часы, постукивает по циферблату и подмигивает.
— А не боишься ли ты, что потешаться будут и над тобой, и над словесами твоими и прочим, тобою рожденным? Ведь, сказано же в твоем любимейшем Евангелии от Фомы: 'Не давайте того, что свято, собакам, чтобы они не бросили это в навоз'.
— А все это не собакам дается, но своим. Я по крайней мере, на это уповаю. А то, что потешаться будут… так пусть себе посмеиваются. В 'Том Самом Мюнхаузене' Марка Захарова отличнейше было сказано: 'Это не всякий может себе позволить — быть смешным'. Действительно, не всякий! Позволить себе такую напрасную наивность, растопыренную смелость и беспардонную святость — быть посмешищем. Позволить себе такую наглость — быть слабым, простым, быть по-просту хорошим, как Кирилов в «Бесах». И они все — смеющиеся и издевающиеся над нами — на самом деле, я знаю, боятся. Боятся до патологии. На самом деле они все понимают. И им не смешно. Им страшно. И до рвоты завидно. Ни один католик не позволит себе быть Христом, а я, вот, открыто могу заявить, что внутренне я истинно таков, как возносящийся Христос на картине Грюневальда!
— Даже так?
— Даже и не так! Я сугубо и всенепременнейше считаю, что то, что мною тут вещается — есть, не более и не менее, как пятое и единственное верное и священное Евангелие, да, и вообще, — Книга Бытия Всех Времен и Народов! Себя же я причисляю к лику святых — как в песне Кузи Уо поется: и отныне вам жить подобает по образу и подобию моему! Позволяю себе все. Нету ничего, что я не могу себе позволить: от Вечного и святейшего бытия — до сырого и кислого небытия. Только от тебя самого зависит — кем тебе быть… И это определяется тем, на что ты замахиваешься, и сколь многим ты способен пожертвовать. 'О, засмейтесь, смехачи!'…
— А вот теперь такой вопрос. Как ты расцениваешь то, что в свое время и Ромыч, и Черный Лукич, и многие другие твои соратники выдавали невиданные, дерзновенные в своей дерзновенности опусы, а затем в дребезги отреклись от всего содеянного. Вот, как ты разумеешь — их былая крутизна являлась их собственной заслугой, или…?
— Да, какая, на хуй, разница — чье это! Это и так известно — чье. Автор один. Автор у всех у нас один. Это — то, что нами движет, то, откуда мы родом. Тот, кто хоть раз это понял, принял и вошел в игру — никуда из нее не денется. Он уже в высшем смысле как-бы спасен, как мне кажется, как бы низко он в процессе этой игры не сверзился, в каком бы говне не потонул, какой хуйнею бы ни занимался. Рано или поздно он проснется, все поймет и засмеется как Кришна в притче про то, как он однажды воплотился свиньей. Ромыч уже навечно автор 'Непрерывного Суицида', 'Рок-н-Ролльного Фронта', 'Убей Мента', да, и вообще ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ. Вся поебень, которой он сейчас мается — простится, забудется, да, скорее всего, и вообще, во внимание не примется! Важно то, что он однажды (да и не раз) поставил всему миру (в очередной раз ухитрившемуся не заметить этого) мат, как в рассказе Василия Аксенова «Победа». Он — в моей вечности. И я думаю, что где-то в глубине души он все это и сам понимает, поэтому психует и выебывается. Как бы там ни было, он — навечно мой лихой горемычный собрат в нашей общей удалой и безобразной рок-н-ролльной войнушке, — так же, как и Черный Лукич, Димка Селиванов, Янка… да, и вообще, — все те, кто хоть раз поучаствовал в этом скромном празднике.
— Как ты относишься к профессионализму? В записи, в исполнении?
