– Я тоже вела себя глупо. – Маша придвинула к себе салат. – Сейчас ни за что не стала бы никого слушать. Сделала бы по-своему, и все.
– Ты… жалела о том, что отказала мне тогда?
– Миллион раз, – искренне и вместе с тем совершенно бесстрастно ответила девушка. – Что скрывать, я тебя очень любила. Видишь, все приходит с опытом, сейчас я знаю, что нельзя топтать свою жизнь в угоду даже самым родным людям. Может, то, что я принимала за их сопротивление, было просто инстинктом… Их способом сказать мне, что они меня любят, переживают. А я испугалась и все поняла буквально. Понимать-то я все теперь понимаю, да применить это понимание негде.
– Ты говоришь так, будто нам по семьдесят лет, и все навеки кончено! – возмутился Павел.
– Нет, не в возрасте дело. – Машу терзала смутная мысль, не дающая ей покоя с того самого момента, как она вновь увидела своего прежнего парня. Она положила вилку и смотрела в пространство остановившимся взглядом, словно пыталась отыскать в темном углу зала подсказку на свой вопрос. – Я поняла кое-что не очень приятное. В сущности, юности у меня не было, в том смысле, в каком это полагается понимать. Вечеринки, веселые компании, жизнь для себя, для удовольствия, и никаких угрызений совести, никаких обязательств. Ко мне сразу относились, как к взрослой, потому что я с четырнадцати лет зарабатывала деньги. Тебя я потеряла, а ты был единственным, что доставляло мне тогда радость. Теперь, когда мы вроде бы можем быть вместе, ты стал другим. Очень взрослым. Солидным… То, прежнее, ушло навсегда. И если я буду с тобой, я одним прыжком перемахну в мир взрослых, зрелых людей, а я… не спешу туда. У меня остался незакрытый счет… – И зажмурившись, Маша отчаянно помотала головой: – Не знаю, удалось мне что-то объяснить…
– Я все понял. – Павел снова надел очки и разом подтянулся, сделавшись строже и уверенней. – Но мне кажется, ты усложняешь. Просто ты творческая личность и всегда была слишком впечатлительная. За это я тебя и любил!
– Вот видишь! – Девушка обличительно ткнула в него пальцем: – Любил! Сам сказал!
– Не цепляйся к словам!
Маша замахала на него руками:
– Все, тема закрыта! Сейчас поссоримся! Расскажи лучше о своей работе.
– Тебе будет скучно, – мужчина взглянул на часы, – да и некогда уже, не успеем пообедать. Что они копаются? Лучше ты что-нибудь о себе быстренько расскажи. Про кукол я все понял.
Девушка уклончиво улыбнулась. Подошедшая с подносом официантка оказалась очень кстати. Пока она собирала опустевшие тарелки, подавала жаркое – очень жирные свиные рулеты, которые Маша сразу решила не есть, – просьба Павла сама собой забылась. Он взялся за еду, девушка пошевелила вилкой разварную фасоль и отодвинула тарелку:
– Кажется, я наелась. Если ты не очень считаешься с церемониями, можешь съесть мою порцию.
– Сразу понятно, что я тебе безразличен, – не то в шутку, не то всерьез проговорил Павел, отправляя в рот большой кусок хлеба. И с трудом добавил: – Хочешь окончательно испортить мне фигуру!
– А ты мечтаешь о жене, которая будет выписывать для тебя диеты из журналов? – сощурилась Маша. – Нет, это точно не я. У меня все было бы проще. Я не стала бы ничего готовить.
– А чем бы мы питались? – подхватил шутку мужчина.
– Неподалеку от моего дома есть ларек с очень вкусными курами-гриль. Я там постоянный клиент. Ну, может, бутерброды бы еще иногда делала.
– В принципе что ж… – протянул Павел, словно в самом деле обдумывая ее слова. – Совсем неплохо. Я бы смог так жить.
– А у меня вечный беспорядок, – предупредила Маша. – И куча пыли, и везде старые журналы, из-за которых уже повернуться негде.
– Это, конечно, нехорошо, – упрекнул он ее. – Но знаешь, я так редко бываю дома, что мне неважно, порядок там или бардак. И потом, журналы ты бы, наверное, оставила после свадьбы у мамы?
– Мама умерла, – отрывисто, сразу помрачнев, ответила девушка.
