песен не менее сложно, чем заниматься переводами. Анька периодически продолжала отвлекать меня вопросами, напевая рождающиеся строчки. Я критиковала, параллельно продираясь через хитросплетения английского и биохимии. Даже что-то общее нашлось в этом: необходимо максимально точно подобрать слово. Ночь предстояла весёлая. У Аньки – два текста, у меня – проблемы с потенцией красного быка: вот уже не знаю, как переводить другое словосочетание…
15
Кто ближе к огню, тот первым и сгорает.
После бессонной ночи я себя так неважно чувствовала, что любые гости были бы некстати. Но с клининговой компанией действительно всё получилось просто замечательно: мой дом такой чистотой не мог похвастаться никогда. Спасибо Аньке.
К обеду зверски захотелось спать, однако неугомонная подруга настаивала на встрече с Храмом, так сказать, по горячим следам:
– Он сам подкатит, не переломится. Лейка, нельзя упускать возможность подзаработать. Поговорим о получившихся текстах. У плиты не надо стоять, еду закажем.
Но я всё равно встала к мартену. Достала свинину и приготовила её в хреново-луковом соусе по своему рецепту.
Гость – это святое. Как стол не накрыть? Вымыла новые бокалы, купленные в «Ленте». Постелила белую льняную скатерть. Нарезала салатов. Разложила фрукты. Надька потребовала крепкие напитки, хотя Анька склоняла нас по привычке в пользу очень крепких. В результате на столе выстроилась батарея из вин, шампанского, коньяка.
– Ну и весёлый разговор у нас получится! – смеялась я.
– Угу, точно, будет нескучно. Одно плохо, – вздохнула Анька, – надо было всё-таки абсента прикупить. Он закончился.
Мы с уважением посмотрели на подругу: уговорить за сутки почти полтора литра абсента – надо суметь. Даже списывая на последние события – многовато будет. Может, стоит серьезно поговорить с Андре? О вреде бытового алкоголизма. Хотя нет, не надо – себе дороже.
– А я бы на твоём месте только радовалась, – нетактично ляпнула Надька. – Вспомни: тогда, в мастерской, тоже всё весело начиналось, и ты пила именно абсент. Признавайся, не наметила случайно Храма как очередную жертву?
Анька бросила ошарашенный взгляд на подругу, державшую фужер. Когда это мы успели открыть коньяк? Так, вечер начинает быть интересным.
– Ну тты и дуррра коншенная, Надюшш! – Через сжатые зубы процедила Андре, пытаясь открыть винную бутылку. – Если бы я хошела замочить Шрама, то давно бы это шделала. Только не у Лейки дома. И не после шого, как тут всё отмыли.
Анька сражалась с пробкой, зажав бутылку уже между ног и натужно таща штопор, а мы с Надькой переглянулись. Я глазами показала на Андре. Надька быстро кивнула, поняв, что мне надо сказать ей что-то наедине.
– Лейк, вот тебя убить давно надо было! – вдруг рявкнула Анька. – Ты когда нормальный штопор купишь, а? Который с ручками…
В этот момент пробка поддалась и, нанизанная на штопор, вырвавшийся из рук Андре, просвистела в миллиметре от моего носа. Я отшатнулась, зацепив локтем бутылку шампанского. Та, падая, задела стоявшую рядом ёмкость с водкой, а эта зацепила коньячную. Мы поражённо уставились на «алкогольное домино».
Первой моментально отреагировала Надька, поймав на лету открытый коньяк. Ещё бы, он был у нас один, а своя шкурка, как говорится, ближе к телу.
Я успела спасти шампанское, а Андре – водку и вино. На полу кухни с осколками стекла смешивались полусухие и полусладкие вина, дополняемые вспенившимся шампанским.
Мы переглянулись и оглушительно расхохотались.
– А чего, Надюх, вот тебе и постелька готова, – икая от хохота, – выдавала на-гора Анька. – На том же самом месте… Ты того, не раздеваясь, укладывайся… Коньячком заполируешь – и на сутки в отключку, тебе не привыкать.
После каждой фразы Андре мы начинали истерически хохотать снова. Видимо, напряжение последних дней как-то подточило нашу психику.
