Но малышка расплакалась и повторяла, что тетя злая.
Буквально в этот же день мы с дочуркой ехали в автобусе, она встала на коленки на сиденье и смотрела в окно. Кондуктор, проходя мимо, гаркнула на нее:
– А ну, убери ноги с сиденья! Дома у себя с ногами сидишь! Мамаша, чего не следишь?
Через несколько дней я наблюдала молодую мамашу с маленьким мальчиком лет двух. Они вышли из поликлиники, малыш нес в руках использованный шприц без иголки, наверное, только что получил прививку.
Мамаша что-то проверяла в сумочке, держа мальчика за ручку. Вдруг ребенок запнулся и повис у матери в руке. Мамаша дернула его вверх, потом дернула еще раз, закричала на него:
– Ты что, не видишь, куда идешь? Ослеп? Гляди под ноги!
И еще раз дернула его за ручку. А ребенок просто болтался у нее в руке, и такой он был маленький, такой трогательный в своих ямочках на пухлых ручках…
Никто, НИКТО даже не посмотрел в ее сторону. Никто. Привычное дело.
Расскажу подобную историю, которую я наблюдала в шведском супермаркете. Расшалившаяся девочка лет трех убегала от папы, который катил продуктовую тележку и вел за руку еще одного ребенка, помладше. Папа поймал девочку один раз, потом еще раз.
Все это я видела очень хорошо, поскольку шла за ними. Девочка продолжала шалить и бегать вокруг папы. Папа поймал ее в очередной раз и прикрикнул на нее, требуя оставаться рядом с ним.
Вокруг немедленно повисла тишина, почти все покупатели остановились и посмотрели на этого папу. И продолжали стоять и смотреть, а папа смутился и пошел к кассе, взяв дочку на руки. Никто ничего не сказал, но атмосфера была как перед грозой.
Моя дочка, как и все дети, на которых никогда и никто не кричал, а уж тем более не бил, очень легко заговаривает с людьми. Она здоровается, улыбается, задает вопросы. Ни разу никто не оборвал ее, не ответил грубо или неприветливо. Все взрослые, которые ее окружают, – дружелюбные и вежливые, и она уверена, что ее общение никто и никогда не прервет.
Физическое насилие в семьях – не единственный вид насилия. Моральное насилие или подавление не так заметно, от него не остается синяков, но оно не менее опасно, и последствия его не менее серьезны.
Чтобы понимать, что такое моральное, психологическое насилие, нужно сначала описать, что такое нормальное общение с ребенком, чтобы сравнить нормальное с ненормальным.
Я читала в одной умной книге, что в США существуют специальные школы для родителей и детей. И те, и другие могут приходить на занятия вместе.
Дети играют или учатся, а родители наблюдают, как правильно общаться с детьми. Специально обученный персонал показывает на примере, как говорить с ребенком, как отвечать на вопросы, какое выражение лица должно быть у человека, который разговаривает с ребенком, даже какая интонация лучшая для ребенка.
Для меня как белый день ясно, что если с ребенком разговаривать грубо, резко, на повышенных тонах, то этот же самый ребенок, когда вырастет, будет точно так же разговаривать со своими детьми.
Вернемся к нам, женщинам.
Если девочка подвергалась моральному или, тем более, физическому насилию в семье, то, став женщиной, она не сможет распознать моральное насилие со стороны мужчины. То есть, другими словами, если девочка росла в семье, где морально-психологическое насилие было нормой жизни, то, став взрослой женщиной, она будет воспринимать морально-психологическое давление или насилие как норму.
То есть, красная лампочка тревоги не загорится, когда ее друг или жених толкнет ее, крикнет на нее, ударит…
Многие женщины находят оправдание таким поступкам в том, что мужчина был зол, устал, напился и ничего не помнит. Ерунда. Ничто не оправдывает мужчину или женщину, когда они бьют ребенка или орут на своего партнера по браку.