Павел мгновенно перестал есть и уставился на нее оторопевшим, стеклянным взглядом. В его маленьких глазах навыкате появилось что-то рыбье.
– Как это? – глупо спросил он и тут же поправился: – Когда?
– Неделю назад.
– Господи помилуй! – Он перекрестился, и это тоже было новостью. Прежний Паша не был религиозен, и если у него на шее появлялся крест, то это было модное украшение, купленное отнюдь не в церковной лавке. – Она же была еще не… Сколько ей было лет?
– Всего пятьдесят два, – все так же отрывисто, делая над собой усилие при каждой фразе, ответила девушка. Ей казалось, что в зале резко потемнело, и теперь она не верила, что минуту назад могла флиртовать и улыбаться. – Рак поджелудочной железы. Пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем.
Мужчина поднялся со своего места и пересел на диванчик, рядом с Машей. Он обнял ее за плечи и притянул к себе. Она порывисто высвободилась:
– Не надо, не трогай.
– Извини, я… – Он поднял руки, будто задержанный преступник, который демонстрирует отсутствие оружия. – Это было от всего сердца. Я соболезную и хотел… Но у меня даже мысли такой не возникло, ты так улыбалась…
– Я пытаюсь научиться этому снова, – оборвала его девушка. – По-твоему, рановато?
– Я лучше ничего не буду говорить, – подавленно проронил Павел. – Что бы я ни сказал, тебе не нравится, находишь какой-то второй смысл…
– Доедай свои рулеты, и пойдем отсюда.
Маша упорно избегала встречаться с ним взглядом. Ее задело замечание насчет улыбки. «Вот-вот, началось то самое – ‘‘что люди скажут?’’ Завела роман, влюбилась, потихоньку радуюсь жизни, а после похорон всего неделя прошла. И что мне делать? Порушить все, отменить кому-то в угоду? Чтобы никто не удивлялся?»
– Прости, я зря на тебя сорвалась. – Она следила за тем, как Павел вернулся на свое место и принужденно взял вилку. – Наверное, на себя злюсь, потому что неправильно себя веду. Конечно, улыбаться я не должна. Но и самосожжения устраивать тоже не собираюсь. Никому это не нужно.
Последовала тяжелая пауза, в которой было отчетливо слышно, как мужчина работал челюстями. Этого звука не могла заглушить монотонная блюзовая мелодия, тянущаяся фоном во время всего обеда из динамиков, развешанных под потолком большого зала. Наконец Павел покончил со своей порцией и вытер салфеткой масляные губы:
– Честно говоря, еда не в радость, когда на тебя смотрят таким вот взглядом. Я чуть не подавился.
– Прости, я сейчас плохо справляюсь со своим настроением, – отозвалась Маша, отнюдь не испытывая угрызений совести. Жующий Павел раздражал ее настолько, что девушка окончательно поняла – ни о каких нежных чувствах говорить больше не стоит. «Любимому прощаешь все – глупые фразы, грязные ботинки, отсутствие денег или здравого смысла. Он – просто часть тебя, а ведь себе все прощаешь. Другое дело, если перед тобой чужой человек, тогда… Мне все время хотелось вырвать у него вилку и сказать, что он ест, как животное. Не ест, а жрет!» Ей вспомнился вчерашний поход в ресторан, поведение Ильи за столом, его нелепая манера держать вилку – в кулаке, будто палку или совок. «Меня это забавляло, и, Господи помилуй, мне бы и в голову не пришло его за это упрекать!»
– А у меня предложение. – Павел привстал на стуле, выглядывая в глубине зала, у барной стойки, официантку. – Давай выпьем за встречу? Я оставлю тут машину до вечера, возьму такси и тебя домой отвезу.
– Мне не хочется, – попробовала отказать– ся Маша, но он уже делал заказ подоспевшей девушке.
Когда официантка удалилась, Павел взглянул на бывшую возлюбленную таким умоляющим взглядом, что ей неожиданно сделалось его жалко. «В самом деле, в этом я могу уступить. И так уже отказала ему по всем статьям». Она принужденно улыбнулась:
– Хорошо, но если ты думаешь, что после шампанского я стану сговорчивей…
– У меня все время такое ощущение, что ты держишь оборону, – перебил ее Павел. – Не надо, расслабься. Я просто хочу, чтобы мы посидели и посмеялись, как раньше бывало. Я уже понял, что больше