– Анют, блин, ты сколько отвалила ребятам из клининговой компании? – тихонько подвывала от восторга Надин. – Сколько-сколько? Зря! Видишь, за ними полы перемывать приходится. «Хванчкарой» и «Золотой коллекцией». Лейка у нас капризная – на меньшее не согласна.
– Ну вы и жадины, – я хохотала, прижимая к себе единственную выжившую бутылку шампанского. – Одна для мытья линолеума коньяку пожалела, другая – водки. А ещё подруги называется…
Быстро ликвидировав последствия «аварии на ликёро-водочном заводе», как изящно выразилась Анька, сели за стол, наполнили фужеры и чокнулись. Я могла себе позволить только пару глотков шампанского: боялась за ребёнка, да и тошнота не отпускала. Из еды, кроме фруктов, и смотреть ни на что не хотелось.
Храм явился без опоздания. Старался улыбаться, но в нём чувствовалось какое-то напряжение. Да и Анька была как на иголках. Чтобы сгладить шероховатости общения, гость и певица начали заливать за воротник.
– Ну, так как насчёт текста, девушки? Есть намётки? – наконец спросил гость.
Анька легонько подтолкнула меня в бок. Я вытащила заранее приготовленные листы с набросками песен. Продюсер, отставив пустую рюмку, тут же стал читать вслух строки. Строки, рождённые Анькиной неугомонной энергией и моей усталостью и недоверием. Я с некоторым удивлением прослушала получившиеся варианты: со стороны они казались чужими, будто и не мы с Анькой их придумывали.
– Хм, вот тут неплохо… А вот это никуда не годится, «встать, сказать и выпить чаю» – много согласных подряд, не будет петься… В «Сверкающих» только две солистки могут записать более-менее нормальную фонограмму, остальные-то на подпевках. Последовательность действий опять же нарушена. Может, «сесть, с улыбкой выпить чая»? – Храм налил себе водки и залпом опрокинул рюмку.
Андре, набрав побольше воздуха, тут же бросилась на защиту нашего с ней коллективного творчества. Я не встревала, мне замечания Храма как раз показались разумными. Продюсер подливал себе водки, Андре – красного вина. А мне – шампанского в маленький бокал, который я всё время отставляла подальше, чтобы не добавляли. Гость же постоянно настаивал на доливе. Надька вяло слушала перебранку. И наворачивала свинину, периодически запивая её коньяком. Изредка хихикала и отпускала язвительные замечания. Как ни странно, одно из них, про рифму «ложе – себе дороже», даже попало в «десятку». Надька, не дожевав луково-хренный кусочек мяса, вдруг выдала:
– Не «себе», а «тебе дороже»!
Вот она, правда жизни. И разница между мной и Надин. В чистейшем, незамутнённом виде. Анька и Храм, уставившись на художницу, тут же ринулись перекраивать и переделывать текст с учётом её гениально-эгоистического экспромта. Я показала Надьке глазами на дверь за её спиной и вышла. Якобы по надобности, о которой настоящие леди никогда не говорят прямо. Вскоре ушла с кухни и Надин – покурить на лестницу. И я тут же, нажав на кнопку смыва воды, хотя унитаз не выполнил своего предназначения, покинула туалет. С кухни были слышны разгорячённые спором и спиртным голоса Аньки и Храма. Встав у входа в квартиру спиной к кухне, я поманила пальцем курящую на площадке Надьку:
– Надь, мне страшно. Я тебе потом всё расскажу, но эти посиделки не к добру. Андре в сговоре с Чернохрамовым, я случайно подслушала их разговор.
– Лейка, будем смотреть в оба. Ты аккуратнее, ага. А из-за чего всё, как ты думаешь? – оглушительно прошептала мне прямо в ухо Надин, выдыхая мерзкий, вонючий дым в сторону.
Я закашлялась, помахала рукой, разгоняя смог:
– Надь, перестань хоть сейчас курить!
– Я для конспирации!
– А меня тошнит. От дыма и всего этого. Причина, наверное, простая – файл, который мне Стас прислал по мылу. Я про него никому из вас не говорила. Но как-то всё с этим файлом, видимо, связано…
