Если труп ее матери нашли? Ну, что ты так побелела! – Фатиха говорила резко, сердито, очень по-деловому, видимо, чтобы привести в чувство Лену. А та едва стояла на ногах – ей вдруг стало так страшно, что колени подгибались и дрожали. – Жалко, что они далеко от центра живут, можно было бы сказать, что ходили по магазинам и зашли кофе выпить. А так… Не знаю, что и сказать… Прежде всего позвоню. Если там Зияд, я туда не сунусь.
Они минут десять искали телефон-автомат, Фатиха звонила, что-то говорила по-арабски – весело и беспечно, очень громко. Лена стояла рядом, пыталась по ее лицу понять, о чем идет речь. Но Фатиха так замечатально играла, изображая беззаботность, что даже на лице ничего не отражалось. Наконец повесила трубку:
– Немножко повезло. Зияда нет дома.
– А про девочку она ничего не сказала?
– Так она и скажет! – Фатиха передернула плечами. – Надо еще ухитриться ее увидеть. И предупреждаю – не подавай вида, что узнала ее!
– Это глупо… – пробормотала Лена. – Я жила у Инны несколько дней, нянчилась с девочкой, никто не поверит, что я видела девочку и не узнала.
– Она ее спрячет. А я тебе покажу, постараюсь. Твое дело сказать мне потом – эта или нет? Пойдем!
Уже подходя к подъезду, Фатиха предупредила:
– Мы с тобой ездили по магазинам, устали, я стерла ногу. И вот заехали к Саиде отдохнуть и заклеить пластырем мозоль. Поняла?
– А какие магазины? И почему поехали к Саиде за пластырем? Это глупо!
– Какие тут магазины поблизости? Знаешь какие-нибудь?
– Только ВДНХ, там продаются разные шмотки, но это не близко отсюда. Две станции на метро.
– Сойдет ВДНХ. Так и скажем.
Они поднялись на лифте, Фатиха позвонила в обитую красноватой кожей дверь. Им открыла высокая полная женщина – мучнисто-бледная, одетая в просторное длинное белое платье. Тихо поздоровалась с Фатихой, посмотрела на Лену то ли вопросительно, то ли испуганно. Фатиха не представила их друг другу, защебетала по-арабски, женщина провела их в комнату, усадила в кресла, ушла на кухню. Вскоре оттуда послышался запах крепкого кофе.
– Почти не говорит по-русски, – шепотом пояснила Фатиха. – Вообще, запуганная, мужа боится, всего боится. В Москве уже восьмой год, а ходит только в магазин за покупками.
– Где же Оксана?
– У нее сын, наверное, вместе сидят в другой комнате. У них три комнаты. Еще спальня и детская.
Вошла Саида с подносом, предложила кофе, печенье, присела поодаль, молча посмотрела на Лену. Взгляд был, как у забитого животного, которое уже никому не доверяет, всего боится, и не умеет себя защитить. Фатиха болтала, достала из сумки сигареты, закурила сама, дала сигарету Лене. Хозяйка робко смотрела на бойкую соотечественницу. За все это время она и пяти слов не сказала. Видно было, что все ее мысли об одном – как бы гости скорее ушли. Не пригласить их было невежливо, пригласить – опасно.
Фатиха вдруг обернулась к двери. Лена еще раз убедилась, какой тонкий слух у подруги – только секунд через двадцать она сама различила какой-то шорох в коридоре. Сердце у нее забилось, она сразу подумала об Оксане. Но в комнату вошел мальчик лет шести – полный, черненький. Он капризно надул губы и сразу стал что-то требовать у матери. Та привлекла ребенка к себе, усадила рядом, дала печенья, гладила его кудри, целовала в макушку. Видно было, что мать на побегушках у маленького деспота – тот отводил голову, уклоняясь от ласк, крошил печенье ей на платье, что-то болтал, с любопытством рассматривая гостей. «Попробовал бы Сашка так себя вести… – подумала Лена. – Получил бы шлепка. Какая она забитая!» Отсутствие Оксаны начинало тревожить. Если дети играли вместе, то вместе они и должны были прийти. Но в квартире было так тихо… Не верилось, что где-то здесь есть еще и полуторогодовалый ребенок.
