиту Сергеевича с творческой интеллигенцией.
Многие историки считают зиму 1963 года концом «оттепели». 7–8 марта во время еще одной встречи с деятелями культуры Хрущёв называл работы Эрнста Неизвестного «тошнотворной стряпней», кроме того, раскритиковал фильм Марлена Хуциева «Застава Ильича» за то, что его герои производят впечатление людей неприкаянных, что не подобает коммунистической молодежи. И уж совсем неожиданно прозвучали слова Хрущёва о том, что тему сталинских репрессий в литературе надо поднимать с осторожностью: партия осудила Сталина за его ошибки, но все же он был предан коммунизму и марксизму. Кроме того, вождь к концу жизни был очень болен и страдал манией преследования, чем и объясняется во многом его поведение.
Правда, считается, что уже к лету 1963 года идеологический нажим в области культуры несколько ослаб. Через год после выставки авангардистская студия возобновила свои занятия на даче Белютина в Абрамцево.
Сам того не зная, Хрущёв сделал белютинцам потрясающую рекламу. Почти через 30 лет, в декабре 1990 г. открылась грандиозная выставка белютинцев на весь Манеж: вместо 20, как в 1962-м, в ней участвовали 400 художников, которые представили более 1000 работ.
ХОЧЕШЬ МИРА – ГОТОВЬСЯ К ВОЙНЕ
Карибский кризис является украшением нашей внешней политики, в том числе моей как члена того коллектива, который проводил эту политику и добился блестящего успеха для Кубы, не сделав ни единого выстрела.
Так писал Никита Сергеевич о Карибском кризисе в своих мемуарах. И немного, совсем немного лукавит: в результате Карибского кризиса погиб… один человек. А ядерная война так и не случилась. Да и могла ли случиться? Расскажем обо всем по порядку.
В 1958 году на Кубе свергли очередного диктатора – Фульхенсио Батисту. «Американская сахарница» оказалась в руках бывшего гаванского юриста, а теперь революционера Фиделя Кастро. Правительство США не захотело признать его законным правителем, поскольку планы Кастро затрагивали интересы многих американских фирм. Программа нового кубинского руководителя предусматривала аграрную реформу, суть которой состояла в том, что земельные участки площадью более 400 га предполагалось разделить между беднейшими крестьянами. В этом случае должны были пострадать американские бизнесмены – владельцы плантаций сахарного тростника.
17 мая 1959 года Кастро начал национализацию участков. В ответ правительство Соединенных Штатов перестало покупать кубинский сахар, и в поисках нового рынка сбыта Фидель обратил взоры на восток. 15 апреля 1961 года восемь американских самолетов с кубинскими опознавательными знаками бомбили Гавану, а через два дня в Заливе Свиней правительство США организовало высадку десанта, состоящего из кубинских эмигрантов. Американцы планировали развернуть против Кастро партизанскую войну, но Кубинская армия разгромила этот отряд.
1 мая Кастро, который до этого не был коммунистом, объявил, что революция на Кубе – социалистическая. Сбылось пророчество Хрущёва, который предупреждал своих идеологических противников: «Фидель Кастро – не коммунист, но вы своими действиями можете так вышколить его, что он в конечном счете действительно станет коммунистом». Отныне Куба могла рассчитывать на поддержку