— Да, наихуевейше!!! Только, блядь, дилетант может сотворить что-либо нетривиальное, стоящее и настоящее! Профессионализм (все эти «технаризмы», 'симфонизмы', «эстетизмы» и прочая ненаглядная поебень) уничтожает все живое, что может быть в роке. Я, вот, в основном сейчас слушаю всякие гаражные и психоделические команды середины и конца 60-х (TROGGS, Kim Fowley, St. JOHN GREEN, VELVET UNDERGROUND, THE DOORS, THE STANDELLS, KINKS, MC5, PAUL REVERE & THE RIDERS и пр.). Чуваки не умели, в обычном, массово-уебищном понимании, играть. Но зато как они играли!!! Это же не просто (о чем Манагер мечтает) — сгореть, на хуй, и в кучку пепла превратиться! Вот так вот и должно петь и играть. Я, вот, считаю, что самая наиважнейшая мера — это предельная живость автора, творца, его одержимость, безрассудство во время творческого акта, и насрать на (пусть даже значительную) долю лажи, которая при этой вдохновенности неизбежна. Я больше всего охуеваю от всяких народных архаических ритуальных песнопений и музицирований. Это, вообще, не может быть профессионально исполнено! Да, и вообще, по-настоящему страшно, захватывающе, горько и светло поет нажравшийся в сракатан мужик, стучащий кулаком по столу, пускающий и размазывающий кровь, слезы и слюни. Я до сих пор так и не научился как следует играть на гитаре и петь, как, допустим, Александр Борисович Градский. Мне это никогда и на хуй не надо было. Манагер, вот, вообще, петь не умеет. Зато какой невъебенный праздник он переживает, когда поет: это видеть надо! В Новосибирске, в 1988 году, во время нашего (ГО) выступления Манагер осатанел и забылся до столь исступленной степени, что перестал вдыхать между выпеваемыми-выблевываемыми- выдираемыми с мясом строчками и рефренами, и самым натуральным образом чуть на задохся. У него аж кровеносные сосуды полопались на щеках и рожа вся складками одеревенела, превратившись в этакую зомбиобразную гримасу, этакий остервенелый оскал. Только через пару часов после окончания концерта к нему возвернулась более-менее человеческая личина. О! А что касается записи… Я, вот, принципиально записываюсь дома — своим собственным звуком, который я сам изобретаю и собственноручно воплощаю, работать с которым мне радостно и интересно, и который навряд ли обрадует и заинтересует эстетствующие массы. Самая же смелая, бескомпромиссная и обидная запись, которую я когда-либо слышал — это сольник Кузи Уо Трамтарарарарам, записанный им лично при участии Манагера. Это — эталон, высший уровень крутизны, идеал, для меня непостижимый, и вообще, немыслимый.
Да, и вообще, как мне кажется, по-настоящему интересно и здорово может быть лишь то, что не можешь, — то, чего пока не умеешь, а потом уже… квалифицированные будни каких-нибудь недохороненных заскорузных Клэптонов, Джаггеров, Макаревичей. 'Это ли не юдоль скорби?'
— Теперь, с твоего разрешения, серия 'блиц'-вопросов. Твой любимый… так сказать… «певец»? Вокалист?
— Трое — Screamin' Jay Hawkins, Jim Morrison и Kim Fowley (правда, я у него слышал лишь один, к сожалению, альбом Contrageous 1967 года, но это — просто пиздец!)
— Любимa группа?
— Разумеется, ГО, КОММУНИЗМ и прочие собственные проекты. А также… THE DOORS.
— Любимый поэт?
— Александр Введенский.
— Любимый писатель?
— Достоевский.
— Ну, вот, вроде и все. Что бы ты хотел еще добавить?
— Эх… слова девальвируются, обесцениваются прямо на глазах. Все, что я тут самозабвенно навещал, возможно, выглядит плоско, нарочито, вычурно и, по-просту, пошло. Мне, честно говоря, насрать — как выглядят мои нищие речи, и кто что подумает. Считайте, что все это мной наговорено сугубо и исключительно для собственной персоны. Вообще, честно говоря, все, чем я тут занимаюсь в эти печальные времена (стихи, песни, картинки или, вот, например, слова), я считаю этаким безнадежным ритуалом. Чем-то вроде концептуальной акции Джозефа Бойса, когда он носил и укачивал на руках мертвого зайца, объясняя ему вслух теорию относительности.
ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА 'ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ'
Первый альбом ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ 90-х годов… В 89-м только под маркой ГО было выпущено 6 номерных альбомов, в 90-м же лишь Инструкция По Выживанию призвана олицетворять собой первую половину года.
Всем ясно, что с отечественным андеграундом что-то происходит — точнее говоря, его просто нет. Естественно, что сей факт не мог не отразиться на творчестве Летова, который с момента начала своей