Однажды мой двадцатилетний сын поспорил о чем-то с моей пятилетней дочкой и дал ей щелчка.
Видели бы вы, какая это была трагедия! Она рыдала горючими слезами, потому что «братик ее набил».
А братик сказал:
– Мама, что ты над ней трясешься? Подумаешь, щелбана получила! В жизни еще и не то придется получать…
– Если ты ей будешь давать щелбанов достаточно часто, она рано или поздно к ним привыкнет, потом она встретит молодого человека, который сначала даст ей щелбана, потом пощечину, потом стукнет кулаком в глаз, потом…
– Ой, ну ты скажешь, неужели из-за одного щелбана у нее вся жизнь пойдет наперекосяк…
Что тут возразишь? Может, и не пойдет, но за первым щелбаном может последовать второй, потом третий…
По крайней мере, сейчас моя дочь понимает, что щелбан – это что-то ужасное, ненормальное.
Я постараюсь сделать все, чтобы это и оставалось для нее ненормальным, тогда, может быть, она не захочет связать свою жизнь с человеком, который «дает ей щелбаны».
Почему судьба наказываем нас?
Да, почему и за что судьба наказывает нас?
На самом деле судьбу делаем мы сами.
Это мы выбираем себе мужа и живем с ним хорошо или маемся всю оставшуюся жизнь, это мы воспитываем своих детей так или иначе, а потом наши дети приносят нам радость или заставляют краснеть, это мы едим те или иные продукты и засоряем ими свой организм. Это мы выбираем себе работу по призванию или по необходимости… Конечно, мы сами.
Что ответить женщинам, которые спросят:
– В чем моя вина, если мой муж бросил меня с двумя детьми?
– В чем моя вина, если мой муж пропивает свою зарплату, да еще ворует из дома?
Я бы ответила так:
– Почему ты родила двух детей человеку безнравственному? Никогда не поверю, что до рождения детей ты не видела в нем никаких пороков, никаких признаков непорядочности. И почему ты продолжаешь жить с человеком, который пропивает свою зарплату и часть твоей?
Одна из коллег моей мамы регулярно приходила на работу с синяками на лице, руках и других частях тела.
О ее побоях, о том, что Вага избивает Люду, знали, кажется, все, шушукались и обсуждали на каждом углу. Но никто и никогда не спросил ее, как она дальше думает жить с Ваней. Я слышала много раз фразы типа «в чужой монастырь со своим уставом не ходят», «милые бранятся – только тешатся», «между двух соваться – третьему попадет».
Однажды Люда не пришла на работу совсем, а в коридорах зашушукались, что Ваня Люду порезал, и она в реанимации.
Люда вышла на работу через 2 месяца, худая, бледная, но счастливая. Все эти 2 месяца Ваня носил ее на руках, ухаживал за ней, вымаливая прощение за «неприятность».
Угадайте, сколько времени прошло до очередного синяка? Два месяца. Наивная Люда поверила в сто первый раз, что Ваня исправился, встал на путь добродетели, что он никогда-никогда больше не ударит ее.
Наверное, когда Ваня говорил ей об этом, он и сам верил, что никогда-никогда.
Я знала родителей Люды. Отец, маленький пьянчужка с обезьяньим выражением лица, всю жизнь бил ее мать. Мать же, согнутая в три погибели, бесшумная, как тень, вечно таскалась с авоськами то в хлебный, то в молочный, разговаривала сама с собой, не замечая, что в свои сорок выглядела на семьдесят.
Люда, наверное, привыкла, что отец бьет мать, а мать разговаривает сама с собой, и ничего не меняется.
Когда я еще училась в школе, часто засматривалась на девочку из соседнего подъезда. Девочка эта была удивительно красива, миниатюрна, грациозна.
Рядом с ней всегда находился ее мальчик. Он нависал над ней, как туча, и лицо ее гасло, когда они
