Летов: Заниматься здесь, в этой реальности творчеством, утверждая свою правду, свою истину, свою систему ценностей… свой рок-н-ролльный фронт, в котором каждый н? своем месте — Моррисон, Рома Неумоев и пр… если появляется абсолютное знание, человек уже не может жить. Его или трамвай задавит, или еще что-нибудь. И если человеческое искусство утверждает жизнь — продление рода и т. п., то рок утверждает самоуничтожение — как некий путь к Богу, высшее познание. Отсюда — особая шкала добродетелей: в частности, ненависть к «человеку» в себе….На самом деле правильнее, наверное, не самоубийство, а терпение — если его понимать в духе экзистенциалистов. Т. е. человек все сознает, но все же живет, что-то делает. Это гораздо круче… Панка в России нет. Панк у нас атрибутика… а сути нет Когда я говорил с людьми из тюменского общества «Память», они заявили, что по их мнению, все крупное и духовное рождается в России. НА САМОМ ДЕЛЕ У НАС ЕДИНОГО ДВИЖЕНИЯ НЕТ И БЫТЬ НЕ МОЖЕТ… Единицы есть… причем они друг друга могут и ненавидеть…
…Покопавшись, я нашел еще несколько материалов, пополняющих «тему». В частности, интервью Летова барнаульскому журналу 'Переферийная нервная система' и статью В. Тихомирова в 6-ом номере журнала 'Ура Бум Бум!'. Они, как мне кажется, не только падают в «лузу» между декабрем 88-го, когда Летов беседовал с Гурьевым, и декабрем 90-го ('последнее' интервью в 'Контре'), но и несмотря на признание Егора, что интервью с «ПНС» бьцю чрезвычайно глупым — дают представление о развитии личности (мифа) Летова. И… просто нужны (вам виднее, для чего). Вообще, к чему все эти комментарии, отступления, экивоки??!
БЕСПОЛЕЗНОСТЬ ВОЗНИ, НАЗЫВАЕМОЙ…
…Первый был Летов.
Пел почти час. Закончив одну песню, сразу же начинал другую. Вытирал пот и пел. Играл так, как будто эта песня — последняя в его жизни. Рвал струны, но играл…
…Егор загипнотизировал меня, как удав кролика. Слова слились в одну… длинную до бесконечности фразу, Егор читал ее речитативом, расставляя гитарным ритмом двоеточия и запятые и на хуй все кавычки!
Без малого час он вколачивал в уши правду-матку, выворачивая свою и наши души наизнанку.
А потом он просто встал и ушел.
Понадобилось несколько секунд, чтобы выйти из транса, и за эти мгновения произошла целая серия перемен в настроении. Да, вот еще что. Если бы Егор стал и сказал: 'Ребята! На улице нас ждут гопники, жаждущие крови нашей, давайте им устроим мясорубку. Пошли!' — все встали бы и пошли махаться, как один. Но он встал и ушел. И он прав. Ведь те же гопники — не враги же они нам все, их же самих лихо наебали. Все мы в дерьме, хули уж тут делить-то, так, если от избытка энергии
…Ну вот, собственно и все. Если же я узнаю, что где-то в радиусе 200–300 км дает концерт Егор… — поеду, на задумываясь! Главное — билет достать!
…Кажется, мне самое время, после всех «заимствований», снова взять слово И слово это можно бы обозвать (спасибо Косте Уварову):
В ОЖИДАНИИ Г.0.
Also, с момента «контровского» интервью (200 лет одиночества) до момента акции-ценропункта нашего эссе, а может и не эссе, а может… бегемот… — прошло ровнехонько три года. Ну, без нескольких дней. Сказать, что мы все эти три года жили без Летова или даже без ОБОРОНЫ, нельзя. Не говоря уж о циркулирующих слухах (Летов продает свои записи, а на вырученные деньги купил дачу… Летов вот-вот выступает в Москве… Летов повесился (дважды)… и так далее), начали с достаточным постоянством выходить пластинки. Последнее разными людьми воспринималось, естественно, по-разному. Во-первых, это было достаточно странно в свете предыдущих заявлений Егора о его нежелании совершать нечто подобное. Во-вторых, первый «двойник» представлял собой выборку из нескольких магнитоальбомов и, с моей точки зрения, прилично от этого проиграл. Но (в-третьих, в-четвертых и в-остальных) качество «бродячих» летовских записей в большинстве случаев было таким, что многие обрадовались появлению дисков и восприняли случившееся совершенно нормально. Не смущало даже то, что цены были чрезвычайно крутыми, говорили: 'Что ж вы хотите? Любите «кататься» — платите бабки!' И платили. Исправно.
