– Только не в этом. Ты ведь спросил, что я думаю о тебе.
– А если бы ты считала меня никчемным?
– Тогда ты не стал бы меня спрашивать. Ты сам это знаешь. Просто кто-то поколебал твое мнение о себе и этим сбил тебя с толку. Но то, что ты думаешь о себе, правильно. И к другим ты относишься как к самому себе. И, главное, ты многосторонний человек. А тот, кто сказал тебе обратное, – наоборот, пустой и испорченный слепец, смотрящий на мир в кривое зеркало.
– Ты говоришь о Люсии?
– Почему обязательно о ней? Так это она?
– Просто – интересно, тобой руководит ревность или что-то еще?
Марго стало смешно.
– Да наплевать мне на старушку Пассию. Мои сестры знают ее уже давно, она старше тебя на несколько лет и ушла, прельстившись рыбкой покрупнее. Кем? Возможно, его еще нужно предупредить.
– Кажется, ты была права, когда предположила, что это Лемон.
– Да, но она настырная. И когда Лемон отвернется от нее – а он это сделает, – она поймет, что ты далеко не самое худшее. Тогда она попытается тебя вернуть.
– Почему ты так решила?
– До нее дойдет наконец, что твоя самооценка верна.
– Ты потакаешь, моему самолюбию?
– Как раз этого тебе не хватает.
– А тебе?
– Мне этого не нужно.
– То же самое говорили Сэлти с Фелисией. Но они мои родители, а родителям приходится много чего такого говорить.
– Да нет же. Родители говорят правду, но говорят ее осторожно. И вместо того, чтобы сказать: карабкайтесь, дети, на гору, у которой нет вершины и которая не стоит того, чтобы на нее лезли, – они говорят: постройте какую-нибудь плотину и вычистите реку.
– Откуда ты взяла эту чепуху?
– У меня перед глазами очень долго маячил пример моих недалеких, вечно куда-то спешащих, безнадежно отставших от жизни родителей, которые – что невыносимо – всегда оказывались правы.
– Подожди, вот ты увидишь Сэлти и Фелисию. Ты поедешь со мной на свадьбу к Твидам?
– С удовольствием.
– Тебе придется смириться: мои будут считать, что я положил глаз на тебя.
– В каком смысле?
Он очень мягко сказал:
– В смысле моих самых серьезных намерений в отношении тебя.
– Ну, пока еще до этого далеко.
– А ты мне скажешь, когда будет можно начинать?
– Ты сам поймешь.
– Марго...
– Я тебе скажу, когда ты можешь сказать мне.
– Ты всегда будешь такой до смешного умной?
– Нет, просто сейчас такая полоса.
Джон отвернулся, сосредотачиваясь, потом снова посмотрел на Марго и сказал:
– Ну, уж с этим-то я справлюсь.
– Это как раз тема всего нашего разговора – ты можешь справиться со всем, с чем захочешь.
– Нет, – произнес Джон серьезно, – кое-что не в моих силах.
– Ты не любишь убеждать людей в обратном, если они слишком высокого мнения о себе, потому что сам уязвим.
Продолжая обнимать Марго, Джон долго смотрел куда-то в темноту. Теперь Марго поняла, что он имел в виду, когда говорил, что она оставила его, хотя продолжала быть рядом. Он сам, не выпуская из рук, оставил ее. Марго взглянула Джону в лицо, стараясь понять, что так могло отвлечь его.
Джон моргнул. Потом наклонил голову, и Марго показалось, что его глаза блестят в густой тени, отбрасываемой его ковбойской шляпой.
– Я не хочу выпускать тебя из рук до конца жизни, – прошептал он.
– Первые шестьдесят лет это будет смотреться странно.
Джон улыбнулся.