Фатиха нагнулась, указала на свою правую ногу, что-то сказала. «Врет, что стерла, просит пластырь…» – поняла Лена. Хозяйка встала, открыла дверцу в «стенке», принялась копаться. Фатиха быстро мигнула Лене. Та поняла это как сигнал к действию. «Она их задержит!» И встала, не торопясь, вышла из комнаты. В коридоре растерялась. Две двери, обе прикрыты. Возле одной на полу валялся яркий надувной мячик. «Детская… – догадалась она. – Оксана должна быть там!» Быстро приоткрыла дверь, осторожно просунула голову. Она боялась, что когда девочка увидит ее, узнает – закричит, выдаст… Но напрасно боялась – в комнате никого не было. Игрушки, новенький детский гарнитур, игровой компьютер. Ничто не выдавало присутствия девочки – ни ленточка, ни забытое где-то платьице. Она прикрыла дверь и отворила другую. Здесь была спальня. Она увидела широкую кровать, застланную пестрым покрывалом, открытый балкон, зеркало, шкаф… И тоже никого. Просунулась в дверь подальше и только тут обнаружила у боковой стены детский манеж – такой, в котором держат совсем маленьких детей. В манеже лежала Оксана.
Лена больше не думала об опасности. Какое-то странное чувство, похожее на опьянение, транс, восторг, приподняло ее и повело к манежу. Она склонилась над ребенком. Оксана спала – так крепко, что даже ресницы не дрожали и дыхания не было слышно. Щеки у нее впали, личико было бледное, как будто усталое, под глазами ясно виднелись голубоватые тени. Спала она в платьице – не очень чистом, помятом, на ногах были сползшие носочки. Белокурые вьющиеся волосы рассыпались по подушке, одну длинную прядь девочка сжимала в кулачке. Не думая о том, что делает, Лена протянула руки и схватила ребенка. Прижала к себе, дико оглянулась по сторонам. Мыслей не было, был один порыв – бежать! Если бы кто-то сейчас встал на ее пути, она прокусила бы этому человеку горло. Она уже сделала шаг к двери, но что-то ее встревожило. Девочка спала слишком крепко, она даже не заворочалась у нее на руках. Лена вгляделась в ее личико, прислушалась к дыханию. Дышала Оксана тоже как-то странно – очень редко, тихо, совсем неслышно. И эти недетские тени под глазами, это осунувшееся лицо!
– Ты что?! – услышала она сиплый шепот и чуть не выронила ребенка. Фатиха вбежала в комнату, вырвала девочку, положила ее обратно в манеж и буквально вытащила Лену в коридор. Не отпуская ее руки, заглянула в комнату, где сидела Саида с сыном, что-то быстро проговорила, заставила Лену обуться, и они ушли.
Только на улице, отойдя от дома, Фатиха разжала руку, отпустила пальцы Лены.
– Ну что ты? – с состраданием проговорила Фатиха. – Пойдем! Надо платье купить для отвода глаз!
– Не пойду, – Лена смотрела на нее отсутствующим взглядом. – Что с ребенком?
– Это она?
– Почему она не проснулась? Как странно дышала… Фатиха, заберем ее! Саида отдаст, а не отдаст, отнимем! Они же ее убьют! Ну не будь зверем!
Фатиха кусала свои бескровные губы, потом быстро спросила:
– А твой сын?
Лена не отвечала.
– Твой собственный сын? – повторила та. – Хорошо, пойдем, заберем девочку. Я согласна. Мне все равно. Но ты мать! Подумай, что будет, если ты сбежишь с девочкой? Убьют твоего сына. Сразу убьют, и рассуждать не будут. Что молчишь? Пошли!
– Ты никогда не была матерью и никогда не будешь! – с ненавистью выпалила Лена. – Ты меня не поймешь!
Фатиха замерла, сощурилась, как от яркого солнца, и с минуту смотрела на нее. Потом пожала плечами, отвернулась, пошла прочь. Лена посмотрела на ее ссутуленные узкие плечи, которых никогда не касался любящий мужчина, и немедленно почувствовала раскаяние. «Мой глупый язык… – вяло подумала она. – Но что делать? Как уйти? Она же осталась там…»
Фатиха обернулась, безжизненным голосом спросила:
– Идешь?
Лена молча догнала ее. Уже в метро она повторила вопрос:
– Что с девочкой? Она ненормально выглядит.
– Они ее поят снотворным.
– Это вредно!
– Какая разница… – Фатиха не смотрела ей в глаза. – Ты сейчас опять скажешь, что я никогда не буду матерью, но придется тебе понять – совершенно все равно, что для нее вредно, а что нет. Они собираются