Кое-кто, (я, например) ждал обещанного альбома Сто Лет Одиночества. Оговорюсь, что многие и не ждали. И так весь 1992-й год. Кто-то где-то, мол, его слышал. Ну, Кузя Уо приносил кассету, ставил… потом спрашивал: 'Клево?!'… и уносил, никому не давая переписать… Тут и там бродило: 'Вот весной (летом, в августе, к Новому году…) должна наконец выйти пластинка'. Которой, впрочем, нет до сих пор. А вот магнитозаписи дождались. Частями. Полная запись появилась только в начале осени…
Егора как бы не было, но в то же время… Ажиотаж продолжал нарастать. Точно так же, как часть… музофилов, скажем так, никогда не признавала ОБОРОНУ, так в другой их части не любить ГО, не преклоняться перед ним (ней?), не цитировать по памяти куски, кусочки, фразочки, словечки — стало дурным тоном. Без сомнения ГрОб сегодня оставил всех без исключения по 'валовому продукту' записываемого в студиях звукозаписи далеко позади. Наш ушлый брат журналист даже запустил термин «ГрОб-вейв». Совершенно бессмысленный, если учитывать упоминавшееся выше вскользь многообразие Егора и группы (проектов). Появились шеренги и колонны апологетов, эпигонов. Учеников, последователей, мемуаристов at cetera… Миф окончательно вышел из под контроля. Потерял связь с конкретным человеком — Игорем «Егором» 'Джа' «Дохлым» Летовым.
Фенька № 2. Рассказывают такую историю. Обычный московский двор. Мальчики собираются по вечером на гитаре поиграть, песни попеть. Однажды мимо проходит мужчина. Заслышав звуки сладкие, берется за гриф, дабы вспомнить недалекую еще юность, Летова, 'Все Идет По Плану' и… все такое. Мальчики в восторге. Периодически приносят мужчине «снятые» егоровы тексты на листочках, чтобы тот сверху расписал аккорды. На одном из листочков 'Последняя Песня'. Там строчки такие есть: 'Что обнял обрел летящий в небе Башлачев…' У мальчиков на листке: '…летящий в небе башлачек'!!! Показательно.
Практически, за последние три года не появилось даже ни одного «свежего» интервью. Для чего я это пишу? Я ведь не случайно собрал в этом глобальном материале выдержки из всех имеющихся в моем распоряжении интервью с Егором. И не только для того, чтобы вы расширили свое представление о философии Егора, которую слишком часто понимают однобоко, как некую эстетику суицида в рок-н-ролле (что сие означает?). Временной отрезок, охватываемый этими интервью, составляет те самые три года, равные последним трем годам, годам молчания Летова. Так вот если проследить изменения, происходившие с Егором в 1988-90 годах, становится очевидно то (что, впрочем, было очевидно с самого начала): и в эти три года — с 90-го по 93-ий — Летов изменялся, двигался все в ту же сторону, которую он называет ВПЕРЕД. И сейчас это если и не абсолютно, то во многом совершенно другой человек. Совершенно другой миф, если быть более точным. И кто из нас — не пьющих в ним чай на одной кухне — знает, что это за человек, что это за миф?!… Вот так я и добрел — с горем на три четверти — до декабря 1993-го. Пора, пожалуй, предоставить краткое слово очевидцу (Нашкорру-1, еще не забыли?)
'…Ехали в Москву… у всех ни копейки… Начало концерта в пять. Я говорю, мол, если мы хотим туда прорваться, надо подходить раньше… Подъезжаем к часу, подходим к парадному ходу, рулим напрямую. Мы с Фрэнком проходим, за нами закрывают дверь… Приходит охрана, начинает «чистить» зал… Со служебного хода сидят девочки, проводят аккредитацию. Узнаем, сколько стоит билет. Двадцать тысяч! (Для несведущих: в белорусских «зайцах» это было тысяч восемьдесят, почти в три раза больше, чем минимальная зарплата)… У меня был пропуск бельгийский в лагерь (беженцев) — прозрачный пластик, фотография, я его на балахон булавкой цепляю, он висит… Мы тусуемся, мозолим глаза, к нам начинают привыкать, принимая нас за своих… Народ уже начинает наплывать…
Интерьер: посередине ракета возвышается, защитные сетки, пивные банки… На стенах — картины Вегелянского, свастики разные… Буфет, икорка… На сцене — баррикады из мешков с песком, опять же
