тогда-то, – он преднамеренно добавил это «-то», – я выучил, что говорят «отойти ко сну». Хотя нет. Сначала я узнал про «как оно?».
– Наверное, дико трудно научиться быть техасцем.
– Именно, что «дико» трудно. Как раз это было где-то там.
– ... – то.
– ... – то. Потом была фраза «щас я расскажу вам...» и, конечно же, «ихний», «милочка» и «клянусь Богом», и...
– Ну и ну!
– Точно. И «старичок», и...
Оправляя на себе свитер, Марго предупредила его:
– Ты так привык к здешнему говору, что никогда не сойдешь за своего в Огайо, когда вернешься.
– Ох уж мне этот говор.
– Молчал бы лучше.
– Конечно, так я к нему не привыкну.
Марго кивнула.
– Ты, кажется, не совсем выспалась. Сахару?
– Дай-ка кофе.
– Скажи «пожалуйста». Я нес его через все эти старые, скрипучие ступеньки с самого низа.
– На том свете тебе это зачтется.
– Детка, не чересчур ли ты стала болтливой?
Тут Марго не выдержала и расхохоталась.
Кофе был отличный. Джон помог ей устроиться поудобнее, подложив под спину подушки, а сам уселся рядышком. Марго знала, что сейчас он думает отнюдь не о святых угодниках: его зрачки сузились, отчего глаза казались бездонными, а губы напряженно боролись с прыгающей на них улыбкой.
Она перестала думать о нем, наслаждаясь горячим, ароматным кофе. Пусть без сахара и сливок, думала Марго, кофе все равно превосходный! Она не стала намекать Джону, чего в кофе ей не достает, ведь тогда он пойдет за этим, а ей не хотелось, чтобы он уходил.
Периодически она поднимала глаза от чашки и смотрела на Джона; тот по-прежнему, не отрываясь, наблюдал за ней.
Он сказал ей:
– Ты чудо. Знаешь это? Мне никогда не доводилось вот так спать с женщиной. Это изумительно.
– Почему же ты ушел?
Прежде чем ответить, он шумно вздохнул, задумавшись, и только потом стал объяснять:
– Если кто-то один попадает в переделку, гонг звучит один раз, и все, кто может, идут его спасать. После одного удара можешь еще раздумывать, идти или нет. Если же бьет больше, собираются все. Этой ночью был один удар гонга, нужно было идти спасать застрявшего в снегу быка. Иначе он отморозил бы свои... копыта.
– Спасение застрявших быков – часть твоей работы?
– Моя работа – следить за Лемоном, иначе мы все лишимся работы. Этот кретин не понимает, что смертен.
Конечно, догадалась Марго, причина не в этом. Просто Джон до безумия ответственный и, если взял обязательство беречь деньги Лемона, считает себя обязанным охранять самого Лемона.
– Буря кончилась, – показала она рукой на окно.
Ему не нужно было смотреть, он и так знал.
– На улице холодно. Идет снег. Хочешь пойти размяться?
– Да!
– Отлично. Я притащил для тебя сэндвич. – Он залез в карман и извлек оттуда огромный сверток.
Развернув сперва полотняную салфетку, а потом бумажную, Марго обнаружила внутри большой сэндвич из домашнего хлеба с ветчиной и яичницей.
Он был несколько неуклюже приготовлен, но все же ВЕЛИКОЛЕПЕН!
Джон сидел и смотрел, как Марго поедала сэндвич, облизываясь и мыча от удовольствия. Засмеявшись, он заметил:
– Ты, наверное, такая же, когда занимаешься любовью?
– Понятия не имею.
– Выясним.
Марго посмотрела на Джона теми самыми глазами-блюдцами.
– Что, не терпится? Терпи-терпи. Я соблазняю тебя по всем правилам.
